Тропами подводными - Папоров Юрий Николаевич - Страница 3

Говоря все это, Армандо накачивал автомобильную камеру.

— Ну, сразу всего не расскажешь.

Признаться, я был благодарен ему за то, что он наконец кончил свою лекцию, пусть очень интересную, но читаемую совсем не вовремя.

Медный диск солнца давно уже оторвался от горизонта, на голубом небе ни облачка. Море синим покрывалом с еле заметно колышущейся ажурной бахромой прибоя лежало у ног. Чуть поодаль от берега на фиолетовом фоне отчетливо проступали зеленые и голубые разводья. Мне не терпелось, и я стал натягивать ласты. Но Армандо сделал мне первое замечание:

— Понимаешь, Юра, поспешность охотнику нужна, лишь когда он направляется к месту охоты, преследует добычу или удирает от кредиторов. Ты торопишься, а ружье проверил?

Мой друг был прав. Только потом я убедился, сколь важно быть уверенным в безотказном действии подводного ружья. А тогда я, на глазах у Армандо, вынул из пакета магазинной упаковки совершенно новенькое венгерское ружье резинового боя и действительно не знал даже, как оно действует.

Чтобы сменить тему, — замечание Армандо мне было неприятно, — я в свою очередь спросил:

— Армандо, а что это за пятна на море?

— Сейчас разберемся с твоим ружьем и поплывем к ним. Голубые — это песчаные поляны, зеленые — коралловые рифы.

Когда мы уже готовы были войти в воду, Армандо остановил меня очередным вопросом:

— А маску ты обработал?

— Зачем и как?

— Дома можно было сырым картофелем или настойкой на табаке, глицерином. Но лучше всего… вот так. — И он поплевал на стекло с внутренней стороны маски.

— Для чего это, Армандо?

— Чтобы маска была чистой и не запотевала, чико.[2] В воде из шести твоих чувств, — Армандо улыбнулся, — природой тебе по-настоящему оставлено только первое. Осязание и слух почти никакой практической роли не играют. Поплюй и разотри пальцами по поверхности, а затем прополощи в морской воде. Но прежде давай присядем и выслушай еще несколько полезных советов.

Я тяжело вздохнул, но покорно присел и произнес:

— Извини, Армандо, я действительно, наверное, что-то не понимаю, но ведь я не новичок, не раз плавал и даже охотился в Черном море.

Он рассмеялся:

— Слушай внимательно. Прежде всего в воде меньше шуми. Ласты ни в коем случае не должны шлепать по поверхности. Для этого ноги слегка опусти в воду и работай ими не спеша. Шум разгоняет рыбу. Это первое. Второе — никогда не начинай выдоха, не убедившись, что трубка вышла из воды. Обещай, как только почувствуешь сегодня малейшую усталость, не стесняясь сообщить мне. В воде, ты должен это знать, расходуется гораздо больше энергии, чем на суше. Поэтому усталость приходит быстрей. Наибольшие усилия ныряльщик совершает в момент задержки дыхания, когда в организм не поступает кислород, столь необходимый для работы мышц и мозга — главное, мозга…

— Ну, Армандо, это уже урок физиологии… Потом, на обратном пути, ты мне это не можешь рассказать?

— …и, наконец, никакой паники, что бы ни случилось! Держись поблизости. Если постучу по ружью, знай: это сигнал — «Внимание!». Будь особенно осторожен. За риф заплывать сегодня не будем. Договорились? Ну, пошли…

Когда вода доходила нам уже по пояс, Армандо остановил меня очередным вопросом:

— Надеюсь, ты знаешь, что под водой все предметы кажутся на одну треть больше по размеру и на одну четверть ближе, чем они есть на самом деле?

Я этого, признаться, реально не представлял себе, но кивнул головой.

— Так что смотри, не промахнись и не бей молодь, — продолжил он. — Встретишь крупную рыбу, стреляй только в голову, в то место, где расположен мозг.

— Хорошо.

Однако Армандо почувствовал в этом моем «хорошо» достаточно неуверенности, чтобы разъяснить:

— Если рыба смотрит на тебя, мысленно соедини линией ее глаза. Это будет основанием равностороннего треугольника, в вершине которого и находится мозг. Если рыбу видишь с боку, линию основания треугольника проводи от глаза к верхнему концу жабр. Мозг опять будет находиться в верхней вершине.

