Шах королеве. Пастушка королевского двора - Маурин Евгений Иванович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/77
• Следующая

Поэтому Луиза понимала, что Христина де ла Тур де Пен – гораздо распущеннее, сквернее при всей своей физической чистоте, чем все эти де Пон, Воклюз, Шимероль, Руазель и прочие, и прочие, уже познавшие жизнь и имевшие за собой романическое «прошлое». Но ведь физическая чистота была такой редкостью среди девиц французского двора, что она тем самым казалась чем-то смешным, провинциальным. Таких, как Луиза де Лавальер, было уже очень немного, да и то они слишком быстро «просвещались». Только ведь чистота девицы де ла Тур основывалась не на провинциальной стыдливости, а на точном расчете. Христина сознательно играла комедию, подлаживаясь под благочестивое направление ума королевы-супруги и смиренно опуская быстрые, проницательные, опытные глазки, как будто ее смущал всякий мужской взор. Зато наедине девица де ла Тур готова была дойти до последней грани, лишь бы не переступить ее. Христина была развращена мыслью, воображением, душой. Оставаясь холодной телом, она сознательно ловила выгодного мужа, пуская при этом в ход весь свой богатый арсенал природного таланта к кокетству. Вот, когда она выйдет замуж, тогда она разрешит себе все! А пока она только вела свою нечистую игру, спекулируя на разжигаемой мужской чувственности!

И такую-то особу должен был полюбить этот милый, чистый, благородный Ренэ?

В ответ на эту мысль Луиза невольно сделала негодующий жест и вдруг испуганно вскрикнула и отшатнулась от окна: прямо в лицо ей угодил цветок розы, брошенный чьей-то дерзкой рукой в открытое окно.

Хотя в парке никого не было видно, Луиза сразу догадалась, кто бросил в нее розой. Да и не надо было обладать особой догадливостью для этого! Кто же, кроме Армана де Грамона, графа де Гиша, позволит себе такую дерзость?

Луиза пренебрежительно передернула плечами и отошла от окна вглубь комнаты. Но раздражение, сразу охватившее ее, сменилось иронической улыбкой, когда она заметила букетик засохших фиалок, небрежно валявшихся на комоде. В этом букетике символизировалась вся история ее отношений к Гишу!

Вначале, когда Луиза чувствовала себя одинокой, когда все, начиная с Генриетты Английской и кончая простыми камеристками, относились к «туреннской пастушке» с нескрываемым недоброжелательным высокомерием, она о благодарностью оценила внимательность и любезность Армана. Мало того, она чувствовала к нему нечто большее, почти тот же знойный трепет, который пронизывал ее при поцелуе руки Бретвилем. Но вот именно с тех пор, как на горизонте всплыл последний, отношения Луизы к Гишу значительно изменились, она стала все больше избегать встреч с ним наедине и бывала все холоднее во время вынужденных «тет-а-тет'ов», пока наконец не стала почти ненавидеть графа. Правда и то, что Гиш становился все развязнее и смешнее, от корректного рыцарского ухаживания перешел к настойчивы домогательствам, но… Но – перед самой собой Луиза не могла лицемерить! – переворот в ее отношениях к Гишу произошел больше под влиянием внутренних, а не внешних причин!

Так вот еще тогда, когда Луиза была в дружбе с Арманом, она как-то обмолвилась при нем, что Лавальер преизобиловал фиалками и что эти цветы она любит больше всего. Тогда Гиш с невероятной, хотя и обычной для него дерзостью попросту выкрал из королевских теплиц пучок фиалок, тщательно выращиваемых для самого короля, и преподнес цветы Луизе.

Несколько дней фиалки стояли на туалете Лавальер, источая нежный, но настойчивый аромат. Когда же они стали вянуть, Луиза засушила их, завернула в шелковую тряпочку и бережно спрятала в комод.

Сколько раз, доставая белье и натыкаясь на букетик, Луиза разворачивала засохшие цветы и с нежной лаской осторожно гладила их. Затем… затем засохший букетик завалился в угол, Луиза забыла о нем, и вот сегодня, случайно наткнувшись на фиалки, пренебрежительно выбросила их из ящика как негодный сор. Да! в этом была вся история ее отношений с Гишем!

