Колечко с бирюзой - Мельникова Ирина Александровна - Страница 29
- Предыдущая
- 29/88
- Следующая
– О чем ты говоришь? – Наташа склонилась к его рукам, лежавшим поверх одеяла, и вдруг прижалась к ним щекой и горько, почти по-детски расплакалась. Игорь осторожно высвободил правую руку и принялся ласково гладить ее по голове:
– Успокойся, славная моя! Ничего страшного не случилось, завтра снова буду как огурчик! Не веришь? – Он приподнял пальцем ее подбородок. – Ты что ревешь, глупышка? Разве стоит лейтенант Карташов твоих слез?
– Прости меня, Игорь, если бы я не ушла с Петром...
– Ты считаешь, я здесь на радостях буги-вуги выплясывал? Да я этот час, пока вы миловались, проспал как у Христа за пазухой...
– Мы не миловались, к твоему сведению...
– Ну надо же! – На щеках Игоря выступили красные пятна. – Ты за дурака меня держишь? Или, скажешь, это я тебе блузку через раз застегнул?
– Игорь, тебе нельзя волноваться, – умоляюще попросила его Наташа.
– А я не особенно и волнуюсь! В принципе мне наплевать, с кем ты в кустах целуешься!
– Тебе доставляет удовольствие оскорблять меня? – спросила Наташа шепотом, чувствуя, что вот-вот слезы снова хлынут из глаз и выдадут ее отчаяние с головой. Она набрала полную грудь воздуха и с вызовом произнесла: – Но какое ты имеешь право разговаривать со мной подобным образом? Петр – мой жених, и я сама решаю, целоваться мне с ним или нет!
Наташа встала со стула. Глаза ее гневно сверкали, щеки раскраснелись.
Игорь пришел в себя первым и понял, что опять хватил лишку. Он умоляюще посмотрел на Наташу:
– Прости меня еще раз, пожалуйста! Порой сам себя не пойму, болтаю, не знаю что!..
– Хорошо. – Наташа смущенно улыбнулась и пожала плечами. – Ты тоже меня прости, что все так получилось. Честно сказать, я очень виновата, что позволила тебе воспользоваться качалкой.
– Выходит, мир? Отныне и навеки? – Игорь протянул ей руку, и Наташа пожала его ладонь, сухую и горячую. Температура продолжала держаться. Наташа сняла висевшее на козырьке кровати полотенце и обтерла его блестевшее от пота лицо. И вдруг, поддавшись какому-то импульсу, пронзившему ее с ног до головы так, что перехватило дыхание, а в глазах заплясали разноцветные искры, Наташа склонилась к Игорю и прижалась губами к его губам, таким же горячим, как и его руки. Игорь, казалось, только и ждал этого, потому что мгновенно обнял девушку и перехватил инициативу. Он целовал ее с такой жадностью, словно последний раз в жизни. И Наташа, вмиг отбросив все сомнения и колебания, точно в костер головой, устремилась ему навстречу, отдав в поцелуе всю свою жажду любви и счастья.
Игорь оторвался от нее первым, но не разжал объятий, а принялся исследовать девичью шею приоткрытыми губами. Наташа ощутила на своей коже легкие касания его языка и вздрогнула от внезапно возникшей и никогда ранее не испытанной сладостной боли. Она застонала и еще теснее прижалась к Игорю, и уже никто, никакие силы не смогли бы оторвать ее от него, даже появление Петра, даже Герасимова, даже самого Лацкарта... Лишь на мгновение она отпрянула от Игоря, чтобы перевести дыхание, но он тут же притянул ее к себе с гораздо большей настойчивостью и нетерпением, чем прежде, и, прижавшись к ее уху губами, прошептал:
– Наташка, я понимаю, что это сейчас нереально, но я безумно хочу тебя!
И она, к своему стыду и ужасу, осознала, что тоже сошла с ума, если желает повторения ночи в домике лодочника, но только не с Петром, а с Игорем. Хочет почувствовать его тело рядом со своим, его губы на своих губах... И еще она поняла, что все это обязательно произойдет, независимо от ее воли и вопреки рассудку. Рано или поздно она ляжет в его постель, не раздумывая, и даже если он никогда не скажет ей о своей любви...
