Воскресший, или Полтора года в аду - Петухов Юрий Дмитриевич - Страница 11
- Предыдущая
- 11/41
- Следующая
От редакции. Вкратце напомним предысторию записок и их содержание (полностью первая часть «3аписок воскресшего» печаталась в нашей газете «Голос Вселенной» с продолжением в 1991 году). Свыше года до того, когда только еще готовился к выпуску первый номер «Голос Вселенной», в редакцию пришел странный посетитель: все его лицо и тело (посетитель демонстрировал кожные покровы) было покрыто ужасающими шрамами, ожогами, язвами, струпьями. Посетитель говорил еле слышным, сиплым голосом умирающего, предлагал к опубликованию мемуары, записанные в измятой тетради мелким корявым нервическим почерком… короче, производил впечатление человека с нездоровой психикой — бессвязность его речей, мольб, призывов, невероятный страх и отчаянье в полузалепленных бельмами глазах, трясущиеся руки с изгрызенными или вырванными наполовину ногтями, мутные слезы, текущие по изуродованным щекам — все производило гнетущее впечатление. Когда же посетитель в бессилии утирая обильную испарину, снял свою замызганную старую кепку, присутствовавшим стало совсем не по себе — багровый набухший шрам пересекал его голый череп от затылка до лба (такого шрама просто не могло быть у живого человека!). Этот шрам и оказался веским аргументом, заставившим редакцию обратиться к экспертам и вообще — всерьез отнестись к посетителю и его запискам. Мы столкнулись с небывалым, экстраординарным явлением (так редакция оценивала ситуацию в те дни и месяцы, сейчас уже абсолютно ясно, что среди нас множество вернувшихся ОТТУДА). Недоверие к воспоминаниям посетителя таяли все более и более по мере изучения его записей, проработке их на детекторах и анализаторах, и главное, изучения самого автора, панически боявшегося официальной медицины и судебно-правовых органов. В результате проведенных обобщенных работ удалось установить, что наш посетитель действительно был убит топором около двух лет назад (часть экспертов считает, что не ранее семи месяцев с момента появления — окончательная дата не установлена). Причем нанесенный ему удар был чудовищной силы и буквально расколол череп на две половины. После этого удара тело еще долго били, пинали ногами… И тем не менее факт заживления смертельных ран был, что называется, налицо! Специалисты самых различных областей были ознакомлены с записками — мнения их разошлись, и все же от объективной реальности невозможно было отвернуться — наш посетитель был покойником, длительное время пребывавшем в загробном мире и невероятным образом воскресшим! В течение года, получал обильную почту и имея непосредственные встречи с другими посетителями, откликнувшимися на записки, мы имели возможность убедиться, что самым серьезным и практически единственным препятствием многих и многих оживших покойников засвидетельствовать свое аномальное состояние, был страх перед властями, страх преследования, помещения в психиатрические лечебницы, в научные центры для изучения феномена воскресения из мертвых — причем страх этот носит всеобщий характер, ни одного из посетителей нам не удалось заставать пройти полный курс обследования в госмедучреждениях, более того, все несчастные в один голос утверждали, ЧТО их собратья по несчастью, рискнувшие обратиться за помощью и лечением в соответствующие учреждения, пропали бесследно — по всей видимости, участь их была трагически страшной. Когда мы заинтересовались, что публиковалось в нашей и зарубежной печати на данную тему, то выяснилось — редкие путаные публикации всегда носили отрывочный характер и никогда не имели продолжений (кто-то их вовремя и умело пресекал), и авторы, отваживавшиеся на поиск истины, как правило надолго, если не насовсем, пропадали со страниц газет после первых статей. Одновременно тиражировалось множество измышлений и намеренной фальсификации, вплоть до умышленной дезинформации о реалиях потустороннего бытия — опять чувствовалась чья-то умелая направляющая рука. Создавалось впечатление, что всем руководят из одного центра, что какому-то всевластному органу (аппарату, учреждению, мафиозному объединению…) чрезвычайно важно утаить правду и сбить со следа тех, кто пытается прояснить вопрос… Мы не будем вдаваться в подробности и проводить следствие, кто это такой (тем более теперь, когда ни у одного здравомыслящего человека нет и тени сомнений в том, что миром управляют тайные объединенные спецслужбы, а всевозможные ЦРУ, КГБ, ФБР и пр. — это всего лишь надводные части гигантского, скрывающего в океане мути айсберга). Наша редакция не берется тягаться с властелинами мира сего, наша цель скромнее и проще — изучение человека, побывавшего ТАМ. Сейчас вновь временно запрет на публикацию снят, и потому мы практически без сокращений (с самыми незначительными купюрами, которые могут навести на след разыскиваемого воскресшего или же расдислоцировать люки-пуповины «земля — преисподняя» продолжаем печатать записки. Итак, зверски убитый преступник-садист, изощренно зарезавший, по его признанию, множество женщин и совершивший помимо того целую цепь нераскрытых преступлений, очнулся в гробу, в собственной могиле. Через некоторое время он ощутил способность к передвижению под землей, но путь наверх ему был закрыт. Червеобразный земляной ангел тщательно спеленав покойника липками нитями, погрузился вместе с ним в преисподнюю (все злоключения подробно описаны в записках). Адские неизмеряемые человеческими мерками мучения пришлось пережить автору записок. И самым необъяснимым по его мнению, было то, что как бы ни терзали, как бы ни умерщвляли его плоть, она была неистребима и бессмертна, она была столько же чувствительна к новым мукам, как прежде — он прошел через несколько кругов ада, но бесконечные пытки не кончались, причем то его терзали, то он сам получал вдруг необъяснимую власть, превращался в дьяволочеловека и начинал терзать других, жертвы его являлись к нему и убивали его теми же способами, что он сам использовал, убивал их, но все делалось в стократ мучительнее, страшнее… мы не станем давать комментариев специалистов, а предложим слово самому воскресшему. Итак, мы оставили его на краю черной пропасти, залитого кровью и гноем, захлебывающего, вновь умирающего…
…И так меня прихватило, что задыхаясь, захлебываясь, выцарапывая собственные глаза ногтями, завопил неожиданно для самого себя:
— Господи! Господи! Спаси и прости!!! Господи!
