Выбери любимый жанр

Книга суда (СИ) - Лесина Екатерина - Страница 34


Изменить размер шрифта:

34

Хруст. Вздох. Растерянные глаза и кровь изо рта, жемчужные пузыри на губах и руки, тянущиеся к рукояти. Паденье, лицом вниз на красно-желтую плитку и нелепо торчащее острие сабли. Бабочка на игле.

- Надо же, у нее получилось-таки уйти красиво, - Мика улыбается, она не удивлена, значит, ожидала чего-то подобного?

Ступать внутрь мозаичного круга немного страшно: не будет ли его поступок воспринят как оскорбление традиций да-ори, но и оставаться извне нельзя, это было бы предательством. Красно-желтая плитка складывается в сложный орнамент, на котором перламутровой радугой переливается кровь.

- Я не хотел убивать тебя, - Рубеус опустился на колени, вид у него растерянный, удивительно беспомощный, но по ту сторону света вряд ли видна эта растерянность. - Ты же видел, что я не хотел убивать ее.

- Нужно вынуть, - Фома и сам бы выдернул застрявшую в теле Коннован саблю, если бы сил хватило. И глаза закрыть, мертвым положено закрывать глаза. Повернуть голову, чтобы не лицом в пол, знакомые шрамы на щеке, разбитый нос и губы, на которых лопаются пузырьки крови. Дышит? Да невозможно с такой раной… но Коннован не человек! И пульс есть, слабый, затухающий, но все-таки есть.

Рубеус все понял с полуслова, подхватил на руки и…

- Вот идиот, - фыркнула Мика вслед, но как-то скорее с сожалением, чем злостью. - Все равно не выживет, так зачем медикаменты тратить?

- Знаете, иногда чужие похороны бывают чересчур поспешными, - Фома сам удивился собственной смелости и, подняв сабли с пола, протянул Мике. - Вы, наверное, знаете, что с ними делать.

- А сам?

- Я не люблю оружие, а оно меня.

- Надо же… - теперь Мика смотрела прямо в глаза. Улыбка-оскал, белые клыки и багряная краска на губах. Пугает, но Фоме не страшно. Коготь поднимает подбородок, скользит по горлу и, на мгновенье замерев у артерии, подымается к уху.

- И как же ты выжил? - мурлычет Мика, слизывая с пальцев красные капли.

- Люди помогли, - по шее что-то течет, вероятно, кровь, но все равно не страшно. - И… с ней тоже все будет хорошо. Коннован выживет, вот увидите.

- Увидим. Точнее посмотрим. У твоей крови странный вкус… неприятный. Считай, что тебе крупно повезло, мальчик, но будешь и дальше под ногами путаться, голову оторву.

- Я не хотел убивать, всего лишь выбить оружие. - Рубеус сидел возле прозрачной капсулы, внутрь которой тянулись гибкие трубки-жгуты. - Я не знаю, как вышло, что…

Белый дым мягким облаком обволакивает неподвижное тело, по экрану монитора ползут зеленые линии, верхняя ломаная, живая, а две нижние угрожающе гладкие. Что-то жужжит, стрекочет, пищит, тревожные звуки, неприятное место.

Рубеус положил обе руки на стекло, и Фома испугался, что сейчас оно треснет, тогда белый дым выльется наружу.

- Ты иди, нечего здесь делать… - Хранитель осекся на полуслове, но Фома понял, что он хотел сказать. Человеку действительно нечего делать в замке да-ори, но он же не сам сюда пришел.

В комнате все по-старому, вот только пыль появилась, а раньше убирали. За окном загорается рассвет, а сна ни в одном глазу. Зато в ящике стола целая стопка чистых листов.

Вальрик

Сложнее всего держать дыхание, чтобы ровное было и спокойное. Если не сохранять спокойствия, его запрут, а значит, шанса отомстить не будет. За ним наблюдают. Он ловит случайные взгляды, скользящие, расслабленные, но вместе с тем внимательные. Слишком уж внимательные. Ничего, пусть смотрят. Он такой же как все - серый.

Удобно. В сером легко спрятаться, растворившись в этом обманчивом пыльном умиротворении. Тень в тени… но держать дыхание тяжело, стоит чуть отвлечься и сбивается, скатывается в судорожные трепыхания легких. Кровь, недополучив кислорода, загорается яростью. Ярость - это легко, это когда перед глазами пелена, а в руках оружие… можно и без оружия, лишь бы противник, которого убить. Ярость - это чужая кровь, и пять секунд спокойствия, чтобы восстановить дыхание.