Но Луизе не хотелось думать о Гише, и ее мысль невольно перескочила с этих засохших фиалок к тем, живым, которые теперь в таком пышном изобилии покрывали тенистые заросли лавальерских кустов. А после фиалок естественно мысль перешла к очаровательной белоснежной рощице ландышей, обнаруженной Луизой накануне в дальнем углу парка. Вчера она не стала рвать их, потому что беленькие колокольчики еще не вполне распустились, но сегодня цветы, наверное, развернулись в полной своей красе. А вдруг их найдет в сорвет кто-нибудь другой?

Луиза схватила легкий шарф, накинула его на голову и быстро направилась к дверям. По дороге она заметила на полу розу, которой бросил в нее Гиш. Девушке стало жаль нежного, не вполне распустившегося цветка, и, подняв розу с пола, она сунула ее себе за корсаж.

Ландыши оказались на месте, никто их не обнаружил и не порвал. Луиза нарвала пучок крупных ароматных цветов, собрала их в букетик, приколола золотой булавкой к груди и пошла обратно, тихо напевая какую-то меланхолическую песенку.

Вдруг она резко остановилась и на мгновение даже поколебалась, не броситься ли ей бежать: перед ней с обычной иронической улыбкой стоял граф де Гиш. Однако бежать было поздно, некуда, да и слишком глупо. Поэтому Луиза кое-как справилась со своим неприязненным волнением и, ответив сухим кивком на преувеличенно почтительный поклон Гиша, хотела пройти мимо.

Но граф Арман остановил ее, сказав:

– Приветствую вас, прекрасная девица! Однако почему вы спешите пройти мимо меня, словно я – прокаженный или по крайней мере меня искусала бешеная собака?

– Простите, граф, но я тороплюсь. – ледяным тоном ответила Луиза, делая движение, чтобы все-таки пройти дальше. Но Гиш окончательно преградил ей дорогу и воскликнул с нескрываемой насмешкой:

– Торопитесь? Клянусь Вакхом, никто не подумал бы этого, видя, как неторопливо бредете вы по дорожкам!

С самыми робкими, застенчивыми натурами случается, что, будучи загнаны в тупик, они вдруг, неизвестно откуда, набираются храбрости, словно заледеневают в горделивой решимости. Так и с Луизой. Вызывающее поведение Гиша слишком оскорбило ее девичью гордость, и она в упор спросила:

– Что вам нужно и на каком основании вы преследуете меня, граф?

– Ах, вот как! – воскликнул Гиш тоном, беззаботность которого слишком явно прорезывала откровенная злоба. – Вам угодно «схватить быка за рога» и разрубить вопрос откровенным объяснением? Ну, так чего же лучше! Позвольте же и мне попросту спросить вас: что вы имеете против меня и на каком основании вы стали вдруг явно избегать меня, прелестная Луиза де Лавальер?

– Я не давала вам никакого права ставить подобные вопросы, граф де Гиш! – высокомерно кинула Луиза, чувствуя, что вот-вот слезы брызнут из ее глаз. – Потрудитесь пропустить меня!

– Нет! – упрямо воскликнул Арман, снова заступая ей дорогу. – Сначала вы объясните мне, что значит ваше поведение! Впрочем, я и так знаю, кому обязан переменой вашего отношения ко мне! Недаром же вы так подолгу шепчетесь с этим выскочкой, с этим нищим герцогом! Погодите только! Уж я оборву ему уши.

– Не советовала бы вам делать это! – холодно ответила Луиза. – Вы могли бы убедиться, что герцог д'Арк – не из тех, кому можно безнаказанно нанести оскорбление! А, главное, вы пострадали бы совершенно напрасно! Вы очень не наблюдательны, граф, если можете предположить, что герцог станет восстанавливать кого бы то ни было против вас! Для этого у него должно найтись свободное время. Между тем у него едва-едва хватает двадцати четырех часов в сутки, чтобы досыта наговориться о достоинствах, прелести и жестокости прекрасной…

– Девицы де ла Тур де Пен! – оживленно и радостно подхватил Арман. – Ну, вот! Тем более! Конечно, ни для кого не секрет, что вертлявая Христина цепко захватила этого наивного гасконца. Но тогда я уже ровно ничего не понимаю! Почему же со времени появления этого гасконского петуха вы упорно не желаете замечать меня и обращаетесь со мной так, как…

– Как заслуживает ваше недостойное поведение, граф! Будьте добры сказать мне, ведь это вы бросили в меня цветком сегодня утром?

• Предыдущая
• 22/77
• Следующая