Серебряное крыло - Оппель Кеннет - Страница 1

• 1/39
• Следующая

Скользя над берегом ручья, Шейд услышал, как жук пробует крылья, собираясь взлететь. Шейд был почти невидим на фоне ночного неба, лишь серебристые полоски на густой шерсти тускло мерцали в лунном свете. Он видел жука не глазами. Его локатор издавал очень высокие, не слышные другим существам звуки и ловил их отражения. Сам Шейд называл это эхозрением.

Жук уже взлетел и теперь был похож на гудящий вихрь. Шейд прекрасно «видел» его ушами. Он спикировал вниз и, резко затормозив, ударом хвоста швырнул жука на свое левое крыло и тут же отправил его прямо в открытый рот. Взмыв вверх, он разгрыз твердую оболочку, смакуя нежное мясо. Несколько секунд, и с жуком было покончено. Очень вкусно. Жук был едва ли не лучшей пищей в лесу. Вот комары не особенно вкусные, но зато их много и ловить их легко. Сегодня ночью он уже съел штук шестьсот или около того. Комары такие медлительные и неуклюжие, что можно просто держать рот открытым и ждать, когда они сами залетят в него.

Шейд снова начал обшаривать пространство локатором, выискивая насекомых. Он был уже сыт, но знал, что должен съесть еще больше. Мама твердила чуть ли не каждую ночь, что он должен стать толстым, потому как скоро наступит зима. Шейд скорчил мордочку, схватил очередного зазевавшегося жучка и проглотил его. Скорее бы стать толстым! Ведь ему предстоит долгое и трудное путешествие на юг, к Ги-беркулануму, где вся колония проведет зиму.

Он слышал, как в лесу, в сумраке свежей осенней ночи, охотятся другие сереброкрылы. Шейд с наслаждением вытянул крылья, мечтая о том, чтобы они стали длиннее и сильнее. На мгновение он закрыл глаза и словно поплыл по воздуху, ощущая, как ветерок ласково овевает шерстку на животе.

Вдруг он навострил уши. Это шелест крыльев большой бабочки-медведицы! Шейд развернулся, отыскивая добычу. Если ему удастся поймать ее — а каждому известно, как это трудно, — будет о чем рассказать в Древесном Приюте!

Вон она порхает, неуклюже покачиваясь. Шейд был уже почти над бабочкой, и, возможно, поймать ее окажется не так уж трудно. Он засек бабочку локатором, вытянул крылья и приготовился к броску. Внезапно лавина звуков разорвала четкое «изображение», и вокруг он «увидел» не одну, а целую дюжину бабочек.

Шейд растерянно моргнул. Бабочка порхала прямо перед ним. Как же ей удалось умножить и смешать отражения? Используй глаза, только глаза, сказал он себе. Он сильнее замахал крыльями и выпустил когти. Затем, резко затормозив, отпрянул назад, нацелился хвостом на добычу, как вдруг… Бабочка сложила крылья и исчезла.

Шейд слишком разогнался и не смог остановиться. Хвост сильно занесло вправо, и Шейд перекувырнулся через голову. Несколько секунд он цеплялся когтями за воздух, пока наконец не выровнял полет. Ошеломленный, он оглянулся в поисках бабочки.

Она снова безмятежно порхала над ним.

— Не уйдешь!

Шейд забил крыльями и круто взмыл вверх, чтобы схватить бабочку. И вдруг перед ним мелькнула другая летучая мышь и выхватила добычу прямо у него из-под носа.

— Эй! — закричал Шейд. — Она моя!

— Была твоя, — ответила летучая мышь, и Шейд сразу узнал голос. Чинук. Детеныш из их колонии.

— Я почти поймал ее, — настаивал Шейд.

— «Почти» не считается.

Чинук энергично жевал, крылья бабочки торчали у него изо рта.

— Невероятно вкусно, между прочим. — Он вызывающе причмокнул. — Ладно, может, когда-нибудь и тебе повезет. Недомерок.

Шейд услышал хохот и понял, что смеются зрители — детеныши, слетевшие вниз и расположившиеся на ветках дерева. «Чудесно, — подумал Шейд, — теперь все будут болтать об этом».

Со смешанным чувством гнева и зависти Шейд смотрел, как Чинук, поблескивая роскошными крыльями, грациозно опустился на ветку и, вцепившись

В нее когтями, повис вниз головой. На другой ветке повис Джарод, неотступно следовавший за Чинуком и ловивший каждое его слово. Рядом расположились Яра, Офик, Пенумбра и другие детеныши. Шейд совсем не хотел оставаться с ними, но и улететь теперь ему казалось хуже поражения. Он примостился на ветке, немного в стороне. Правое предплечье болело после недавнего кувыркания в воздухе.

