Цвет мира — серый - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 16

— Вы и сами способны найти ответ.

— Верно. Но я хотел бы услышать вашу версию.

— Основная сложность человеческой жизни заключается в том, что мы далеко не всегда получаем желаемое.

Гаррис расхохотался.

— Вы здорово меня отбрили, — признал он. — Кстати, я не понимаю вашей религии.

— А какова ваша?

— Я не верю в богов, — сказал Гаррис. — Впрочем, в большую часть людей я тоже не верю.

— Во что же вы верите? Человек не может жить совсем без веры.

— Я верю в себя, — сказал Гаррис. — Я верю в то, что миром правит сила. Не идеология, не религия, не золото, но сила.

— И вы сами решили стать этой силой?

— Я стараюсь, — сказал Гаррис. — Кстати, вы можете сесть в кресло. Если вам угодно.

— Мне комфортно и так.

— Если вы думаете смутить меня или пробудить во мне жалость, то ошибаетесь, — сказал Гаррис. — Вам комфортно, ну и Эйлия с вами.

— Откуда вы знаете это имя?

— Я много чего знаю, — сказал Гаррис. — И вы не представляете, как это меня расстраивает. Не понимаю только, почему вы делаете такой секрет из имени своей богини. Сакральности в нем — ни на грош. Искусственное нагнетание атмосферы таинственности? Не вижу смысла.

— Такова воля богини.

— Не мне ее судить, — сказал Гаррис. — Я ничего не имею против богов и богинь именно потому, что я в них не верю. Вот если б верил, то наверняка возникли бы какие-нибудь претензии. Знаете, в чем заключается главная проблема любой религии?

— Я не считаю себя вправе говорить об этом.

— А я считаю, — сказал Гаррис. — Главная проблема любой религии — это люди. Люди способны извратить каждое, даже самое светлое учение. Я внимательно читал Книги Пророков Шести. Они написаны очень хорошими людьми и призывают не только к поклонению богам, но к терпимости, скромности и соблюдению общих моральных ценностей. Я не нашел ни единого слова о том, что людей надо пытать в застенках, а потом сжигать на кострах. Я не нашел ни единой строчки о том, что веру надо нести не словом, но огнем и мечом. Я не нашел в них даже слова еретик, хотя Церковь Шести использует его чуть ли не в каждом своем обращении.

— Вы тоже не похожи на воплощение терпимости и гуманизма.

— Верно. Но я никогда не пытался казаться другим и не прикрывал свое стремление к власти философскими рассуждениями. Я ничего не имею против религии в принципе и далек от мысли запретить своим подданным верить в то, во что они хотят верить. Я вовсе не стараюсь склонить кого-то к моему мнению относительно некоторых вопросов.

— Император, который не навязывает подданным свое мнение? Это смешно.

— Вы не представляете, как это трудно — быть императором и не навязывать свое мнение, — сказал Гаррис. — Если вдруг я примкну к какой-нибудь церкви, она сразу же обретет статус официальной Церкви Империи, а оно мне надо? Сейчас мои генералы при мне называют себя атеистами, а когда я не вижу, молятся разным богам.

— Главное, чтобы они не стали считать богом вас.

— Такая опасность существует, — признал Гаррис. — Но в нашем мире боги не спускаются на землю и не живут среди смертных. Они наблюдают со стороны, иногда подбрасывая нам свои идеи. Или кто-то другой подбрасывает нам свои идеи, прикрываясь именами богов.

— Да вы теолог.

— Я — чародей, — сказал Гаррис. — А вы — жрица. Я презираю людей, а вы их любите. Но если мы попадем в руки брекчианской Церкви, нас с вами сожгут на соседних кострах. Предварительно вырвав языки, переломав руки-ноги и обезноздрив. Вы готовы быть терпимыми по отношению к таким людям? Готовы понять их, простить и возлюбить?

— Да.

— А я не готов. Если вы говорите правду, то, вне всякого сомнения, вы лучше меня как человек. Когда меня бьют по лицу, я не подставляю вторую щеку, а ломаю руку, ударившую меня.

— А потом рубите ее владельца мечом.

— И так бывает, — согласился Гаррис. — Ибо мне не нравятся люди, которые бьют меня по лицу.

— Возможно, с их точки зрения вы этого заслуживаете.