Ихор отказался тренировать. Боится. У страха запах холодного пота и цвет мокрого песка, кровь склеивает песчинки в мелкие комочки, которые, застыв, превращаются в камень, но стоит сдавить камень в пальцах, и тот рассыпается красно-бурой пылью.

До начала Игр десять дней, а там… будущее виделось мутным пятном привычного серого цвета, Вальрик не слишком задумывался, что ждет его впереди, но твердо знал имена тех, у кого будущего точно нет. Убивать просто; хуже, что во снах Джулла не возвращается. Солнечный свет скатывается по смолисто-янтарной коре сосен, по-над землей плывет сладкий аромат цветущего вереска и хрупкая бабочка желтым пятном сидит на ладони. Он бы хотел подарить бабочку Джулле, но теперь ее не было даже во снах.

На сегодняшней тренировке он снова перестал следить за дыханием, сорвался и…

- Ты псих, парень, ты полный псих, - Ихор, опустившись на песок, пытался нащупать пульс на шее наемного бойца. Зря, и так видно, что умер. Запоздалое сожаление кольнуло сердце, по сути человек этот был ни в чем не виноват, просто судьба такая. А песок хорошо кровь впитывает, и цвет почти не меняется, бледная кожа - видать, парень был родом с Севера - и соломенно-желтые волосы.

- Ну и зачем ты его убил, можешь объяснить? - Ихор закрыл мертвецу глаза. И хорошо, Вальрику было неуютно под этим обиженно-удивленным взглядом. А зачем убил? Он не знал, он даже не помнил, как это случилось. Вдох-выдох и темный провал, а потом, когда снова получилось дышать, вышло, что парень умер.

- Извини.

Вальрик и сам толком не знал, перед кем извиняется, мертвецы, они ведь не слышат. И не приходят, если бы Джулла хотя бы во снах возвращалась, кто знает, может ему было бы легче.

- Извини… - пробурчал Ихор, отряхиваясь от песка. - Нужны мне твои извинения. И ему тоже. Три минуты и труп. Ты ни малейшего шанса ему не оставил. Ты никому шанса не даешь, ты хоть сам понимаешь, во что превращаешься? Не корми зверя кровью.

- Какого зверя?

Песком удобно стирать кровь с сабли, зачерпнуть целую горсть, и на изогнутое лезвие, чтобы крупинки катились по расписной шкуре, сдирая липкую красную пленку. Ихор молча наблюдает, зачем тогда говорил, если отвечать не хочет?

- Там, откуда я родом, говорят, что у каждого человека свой зверь, который в клетке сидит. Он появляется одновременно с человеком, сначала маленький, но растет, питаясь обидами и злостью, взрослеет вместе с человеком, но когда зверя кормят очень хорошо, он ломает клетку.

- И что тогда?

- Зависит от человека, если сильный - загонит зверя обратно, слабый - зверь сожрет. - Ихор, зачерпнув горсть песка, принялся счищать кровь со второй сабли.

- Значит, жалко меня?

- И тебя, и этих, которые денег хотят заработать. Тысяча юаней за одну тренировку. В Черном городе это много, только вот никто пока не выжил, чтобы деньги получить. Скольких ты убил, можешь сосчитать?

Вальрик задумался, нет, пожалуй, не сосчитает, день похож на день, вот сны - это другое, они разные, но светлые, а здесь темно и серый цвет душит, даже если прятаться в нем, то все равно душит.

- Двадцать человек, Валко. Двадцать человек!

Двадцать… наверное, это много, только Вальрику как-то все равно, главное, что среди этих двадцати не было ни Шрама, ни Хозяина.

- Вижу, что разговаривать с тобой бесполезно. Бери его и неси в морг, давай, сам, своими руками, заодно и посмотришь, каково там. С такими темпами и сам скоро окажешься.

Если Ихор полагает, что таким образом наказал Вальрика, то глубоко ошибается. Тело тяжелое, нести на руках неудобно, и Вальрик перекинул через плечо, только зря рану потревожил - по коже моментально потекли редкие струйки крови. Ладно, потом отмоется.

Морг находился в подвале, это три уровня вниз и в самый дальний конец коридора, до выкрашенной в бурый цвет двери. Плечо затекло, и тело, пока нес, все норовило съехать. Неудобно.

За дверью просторное помещение, неожиданно-белое, стерильное, точно не морг вовсе, а лазарет в Саммуш-ун. И в самом деле похоже: скользкий пол, выложенные крупной лаково-блестящей плиткой стены, длинные столы вдоль стены.

34
Перейти на страницу:
Мир литературы