Выбери любимый жанр

Приключения Эмиля из Леннеберги - Линдгрен Астрид - Страница 17


Изменить размер шрифта:

17

Но Эмиль стал ее упрашивать, и в конце концов она согласилась продолжать. Она вспомнила много страшных историй про волков, рассказала, что в ее детстве рыли волчьи ямы, чтобы волки в них проваливались.

— Так что Карлу XII незачем было сюда приезжать, — снова вмешалась Лина.

И хоть она тут же умолкла, все равно Крюсе-Майя опять обиделась, и это не удивительно. Ведь король Карл XII жил, как ты знаешь, больше двухсот лет назад. Как же Крюсе-Майе было не обидеться на Лину?

Эмиль снова принялся ее уговаривать, и тогда она рассказала про матерых волков — самых страшных. Эти волки выходили только в полнолуние. И, как уверяла Крюсе-Майя, умели говорить, потому что это были не простые волки, а оборотни — не то волки, не то люди.

— Если встретишь такого волка в лунную ночь, все, тебе крышка, страшнее его нет зверя на свете. В те годы остерегались выходить из дому в лунные ночи, — говорила Крюсе-Майя, поглядывая на Лину.

— Хотя Карл XII… — не унималась Лина.

Тут Крюсе-Майя отшвырнула гребень, которым чесала шерсть, и сказала, что ей пора домой, стара она по гостям рассиживаться.

Вечером, когда Эмиль и Ида уже лежали каждый в своей постели, разговор опять зашел о волках.

— Как хорошо, что теперь уже нет волков, — сказала Ида.

— "Нет волков"! — передразнил ее Эмиль. — Откуда ты это знаешь? Никто ведь не копает ям, чтобы их ловить.

Он долго лежал без сна и думал об этом, и чем дольше думал, тем быстрее росла в нем уверенность, что стоит только вырыть во дворе яму, как в нее сразу же угодит волк. И он тут же решил, что завтра утром начнет рыть волчью яму между кладовой и сараем. Летом там были заросли крапивы, а сейчас крапива увяла, почернела, пригнулась к мокрой земле.

Но рыть волчью яму — дело долгое, потому что она должна быть глубокой. А то волк тут же из нее выберется. Альфред помогал Эмилю. Когда у него выпадала свободная минутка, он сразу же брался за лопату, и все-таки яма была готова только под Рождество.

— Не страшно, что мы так затянули с ямой, — сказал Альфред, — волки все равно не выходят из леса до лютой зимы, их выгоняет мороз и голод.

Сестренка Ида дрожала, думая об изголодавшихся волках, которые в холодную, зимнюю ночь выйдут, крадучись, из лесу и начнут выть под окнами. Но Эмиль не дрожал. Он глядел на Альфреда горящими глазами и радовался; что все эти волки попадут в их яму.

— Надо только прикрыть яму ветками и хворостом, чтобы волки ее не заметили, — сказал он, ликуя, и Альфред с ним согласился.

— Верно! Все надо делать с хитростью, как говорил Стулле Йоке, меняя шило на мыло.

В деревне все так часто поминали Стулле Йоке, что это имя стало как бы присказкой. Но уж Альфреду-то не стоило бы так говорить, потому что Стулле Йоке был его прадедом и жил в доме для бедных (так в то время называли богадельню), а над прадедом нехорошо смеяться. Хотя Альфред ведь не хотел его обидеть, просто он повторял то, что говорили все вокруг.

Яма была готова, теперь оставалось только ждать прихода волка, и, как ты сейчас убедишься, долго ждать не пришлось.

Перед Рождеством сильно похолодало и повалил такой снег, что любо-дорого было смотреть. Весь хутор, да что хутор, всю Леннебергу да и весь Смоланд снегом засыпало. Куда ни глянь — повсюду сугробы. Только по столбам и можно узнать, где проходит дорога. И даже самый зоркий глаз не обнаружил бы волчьей ямы, вырытой между кладовой и сараем. Мягкий белый снег, словно ковер, все накрыл. Эмиль каждый вечер только о том и думал, как бы ветки не обрушились под тяжестью снега, прежде чем в яму попадет волк.

В Катхульте все работали теперь не покладая рук, чтобы встретить Рождество как положено. Прежде всего надо было справиться с огромной стиркой. Лина и Крюсе-Майя, часами стояли на обледеневших мостках озера и полоскали белье. Лина дула на застывшие, потрескавшиеся пальцы и плакала — очень уж было больно.