Я толком не понял, но снова кивнул.

— С мантами, хвостоколами и муренами не связывайся. — И Армандо легонько хлопнул меня по плечу, стянул со своего лба на глаза маску, проверил положение трубки и подал мне знак ложиться в воду.

Спокойная гладь моря, безлюдный берег вокруг, голубые просторы неба — все это выглядело как на искусно выполненной панораме, где мы с Армандо были всего-навсего странными восковыми фигурами. Казалось, кругом не было жизни. Но стоило коснуться маской воды, как кто-то невидимой рукой передернул шторку, и вместо неживой панорамы перед глазами побежала диковинно красочная кинолента.

Мы поплыли. В разные стороны на обозримое расстояние тянулись заросли черепаховой травы. Удлиненные листики, очень похожие на листья молодого щавеля, лежали, плотно прикрывая дно, плавно покачивались, иногда торчали вверх плоскими прутиками, складывая различных оттенков футуристические узоры по зеленому ковру. На нем резвились всевозможных цветов и форм мальки-рыбешки, мальки-креветки, жучки и, мне показалось, даже бабочки. Но любоваться долго этой картиной не пришлось. Глубина быстро достигла роста человека и тогда со дна небольшой ямы навстречу нам выплыло черно-зеленое «блюдце». Оно плавало вертикально и было раскрашено желтыми узорами. У «блюдца» был маленький ротик, из тех, что мы называем «бантиком». Я поспешно стал заводить ружье с чувством, которое хорошо известно охотнику, готовящемуся сделать свой первый выстрел. Промелькнула мысль: «Армандо великодушно уступает мне», но тут же услышал звук, ставший с того момента мне близким, ибо в море, во время подводной охоты, нет ничего значительней, чем помощь друга.

Армандо стучал по натянутым резинам своего ружья. Он несколько раз, сложив пальцы вместе, поднес свободную левую руку ко рту и покачал головой. Я понял — несъедобно, и решил понаблюдать за Армандо, чтобы запомнить, как выглядят те рыбы, которые пригодны к столу.

До гряды кораллового рифа оставалось немного, глубина была метра три, когда Армандо резким движением подтянул ноги к животу, затем выбросил их над водой, голова его при этом пошла вперед, и он сам быстро, почти вертикально пошел ко дну. Достигнув его, он поплыл, лениво двигая ластами и слегка касаясь травы, в сторону небольшого нагромождения камней. Я никого не видел, а он вытянул руку с ружьем и осторожно огибал каменную гряду.

Стрела рванулась из ружья с металлическим звуком, и, вздымая со дна песок, на ней забилась первая добыча. Армандо поднялся на поверхность, сделал выдох и за шнур стал подтягивать оставленное им на дне ружье. Гарпун крепко сидел в теле рыбы-губана.

В этот наш первый выход на охоту автомобильная камера служила нам куканом. К ней было плотно приторочено брезентовое дно, подобие мешка, в который мы должны были складывать наши трофеи.

У кораллового рифа глаза мои буквально разбежались. Все, чем я так восхищался, смотря подводные фильмы Кусто, было теперь перед моими собственными глазами, и я не сидел в мягком кресле кинотеатра, а парил в свободном полете над чарующими своим разнообразием красотами, которые менялись перед глазами с калейдоскопической быстротой.

Я позабыл о ружье, об охоте и наслаждался вновь открывшимся мне миром.

К действительности меня возвратила шмыгнувшая прямо перед носом пара паломет. Они пришли из-за гребня рифа. Я выбрал ту, что была покрупнее, погнался за нею и поспешно выстрелил. Но если бы Армандо не пришел на помощь, моя первая добыча в богатом тропическом море непременно сорвалась бы со стрелы и ушла. Гарпун пришелся под самый спинной плавник.

Отправив паломету в мешок, Армандо выплюнул изо рта загубник и сказал:

— Особенно будь внимательным, когда снимаешь рыбу со стрелы. Прежде обязательно оглянись.

Конечно же, мне было невдомек, кто это в безлюдном море попытается отобрать у меня мою добычу. Однако в том, сколь своевременно Армандо дал этот совет, я убедился не более чем минут через двадцать. Мне было известно, что запах крови и биение раненой рыбы издали, по меньшей мере в радиусе километра, привлекают внимание таких хищников, как акула и барракуда. Но это все было в теории.