Аферы века - Николаев Ростислав Всеволодович - Страница 21
- Предыдущая
- 21/70
- Следующая
Мнимый Обольянинов — аферист Маклаков произвел на Рериха впечатление хорошо воспитанного светского человека, прекрасно владеющего французским языком и, главное, хорошо осведомленного в искусствоведческих делах. От посетителя Николай Константинович узнал, что тот является уполномоченным благотворительного так называемого «Татьянинского комитета». При этом Обольянинов заявил:
— Ясостою в особой организации Комитета по устройству сети школ художественно-промышленнго типа для обучения инвалидов. К вам, как руководителю такой могучей школы, я обращаюсь за помощью.
В дальнейшем Обольянинов красноречиво и убедительно развил целый план и схему организации очагов просвещения жертв войны. Он заверил Рериха, что с финансовой стороны дело уже вполне налажено — собран капитал в 3 миллиона 500 тысяч рублей. В целом посетитель несомненно показал большое знание дела по созданию художественных училищ, чем окончательно завоевал симпатию художника-директора. В процессе беседы Рерих отметил, что, к сожалению, в его школе нет интерната, но зато есть столовая, которая до войны кормила почти всех учеников. В военное же время ввиду продовольственных затруднений пришлось ограничиться одним только чаем, да и тот не всегда выдается ученикам, так как трудно достать сахар. Такой темы разговора и ждал аферист. Он сразу же начал ставить сети своей аферной операции.
Художественная школа Рериха в доме № 83 на наб. реки Мойки.
— Как, в вашей школе, состоящей под высочайшим покровительством, нет сахара? Разрешите предложить свои услуги. Правда, и у нас, в «Татьянинском комитете», не бог весть какие запасы сахара, но два-три ящика рафинада и мешок-другой песку можно устроить в несколько минут.
Обговорив эту тему принципиально и решив к ней еще раз обязательно вернуться, собеседники незаметно перешли к другому, очень жгучему для художественной школы вопросу о невозможности раздобыть краски и холст. Обольянинов и здесь предложил свою помощь. Он заявил, что на Финляндской дороге уже некоторое время находится груз французских красок и холста, который предназначен для аукционной продажи.
— Вы этот груз можете легко получить. Придется только к оценочной сумме добавить сущие пустяки.
На этом и завершился визит Обольянинова к Рериху. Условились только для обсуждения важного вопроса об объединении усилий по созданию единой системы художественно-ремесленных школ собраться на следующий день.
В назначенное время Обольянинов появился у Рериха со словами:
— Идея единения школ была воспринята в комитете прекрасно. На днях вы получите по этому поводу официальный запрос от руководства комитета. — Затем, как бы между прочим, он сказал: — Свое обещание я исполнил — сахар для вас уже получен и завтра будет доставлен моим курьером. Только, ради бога, денег ему не платите. За сахар заплачено. Вообще же это такие пустяки, о которых и говорить-то не стоит.
Характер Николая Константиновича не позволял ему быть в положении должника и он стал настойчиво расспрашивать гостя, сколько заплачено за сахар и кому следует за него заплатить. После продолжительных уговоров Обольянинов наконец признался, что сам заплатил за сахар 100 рублей, и, с большой «неохотой» взяв деньги, сказал:
— Видите, в наши дни и профессор становится купцом.
С приходом молодой и симпатичной жены Рериха — Елены Ивановны — завязался общий разговор о художниках и поэтах, с многими из которых Обольянинов объявил себя хорошо знакомым. Увидев на столе книгу, посвященную художнице Е. С. Кругликовой, он стал подробно рассказывать о знакомстве с ней в Париже и о чудесно проведенных с ней часах. Вообще, в беседе с супругами Рерих он проявил большое знание художественного и литературного мира. Уходя, Обольянинов напомнил Николаю Константиновичу, что вечером к нему придет по делу о красках его личный секретарь.
