Необыкновенное путешествие в безумие и обратно: операторы и вещи - О'Брайен Барбара - Страница 24

• Предыдущая
• 24/37
• Следующая

– У него, наверное, одноколейный ум, – заключила я.

В ответ на вопросительный взгляд аналитика я пояснила, что говорю о своем подсознании. Замечание почему-то вызвало у него раздражение. Да уж, ничего не скажешь, прямо в точку. Все бессознательные умы – одноколейные. Просто диву даешься, до чего же они одноколейные. Это и по их отношению к сексу видно. Уму непостижимо, почему мое подсознание битых полгода болтало об Операторах и Вещах, когда с таким же успехом могло все шесть месяцев говорить о сексе.

Мало того, что аналитик был французом, он к тому же был поклонником Фрейда. Позднее я пришла к выводу, что классические сторонники Фрейда очень напоминают немногочисленную религиозную секту, одержимую своим набором идей. Занятые сооружением спичечных святынь на безбрежных просторах истины, они полагают, что все вокруг тоже принадлежит им. По мнению аналитика, любое нервное или психическое расстройство объясняется единственной причиной: недостаточно полноценной сексуальной жизнью.

Мы обсудили мою сексуальную жизнь. У меня она оказалась недостаточно полноценной. Я поинтересовалась, что можно считать полноценной жизнью.

– В вашем возрасте у вас уже должно было быть не меньше сотни мужчин, а то и сотня с четвертью.

Цифра меня потрясла, я пыталась подсчитать, сколько же это будет в год, но такая арифметика оказалась не под силу моему иссохшему берегу.

– И даже в этом случае не исключены эмоциональные проблемы. Американцы – скверные любовники.

При ста двадцати пяти любовниках в прошлом, даже если не обсуждать их качество, проблем не избежать, подумалось мне.

Вовсе нет. У меня неправильный подход к проблеме. Множество связей -единственный выход для деловой женщины. Карьера и замужество редко совместимы. Разнообразная и полная сексуальная жизнь – вот единственный выход.

На берег накатилась волна, и я робко спросила:

– Вам не кажется, что такое огромное количество увлечений само по себе может расстроить нервную систему?

Я была довольна своим вопросом. Я, как марсианин, обсуждала марсианские проблемы с марсианином и чувствовала себя на равных. Но тут выяснилось, что акцент у меня остался земным.

– А кто сказал, что надо увлекаться? – раздраженно спросил аналитик. – То, что вы называете увлечением, не имеет ни малейшего отношения к подсознанию. В отличие от женщин, у мужчин более реалистичное отношение к сексу.

Новая волна пришла на подмогу и кое о чем напомнила.

– В Европе живет мой приемный ребенок.

Мы немного поговорили на эту тему. Похвально, когда человек берет на себя заботу о ребенке, отметил аналитик, но обстоятельство не вызвало у него особого интереса. Не стоит отвлекаться на побочные предметы, следует придерживаться основной линии.

Очередная волна была в сомнении. Разве секс для меня – основная линия?

– Мне кажется, что у женщины материнский инстинкт сильнее всех остальных. По-моему, природа поступила разумно, наделив женщину инстинктивным стремлением вить свое гнездо, а мужчин не менее сильной сексуальной инициативой.

Аналитик смотрел на меня холодным взглядом морской чайки. А волны вылетали на берег, накрывая одна другую.

– Мне кажется, что секс как удовлетворение полового желания помогает мужчине внутренне самоутвердиться, придает ему уверенность. Но я думаю, что большинство женщин понимают секс по-другому. Похоже, об этом позаботилась сама природа.

Аналитик раздраженно хлопнул ладонью по столу.

– Типично женские рассуждения! Все это чепуха, слышите, чепуха! Женщины сами себя не понимают.

Уходя от аналитика, я все пыталась разделить сто двадцать пять мужчин на годы, прошедшие со времени моего полового созревания. Наконец, иссохший берег справился с задачей. Цифра просто изумила меня. Подсознание сочло необходимым прокомментировать полученный результат. Берег омыла новая волна.

У моего сознания было либо слишком ограниченное логическое мышление, либо весьма развитое чувство юмора. Как сообщила волна, чем бы ни была вызвана шизофрения, с таким количеством любовников у меня просто не хватило бы времени заболеть.

В кабинете аналитика волнообразование усиливалось все больше. Стоило мне переступить порог, как волны набрасывались на берег и не стихали, пока я не покидала кабинет. Все это было большой нагрузкой для меня, да судя по всему, и для аналитика. Чтобы там ни вещали волны, но одно бросалось в глаза, как красная мулета матадора: волны в корне расходились с утверждениями аналитика.

Мне иногда казалось, что я присутствую на сеансах в качестве третьего лица, своего рода передатчика поставляемых подсознанием волн, и бесстрастно гадаю, кто же победит в этом поединке, ибо наши беседы можно было смело назвать тренировочными схватками боксеров. Внешне соблюдая все правила приличия, партнеры исподтишка нащупывали друг у друга слабые места и били наверняка и ниже пояса. Не обращать внимания на волны было так же невозможно, как, например, игнорировать знаменитый гейзер в Йеллоустонском парке. Волны яростно кипели в голове, требуя перевода. Аналитик бился с еще большей яростью. Я выходила после сеанса, ощущая себя боксерским рингом, где двое противников нещадно молотили друг друга в течение дюжины раундов. Моим спасением был парк, где я приходила в себя, наблюдая за птицами.

Чайки отвечали мне строгим, как у церковного старосты, взглядом. Казалось, они не одобряли полноценную сексуальную жизнь. Утки, напротив, были на редкость общительны и то и дело парочками ныряли в кусты, что наводило на определенные мысли. Одинокий лебедь безмятежно скользил по глади озера, по всей видимости, ничуть не обеспокоенный отсутствием пары.

Аналитик уже не раз убеждал меня принести записи содержания моих снов. Когда он предложил это в первый раз, я объяснила, что вообще не вижу снов, а если и вижу, то ничего не помню, стоит мне открыть глаза. При моем ответе на лице аналитика явно читалось нескрываемое подозрение, что я утаиваю от него свои сны из опасения, что они выдадут интерес к полноценной сексуальной жизни. Мне запомнилась ночь накануне моего последнего визита к аналитику. Впервые в жизни я увидела сон. Я тут же встала, зажгла свет, быстро записала содержание и снова погрузилась в свой обычный сон без сновидений. На следующий день я принесла свой отчет аналитику.

– Я сижу в ресторане, – написала я, – и разговариваю с пригласившим меня мужчиной, и вдруг узнаю, что он рэкетир. Но мое негодование вызвано не столько тем, что он рэкетир, сколько тем, что он третьеразрядный рэкетир.

Невзирая на его невыразительность, мой сон вызвал у меня такое воодушевление, что я не чаяла услышать его толкование. Никакого толкования не последовало. Аналитик вдруг набычился, поджав губы, а затем заговорил совсем на другую тему.

Когда-то в молодости я читала Фрейда, да все перезабыла, по крайней мере на сознательном уровне. Спустя несколько месяцев, когда я уже рассталась с аналитиком, я снова взялась за Фрейда и поняла смысл своего сна. Толкование оказалось сногсшибательным: подсознательно я считала всех сторонников Фрейда рэкетирами, а своего аналитика – третьеразрядным рэкетиром. Меня поразило то, что мой единственный сон приснился как раз накануне последнего визита к аналитику, словно мое Нечто изловчилось и на прощание как следует двинуло аналитика под дых.

• Предыдущая
• 24/37
• Следующая