Собрание сочинений, том 19 - Маркс Карл Генрих - Страница 19

«Значение производства спирта так велико, что его скорее можно недооценить, чем переоценить!»[30]

И разумеется, anch' io son'pittore (я тоже живописец, как сказал Корреджо[31]) означает по-прусски: «Я тоже винокур».

Этим, однако, чудесные подвиги прусской картофельной водки далеко не исчерпываются.

«Если прежде в этих районах», — сказал г-н фон Кардорф, — «проживало около 1000 человек на квадратную милю, то теперь, благодаря производству спирта, земля дает пропитание приблизительно 3000 человек на квадратную милю».

И это в общем верно. Я не знаю, о каком времени говорит г-н фон Кардорф, когда он определяет численность населения в 1000 человек на квадратную милю. Когда-нибудь такое время наверное было. Но если исключить провинции Саксонию и Силезию, где винокурение по сравнению с другими отраслями промышленности играет менее видную роль, а также Познань, большая часть которой, несмотря на все усилия правительства, все еще проявляет одно лишь желание — оставаться польской, то у нас имеются три провинции: Бранденбург, Померания и Пруссия. Эти три провинции занимают поверхность в 2415 квадратных миль. В 1817 г. все их население исчислялось в 3479825 человек, или 1441 человек на квадратную милю; в 1871 г. — в 7432407 человек, или 3078 на квадратную милю. Мы совершенно согласны с г-ном фон Кардорфом, когда он рассматривает этот прирост населения главным образом как прямой или косвенный результат винокурения. Если мы отнесем сюда же Альтмарк, северную земледельческую Нижнюю Силезию и преимущественно немецкую часть Познани, в которых население формировалось подобным же образом, то перед нами подлинно водочная область, а вместе с тем и ядро прусской монархии. И тут открывается совершенно другая перспектива. Винокурение выступает в настоящее время в качестве подлинной материальной основы современной Пруссии. Без него прусское юнкерство должно было бы погибнуть; его поместья были бы частично скуплены крупными земельными магнатами, которые образовали бы немногочисленную аристократию в российском духе, а частично были бы раздроблены, образуя основу для самостоятельного крестьянского сословия. Без винокурения ядром Пруссии оставалась бы область с какими-нибудь 2000 человек населения на квадратную милю, область, не способная играть в дальнейшей истории никакой роли, ни положительной, ни отрицательной, пока буржуазная промышленность не развилась бы в достаточной мере, чтобы и здесь взять на себя общественное, а может быть, и политическое руководство. Винокурение дало развитию другое направление. На почве, которая не производит почти ничего, кроме картофеля и захолустных юнкеров, но зато уж в массовом масштабе, на этой почве винокурение оказалось в состоянии выдержать мировую конкуренцию. Пруссия, которой все более благоприятствовал растущий спрос — вследствие уже указанных обстоятельств, — могла подняться до уровня центрального водочного завода мира. При наличных общественных отношениях это означало не что иное, как образование, с одной стороны, класса средних землевладельцев, младшие сыновья которых становились главным материалом для кадров офицерства и бюрократии, т. е. новое продление срока жизни юнкерства; с другой же стороны — образование относительно быстро увеличивающегося класса полукрепостных, из которых рекрутируется масса «кадровых полков» армии. О положении этой рабочей массы, номинально свободной, но практически большей частью совершенно закабаленной помещиком посредством годовых контрактов, натуральной оплаты, жилищными условиями, наконец посредством полицейской власти в поместье, которая при новом законе об округах лишь видоизменила свою форму[32], — о положении этой массы можно получить представление по сочинениям профессора фон дер Гольца. Короче говоря, если Пруссия оказалась в состоянии мало-мальски переварить проглоченные в 1815 г. территории на западном берегу Эльбы, в 1848 г. — подавить революцию в Берлине, в 1849 г., несмотря на рейнско-вестфальские восстания, встать во главе германской реакции, в 1866-г.—провести войну с Австрией, а в 1871 г. — подчинить всю Малую Германию руководству самой отсталой, самой косной, самой невежествен ной, еще полуфеодальной части Германии, если Пруссия могла все это сделать, то чему она этим обязана? — Винокурению.