Но тут словно стоп-сигнал сработал у нее в мозгу. Наташа отпрянула от Игоря, прижала пальцы к вискам. Господи, что же она вытворяет? Неужели она так развратна, что вид любого привлекательного мужчины вызывает у нее такой взрыв неуправляемых эмоций? «Ничего подобного, – пытался убедить ее внутренний голос, – весь твой любовный опыт ограничен одним-единственным мужчиной, и подобной реакции не было даже в момент вашей близости». Она и сама это прекрасно понимала. Она слишком хорошо запомнила то ощущение стыда и отвращения к самой себе, решившейся на эксперимент, который дал весьма плачевные результаты...
Игорь исподлобья наблюдал, как меняется выражение лица Наташи. Минуту назад она казалась опьяненной теми же чувствами, что и он. И вот уже растерянно и виновато смотрит на него, точно провинившаяся школьница.
– Наташа, не бросай меня, не уходи! – Он испытал нечто похожее на панику, когда она оторвалась от его груди, убрала руки от его лица. Жесткие мужские пальцы впились в девичьи плечи, дыхание Игоря участилось. – Не бросай, останься со мной! – Серые глаза просили ее, умоляли... И Наташа сдалась. Она опять опустила голову на грудь Игоря, и оба – и сиделка, и ее пациент – забыв о том, что в любую минуту в палату могут войти или толстая Елизавета, или, не дай бог, сам Герасимов, крепко обнявшись, заснули.
Герасимов и в самом деле уже под самое утро заглянул в палату. Постоял над мирно спящей парочкой и, вглядевшись в спокойное лицо Карташова, обнимавшего посапывающую на его груди Наташу, покачался в раздумье с пяток на носки, заложил руки за спину и вышел из палаты.
Карташов, видимо, самым лучшим образом реагировал на нетрадиционные способы лечения, а из более чем сорокалетнего опыта работы полковник медицинской службы Герасимов знал, что при умелом их использовании, в разумных, естественно, дозах, зачастую удается поставить на ноги даже самого безнадежного больного.
Наутро Лацкарт осмотрел Игоря, хмыкнул, пошевелив от удивления черными с проседью, в форме запятой бровями и посмотрел на Герасимова:
– Странные вещи, коллега, творятся в этой палате, вы не находите? Вчера этот джентльмен – чуть ли не кандидат в прозекторскую, а сейчас – хоть свадьбу играй! Что за фокусы вы демонстрируете, Карташов? Я ведь собрался вам ливер прополаскивать, а сегодня, гляжу, впору горло прополоскать в честь улучшения внешнего вида и общего состояния.
– Прощу прощения, Яков Самойлович, – Игорь виновато развел руками, – но я, право, не ставил своей целью беспокоить вас или Семена Семеныча!
– Смотри-ка, Семеныч, извиняется! – Лацкарт перевел взгляд с Игоря на Герасимова, потом обратно и весьма язвительно усмехнулся: – Выходит, мозги в относительном порядке, но я их вам, Карташов, все равно вправлю. Во-первых, три дня с кровати не вставать, во-вторых, все дела – в соответствующие сосуды! Пробежки до туалета я вам категорически запрещаю! Слышите? Категорически! И никаких разговоров! – повысил голос начальник отделения, заметив протестующий жест пациента. – Чувства юной мадемуазель мы, так и быть, пощадим, освободим от подобных обязанностей, но дипломатические переговоры с санитарами сами будете вести. Лично у меня от одного их вида изжога возникает. – Он поднял очки на лоб, склонился к Игорю и пристально посмотрел на него. – И никаких инициатив в дальнейшем! Вы меня поняли, лейтенант?
В палату вошла Нина Ивановна и пригласила Наташу к себе в кабинет. Лацкарт проводил их взглядом, а потом вновь повернулся к Игорю:
– И гляди у меня, девочку не слишком обижай, а то знаю я вас, альбатросов Тихого океана! – И, кивнув головой Герасимову, вышел из палаты.
Семен Семенович облокотился на козырек кровати, задумчиво оглядел Игоря:
– Передайте Наташе, когда вернется, чтобы она получила инвалидную коляску на складе. Пару дней все-таки потерпите, посмотрим, не будет ли ухудшения, и, если получите «отлично» по всем показателям, разрешу Наташе вывезти вас в парк на прогулку. Только без выкрутасов, договорились?
– Договорились, – ответил Игорь и улыбнулся. – Да, нелегкая досталась доля, не будь на то господня воля...
– Не отдали б Москвы, – подмигнул ему Герасимов и уже серьезно добавил: – А с Натальей и вправду будь осторожнее! Не испорти девчонку!
– О чем вы, доктор? – Игорь поднял в недоумении брови.
- Предыдущая
- 29/88
- Следующая