— Ну и что? С моей точки зрения, они заслуживают смерти. Проявляя взаимное уважение к нашим точкам зрения, мы просто обязаны поубивать друг друга.

— Сейчас вы рассуждаете с позиции сильного. А как бы вы думали, если бы были слабы?

— Я был слаб, — сказал Гаррис. — Меня пинали много раз, но я всегда давал сдачи, получая в ответ еще больнее. Я ненавидел себя за свою слабость и стал сильным.

— Вы могли просто умереть в процессе.

— Мог. Но я не умер, что утвердило меня в справедливости моих воззрений, — сказал Гаррис. — Религия учит человека быть слабым. Она говорит: если ты не можешь чего-то достичь, просто забудь об этом и живи счастливо. Не возжелай того, не делай сего… Если на каждый удар подставлять вторую щеку, тебе попросту оторвут голову. Религия учит человека довольствоваться тем, что есть. А если я не хочу?

— Тогда вам нужно придумать себе другую религию. И занять главное место в пантеоне.

— Я не могу. Для того чтобы создавать религии, нужно твердое знание о том, как надо поступать во множестве разных и непохожих друг на друга ситуаций. А я не знаю. Я знаю только, как поступать не надо.

— Ради этого вы и воюете? Чтоб люди не поступали так, как не надо?

— Я воюю ради власти.

— И сколько же власти вам нужно?

— Очень много.

— Когда вы остановитесь?

— Когда сочту нужным.

— Вам мало половины континента?

— Дело не в размере территории, которую я контролирую, — сказал Гаррис. — Вы знаете, когда-то моя философия была проста — живи и не мешай жить другим. Но она не работала. Мне мешали. Мешали постоянно.

— После чего вы обозлились на весь мир и решили ему отомстить?

— Месть — это слишком мелко. Мне не понравился мир, в котором я жил, и я решил его переделать.

— А если кому-то не понравится тот мир, который построите вы?

— Это его право. Он может бросить мне вызов.

— И вы его убьете.

— Я уже сказал: миром правит сила. И побороть силу способна только другая сила.

— А как же правда? Красота? Любовь?

— Эти слова ничего не значат, — сказал Гаррис. — Потому что каждый человек понимает их по-своему. Лишь сила объективна и расставляет все по своим местам. Скоро я двину свои войска на Брекчию, которой управляет Церковь Шести. У нее есть своя правда, своя красота и своя любовь. У меня — своя. И победит не тот, чья правда правдивей, а красота — прекрасней. Победит тот, у кого больше силы. И даже если я проиграю, я не признаю, что их правда правдивее моей. Я признаю только то, что на данный момент у них было больше силы.

— Значит, вы утверждаете, что сила заключается только в войсках и магии?

— А вы покажите мне силу правды, красоты и любви, которая может уничтожить Брекчию.

— Она может. Но для этого потребуется время.

— Годы? Века? Тысячелетия?

— Возможно.

— Это долго и скучно, — сказал Гаррис. — Вода точит камень, а сила отправляет его в полет.

— После чего камень пробивает крепостную стену?

— По-моему, все ваши претензии ко мне сводятся только к тому, что я веду войну, в то время как я вижу свою деятельность гораздо шире.

— Вы убиваете людей.

— Это лишь побочный эффект. Я строю государство. Так уж сложилось, что древо Империи может вырасти только на почве войны, и даже после войны его следует время от времени поливать кровью.

— И вы можете жить с таким мировоззрением?

— Вы же можете жить с вашим, — заметил Гаррис. — Ваша вера призывает понять, простить и полюбить всех людей мира. Эта концепция срабатывает, только когда речь идет об общих понятиях. Готовы ли вы понять, простить и полюбить конкретного человека?

— Любви богини достоин каждый, но получает лишь тот, кто в ней нуждается.

— Шикарная отговорка, — улыбнулся Гаррис. — А кто определяет нуждающегося? Неужели богиня прилетает к вам из небесных сфер и шепчет на ухо конкретное имя?

— В этом нет необходимости. Нуждающегося видно сразу.

— Вы хорошая, а я плохой, — сказал Гаррис. — Я убиваю людей, приказываю убивать людей, разрушаю города, попираю ногой религии и не чту богов. Еще я пользуюсь магией, лгу и предаю. Готовы ли вы понять меня? Простить меня? Полюбить меня? Или я не нуждаюсь в любви вашей богини?