Недомерок. Шейд ненавидел это прозвище, хотя знал, что оно правдиво. По сравнению с другими детенышами он был очень маленький. Он родился раньше времени. Мама даже не надеялась, что он выживет. Потому что малыш был тощий, совсем без шерсти, со сморщенной, тоненькой кожей. И такой слабенький, что едва мог держаться за мамину шерсть. Мама везде носила детеныша с собой, даже отправляясь на охоту.

Питаясь маминым молоком, он постепенно становился сильнее. Через несколько недель он уже мог есть измельченных жучков, которых ловила мама. Появилась шерсть, густая, черная и блестящая. Все в Приюте удивились, когда Шейд совершил свой первый прыжок и, судорожно размахивая крыльями, удержался в воздухе несколько секунд. Шейд выжил.

Но другие детеныши росли быстрее его, даже самочки, — с крепкими грудными клетками и сильными руками, приводящими в движение широкие, мощные крылья. Чинук, искусный летун и охотник, был самым сильным из всех. Шейд много отдал бы, чтобы иметь такое тело, как у Чинука. Правда, не такие мозги — от них пользы было не больше, чем от пробки.

— Чинук, это невероятно! — захлебываясь, говорил Джарод. — Как ты ринулся на эту бабочку — изумительно!

— Это уже вторая за сегодняшнюю ночь, — самодовольно заметил Чинук.

— Вторая? — ахнул Джарод. — Ты сегодня поймал двух бабочек? Это… это… — Ему не хватало слов. — Потрясно!

Шейд стиснул зубы.

Чинук презрительно фыркнул:

— Я поймал бы и больше, но здесь ужасное место для охоты. Вот на юге, говорят, отличное место. Не могу дождаться, когда мы прибудем туда.

— Точно! — с жаром подхватил Джарод. — На юге будет отличная охота. Удивительно, как здесь вообще удается что-то поймать. Я тоже жду не дождусь, когда мы туда прилетим.

— Моя мама говорит, что мы отправимся через три ночи, — продолжал Чинук. — И когда мы прибудем в Гиба…. Гибер…

— Гибернакулум, — пробормотал Шейд.

— Да, — сказал Чинук, игнорируя Шей да, как будто его здесь не было. Шейд привык, что его не замечают. И зачем он вмешался в разговор?

— Так вот, когда мы туда доберемся, — продолжал Чинук, — мы будем спать в настоящих, глубоких пещерах, где сверху свисают громадные сосульки.

— Сталактиты, — снова вставил Шейд. Он спрашивал об этом маму. — Это не сос^^льки, они из минерального раствора, который капает с потолка.

Чинук снова не обратил на его слова никакого внимания и продолжал рассказывать об огромных сосульках и пещерах. Шейд усмехнулся. Чинук был начисто лишен любопытства. Шейд даже сомневался, видел ли Чинук когда-нибудь лед. А вот Шейд видел, как раз прошлой ночью. Перед рассветом, когда все спустились к ручью напиться, он заметил на воде, у самого берега, прозрачную корочку. Он пролетел совсем низко над ней и даже царапнул когтями. Шейд почувствовал, как лед с легким треском раскололся, и в его когтях оказался маленький кусочек. Шейд и раньше замечал признаки наступающей зимы: листья на деревьях потускнели, ночной воздух стал прохладнее. Но появление льда означало, что зима действительно вот-вот наступит.

Шейд не любил думать о предстоящем путешествии. Гибериакулум находился в миллионах взмахов крыльев отсюда, и Шейда терзал тайный страх, что он не осилит такое долгое путешествие. Мама, наверное, тоже беспокоится, иначе зачем она постоянно напоминает ему, чтобы он побольше ел. Но даже если он доберется туда, придется впадать в спячку на четыре месяца подряд, и эта мысль пугала его. А вдруг он не сможет заснуть? Что если он один будет без сна висеть вниз головой? В любом случае ужасно глупо спать так долго. Какая бесполезная трата времени! Ведь ему так много нужно сделать: научиться хорошо летать и правильно приземляться, стать ловким охотником, поймать бабочку-медведицу. А как же он это сделает, если проспит всю зиму?

• 1/39
• Следующая