В половине девятого вечера, как и было обещано, в квартире Рериха в образе секретаря Обольянинова появился мошенник Рахманинов. Он внешне держал себя не только скромно, но даже робко. Сидя на краешке стула, он подробно рассказывал, какие краски и холст имеются на таможне Финляндского вокзала, а также составлял смету. Вообще молодой человек, по мнению Николая Константиновича, проявил изумительное знание вопросов, связанных с художественными товарами. Когда же речь зашла о сумме, которую придется заплатить за краски, то «секретарь» Обольянинова заявил, что ему не поручено брать деньги и его шеф, наверное, уже расплатился за все. Он несколько раз отказывался от денег, но в конце концов взял 1000 рублей и выдал расписку об их получении. Уходя, он обещал доставить краски через день.
Напрасно Николай Константинович ждал курьера с сахаром на следующий день. Когда время вышло и курьер не появился, не пришел также и ожидавшийся к обеду Обольянинов, он стал подозревать, что его обманули.
Он позвонил художнице Кругликовой и спросил, знала ли она в Париже профессора Обольянинова. Последняя ответила, что похожий по описанию господин бывал у нее под фамилией Каширин и бессовестно ее обворовал.
Рерих по поводу наглого обмана обратился к начальнику столичной сыскной полиции А. А. Кирпичникову, от которого узнал, что кроме него пострадали таким же образом Ю. Ю. Бенуа и П. Ю. Сюзор. Когда же Кирпичников показал фотографии наиболее известных международных аферистов, то Рерих на одной из них узнал «профессора Обольянинова» — это был Маклаков.
После «блестяще» проведенных Маклаковым крупных обманов Н. К. Рериха и других выдающихся деятелей искусства столичное сыскное отделение приложило все усилия по его поиску и задержанию, но он оставался неуловимым и даже написал властям письмо, в котором выражал удивление, что его разыскивают как обвиняемого. Он фарисейски писал: «Это обстоятельство доставило мне немалое огорчение и истинное удивление. В чем могут обвинять меня, ведущего теперь скромную жизнь, полную труда и лишений?»
Оставаясь в «шапке-невидимке», талантливый аферист вновь скрылся от наказания и готовил новые аферы-шарады.
Попав за мошеннические операции, связанные с выпуском газеты «Новости Петрограда», в следственную тюрьму («Кресты»), Маклаков оказался в условиях невероятнейшего тюремного однообразия и скуки. Такая нудная жизнь ни в коей мере не устраивала неугомонного афериста, и он стал придумывать различные «финты», которые могли хоть как-то разнообразить его вынужденное безделье. Вначале Маклаков свое внимание обратил в этом плане на тюремщиков, так как других объектов «под рукой» у него не было. Как опытный юрист, он прекрасно ориентировался в правилах тюремной жизни заключенных и стал предъявлять такие претензии к тюремному начальству, что доводил его «до белого каления». Он то требовал для себя какого-то особого режима заключения, то отказывался от приема тюремной пищи и настаивал на питании чуть ли не из ресторана, то требовал ежедневной смены постельного белья и т. д. и т. п.
Кроме того, все эти ужасно обидные для тюремных надзирателей претензии он сопровождал письменными жалобами на них прокурору, а также спокойно-издевательским тоном разговора с ними. Словом, тюремные служащие следственного изолятора буквально страдали от такого арестанта и молили Бога о его скорейшем освобождении или переводе в другую тюрьму, так как они были бессильны против нахальства такого опытного заключенного-юриста.
Ко всеобщей их радости, эти издевательские действия Маклакову скоро надоели и он стал придумывать что-нибудь более «остренькое» и оригинальное для разнообразия своего тюремного положения. Однажды, увидев в газете «Петроградский листок» большую статью, посвященную его мошенничествам, он решил сыграть роль несправедливо обиженного и подать иск на редактора газеты А. Мамонова. Положение Маклакова в качестве подследственного не мешало ему в этом. И судебное дело было открыто.
- Предыдущая
- 21/70
- Следующая