Когда со стиркой было покончено, закололи свинью, которую специально откармливали к Рождеству. И теперь уж на кухне не хватало места для всевозможных домашних колбас и окороков. Готовили можжевеловую брагу — она долго бродила в больших деревянных чанах. Пекли караваи, сладкие булки, душистый ржаной хлеб и пряники. Мама Эмиля и Лина не спали почти всю ночь, отливая свечи — большие и маленькие, и еще особые свечки для елки. Все было как будто готово для встречи Рождества и Нового года.

Альфред и Эмиль запрягли Лукаса и поехали в лес за елкой. А папа Эмиля пошел на гумно и достал там несколько снопов овса, которые он приберег для воробьев.

— Кидать зерно на ветер, конечно, безумие, — сказал он, — но воробьи тоже должны почувствовать, что скоро Рождество.

Не только о воробьях надо было подумать, не только они должны были почувствовать, что наступает Рождество. Были еще и бедняки из приюта для бедных. Ты небось и понятия не имеешь, что такое дом для бедных, или богадельня. Что ж, этому можно только радоваться. Такие приюты существовали в старое время, и если я тебе расскажу, как там жилось беднякам, это будет еще пострашнее, чем рассказы Крюсе-Майи об убийцах, привидениях и диких зверях. Представь себе маленький плохонький домик с двумя-тремя комнатами, где полным-полно беспомощных старых людей, которые живут все вместе в страшнейшей грязи и нищете, терпят голод, холод, болезни. Теперь ты знаешь, что такое дом для бедных. Уж поверь, что ужасно оказаться в таком вот приюте на старости лет, когда нет больше сил работать, чтобы заработать себе на хлеб.

"Бедный прадедушка, — говорил обычно Альфред, — несладко ему живется. А тут еще эта Командирша, просто спасу нет от нее".

Командиршей прозвали старуху, которая распоряжалась всем в доме для бедных. Здоровье у нее было лучше и сил больше, чем у остальных, а злой и властной она была как мачеха в сказке, поэтому она всеми командовала как хотела. Эмиль никогда бы этого не допустил, будь он уже председателем сельской управы, но пока он был, к сожалению, всего лишь маленьким мальчиком и никак не мог поставить на место Командиршу. Прадедушка Альфреда очень обижался на Командиршу, да и все остальные тоже, но приходилось терпеть.

— Она ходит среди нас, как волк в овчарне, и все рычит, — жаловался Стулле Йоке.

Он казался странным, говорил торжественно, будто речь держал, но был очень добрым, и Альфред его любил. Жители приюта никогда не ели досыта, и мама Эмиля их всех очень жалела.

— Бедняги! Обязательно пошлю им гостинцев к Рождеству, — сказала она.

И за несколько дней до Рождества Эмиль и Ида отправились по заснеженной дороге к дому для бедных, с трудом волоча большую корзину, до краев набитую снедью. Чего там только не было! И колбаса, и студень, и окорок, и сдобные булки, и пряники, и свечи, и даже маленькая табакерка с табаком для Стулле Йоке.

Лишь тот, кому приходилось голодать, может себе представить, как обрадовались старики и старухи, когда появились Эмиль и Ида с большой корзиной. Но только они хотели приняться за еду — и Стулле Йоке, и Калле Спадер, и Иохан Эт, и… одним словом, все, — как Командирша заявила:

— До Рождества никто ничего не получит. И ни у кого не хватило смелости возразить. Эмиль и Ида отправились домой. На хуторе Катхульт настроение было в тот день праздничное, и на следующий день тоже. Эмиль с Идой играли хлопушками, и в Катхульте царили мир и веселье. Потом папа и мама Эмиля собрались в гости на хутор Скорпхульт, расположенный по ту сторону леса. Все в Леннеберге знали, каким озорником был Эмиль, потому Свенсонов пригласили без детей.

— Ну и наплевать, — обиженно заявил Эмиль. — Тем хуже для них. Они рискуют вообще никогда со мной не познакомиться.

— И со мной тоже, — подхватила Ида.

Сперва было решено оставить дома Лину, чтобы она присмотрела за детьми. Но Лина с раннего утра канючила, все твердила, что ей надо проведать мать, которая живет неподалеку от Скорпхульта. Лина, видно, сообразила, что раз они все равно едут в ту сторону, ей стоит этим воспользоваться и прокатиться на санях.

17
Перейти на страницу:
Мир литературы