 Вернемся, однако, к рейхстагу. В прениях принимают участие главным образом г-н фон Кардорф, г-н фон Дельбрюк и представитель Гамбургского союза Крюгер. После этих прений может показаться, что мы совершили по отношению к прусскому картофельному спирту вопиющую несправедливость. Все зло не в прусском, а в русском спирте. Г-н фон Кардорф жалуется на то, что гамбургские промышленники перерабатывают в спирт русскую водку (а она, как определенно подчеркивает г-н Крюгер, перегоняется не из картофеля, а из зерна), «рассылают ее под видом немецкого спирта и тем самым наносят ущерб репутации прусского спирта». Г-ну Дельбрюку указали, что «такая подмена натолкнулась бы на большие затруднения, потому что из русской водки до сих пор еще не удавалось изготовлять спирт без запаха, как из немецкой», но он на это предусмотрительно заметил: «Господа, этого я, конечно, не могу знать».

Итак, все зло не в прусском картофельном спирте, а в русском хлебном. Прусский картофельный спирт «не имеет запаха», т. е. не содержит сивушного масла; русский же хлебный спирт не умеют еще изготовлять без запаха, стало быть, он содержит в себе сивушное масло, и когда он продается под маркой прусского, он наносит ущерб бессивушной репутации прусского спирта. Судя по этому, мы мошенническим образом и с явно враждебными империи, намерениями оклеветали прусский «бессивушный» спирт. Посмотрим, как обстоит дело в действительности.

Действительно, существует способ очищать водку от сивухи путем ее обработки раскаленным древесным углем. В результате этого поступающий в продажу спирт в последнее время вообще содержит меньше сивушного масла. Однако между двумя сортами спирта, которые нас здесь интересуют, разница такова: спирт, изготовленный из зерна, без особого труда может быть совершенно освобожден от сивухи, в то время как освобождение от сивухи спирта, добываемого из картофеля, гораздо труднее, а в крупном производстве практически настолько невозможно, что даже самый чистый спирт, изготовленный из картофельной водки, при растирании на руке всегда оставляет запах сивухи. Отсюда правило, что для применения в аптеках и для тонких ликеров берется или во всяком случае должен быть взят (так как и здесь производят фальсификацию!) только хлебный и ни в коем случае не картофельный спирт.

Через несколько дней после того, как «Kolnische Zeitung» опубликовала вышеупомянутые прения о водке, она приводит в отделе разных сообщений (8 февраля, на первой странице) тяжкие сетования какого-то рейнского любителя выпить:

«Было бы крайне желательно иметь возможность обнаруживать примесь картофельного спирта и к тонким винам. Правда, отвратительная тяжесть в голове указывает задним числом на его присутствие, но слишком поздно. Картофельный спирт содержит сивушное масло, неприятный запах которого заглушается специфическим запахом вина. Этот вид фальсификации — один из самых распространенных».

Наконец, для того, чтобы успокоить старопрусских винокуров, г-н Крюгер предал гласности тот внушающий опасение факт, что на гамбургском рынке русский хлебный спирт оплачивается на четыре марки дороже, чем прусский картофельный спирт. Последний расценивался 7 февраля в Гамбурге по 35 марок за 100 литров; русский спирт расценивался, стало быть, на 12 процентов выше прусского, репутацию которого он якобы подрывает!

И вот после всех этих фактов поглядите-ка на мину оскорбленной невинности у этого оклеветанного, «не имеющего запаха», ревнивого к своей репутации, добродетельного прусского «бессивушного» спирта, который в оптовой торговле стоит только 35 пфеннигов за литр — дешевле пива! Если сопоставить прения и факты, то разве не появляется искушение спросить: кого же здесь принимают за дурака?