И мне тут же напомнили, что забылся, что не к тому взываю, что не услышит меня Господь — будто раскаленный гвоздь вбили мне в темечко! Потом еще один! И еще!!! Какой-то гад захохотал так, что в ушах перепонки полопались, сердце сжало. А ведь молил я лишь об одном — смерти просил! Выпрашивал! Все бы отдал, только бы сдохнуть раз и навсегда! Так, чтоб тьма и пустота! Так, чтобы ничего не видеть, не слышать! Сдохнуть!!! Самое прекрасное, самое наилучшее — это смерть, вечный покой, небытие! Только там нет боли, страданий, только там! А гугнявый, ехидный шепоток мне в ухо шипел:
«Ты и так дохляк! Дохлее не бывает! Труп, твою мать! Полежал в гробу малость, передохнул, понежился, сволочь, а теперь покорчись, подергайся, покричи, подонок! Теперь тебе уже не сдохнуть. Все, попался!»
И только он последнее словечко прошипел в ухо, трясина надо мною разошлась, да так, что глаза пришлось зажмурить — не от света белого, а от огненной пляски, от мельтешения кровавого. Будто вихрем в водовороте все закружилось. А посреди, наверху — все та же стерва, зарезанная мною! Висит, паскудина, на цепях, скалится, кровавые пузыри пускает, а изо всех дыр, что я ей ножичком проковырял там, в Гаграх, на ночном пляже, сочится красная кровушка.
— Не мучь меня! Отпусти! — заорал я тогда. — Сколько ж мучиться можно?! Прости-и.
А она молчит и скалится. А потом рука вдруг вытянулась, будто не из кожи и костей, не из мяса, а из пластилина, и меня за горло! Сдавила так, что позвонки шейные хрустнули — и дерг! Вытянула из трясины. Медленно эдак поднесла она меня будто цыпленка какого к самому лицу, осклабилась жутко, прошипела чего-то… а сама другую руку из кольца цепного выпростала, пальцы скрючила. И начали у нее на пальцах вырастать когти — как бритвы! как ножи стальные! Я потом только сообразил, еле допер, что каждый ее коготок был точной копией того перышка, которым я ее, суку, щекотал на белом песочке в Гаграх. А она и не спешила, то сожмет руку, то разожмет, а когти-ножики клацают, звенят. Медленно-медленно поднесла она свою ручонку к животу моему, и еще медленнее начала давить. Пять ножей в брюхо мое вонзились! Заскрежетал я зубами от боли. Но знал уже — пощады не будет. И привиделось мне в багряном бредовом дурмане лицо — бледное, будто восковое, с русой бородой и усами, будто неживое лицо. Только глаза на нем горели двумя серыми бездонными огнищами. Священник вспомнился. Тот, что в мой последний денек на белом свете поглядел на меня в церквухе так, будто уже и не на живого глядел, а на покойника. От взгляда этого до того на душе стало пусто, что и боль откатилась куда-то далеко-далеко. И скрежет зубовный смолк — только сами осколки зубов изо рта посыпались. Глаза мои кровью заливает, пять ножей-когтей то в брюхо, то в грудь, то в бока впиваются… а перед взором сквозь марево жуткое два лица: убитой и попа. Эта гадина скалится, хохочет беззвучно, рожи корчит, изгиляется, плюет мне в лицо, а поп молчит себе и глядит, страшно глядит, отрешенно… Только покойнице вдруг меня ножами ширять прискучило, она другую себе забаву выдумала: принялась меня в кроваво-гнойном болоте топить — то пихнет в жижу с головой, так, что дрянь всякая в рот влазит, а из ушей выпирает, то вытащит, когда уже круги перед глазами черные. Но ведь знает, что не убить меня, не искалечить, знает, но мучит, издевается… Когда последний раз вытянула меня, опять взвыл о пощаде, голову вверх задрал — нету покойницы! Вместо нее страшенная всклокоченная птица щерится, крылами бьет. Глаза скосил — на горле то не рука вовсе, а когтистая птичья лапа. Этого еще не хватало! Какая-то безмозглая тварь в перьях — и та сильнее меня, и та сейчас терзать примется! Меня! Человека разумного!
- Предыдущая
- 11/41
- Следующая
