Выбери любимый жанр

Книга суда (СИ) - Лесина Екатерина - Страница 26


Изменить размер шрифта:

26

Мика коснулась низкого столика.

- Середина двадцатого века, Англия, натуральное дерево, авторская работа, консервация в двадцать втором для Национального музея. Оттуда и раскопали, на реконструкцию ушло три месяца. Это, - пальцы скользнули по спине белой фарфоровой лошади. - Восемнадцатый век, уцелела чудом. Гобелены в коридоре - третье-четвертое столетие после Катастрофы… не понимаешь, при чем здесь вещи? Ну да, ты же мужчина, а вы не обращаете внимания на детали, вы только и умеете, что пользоваться.

На фарфоровой гриве лошади блестели остатки позолоты. Семнадцатый век до катастрофы - это… это невообразимо давно.

- Хельмсдорф - это не только башни, это вещи, которые собирала я. По одной, по всему чертову миру, и не потому, что мне заняться было больше нечем, а потому, что считала Хельмсдорф домом. А теперь получается… - Мика провела ладонью по резной раме зеркала, точно пытаясь запомнить каждый завиток сложного рисунка. - Почему она, Рубеус? Мне было бы легче, если бы все здесь сгорело, чем отдавать… она не любит Хельмсдорф. Тебя - возможно, замок - нет. Когда мне собираться?

- Никогда. Ты останешься, слово даю.

Мика улыбнулась и пожала плечами:

- Спасибо, но вряд ли у тебя получится…

Белые пряди чуть завиваются у висков, длинные ресницы вздрагивают, видно что-то снится. Интересно было бы заглянуть в ее сны. Может быть, тогда удалось бы понять, что с ней произошло.

- И что ты здесь делаешь?

- За тобой присматриваю.

Коннован фыркнула. Сердится? Обижена? Или то и другое вместе? Рубеус совершенно не представлял, что говорить дальше. Или ничего не говорить? Ну почему с ней так сложно?

- Со мной все будет в порядке, можешь не волноваться.

- Ты это сейчас мне говоришь или себя убеждаешь?

- А какая разница? - осторожно опираясь забинтованными руками на кровать, Коннован села. - Главное, что нянечка мне не нужна. И вообще чувствую я себя нормально.

- Это пока обезболивающее действует.

- Ну, спасибо, успокоил. И долго я спала?

- Долго. Есть хочешь?

- Хочу. Наверное.

Забинтованными руками неудобно орудовать вилкой, но Коннован упрямо отказывается от помощи. Глаза подозрительно блестят, а на лбу проступают капли пота, похоже у нее снова температура. И чувство вины становится невыносимо острым.

- Больно, - она виновато улыбается и просит. - Пожалуйста, сделай укол.

Он бы с радостью, он бы сделал все, что угодно, лишь бы избавить ее от боли, но укол нельзя. Через два часа. По расписанию. Чаще опасно. Коннован кивает и ложиться в кровать, подтягивая колени к подбородку.

- Извини, что так получилось. Все было неожиданно. Сначала ты исчезаешь на два дня, потом появляешься и…

- Два дня? А мне казалось… не важно.

Уточнять, что именно не важно, Рубеус не стал, тем более, что она задала следующий вопрос.

- Почему ты меня ударил? Нет, ты не думай, что я обиделась и… Карл, он бывало тоже, когда злился. В общем-то я даже привыкла, просто от тебя не ждала. Вы стали похожи.

Лучше бы сдохнуть, чем слышать все это.

- Значит, я теперь Хранитель?

- Да.

Неприятная тема, сутки прошли, а он так и не привык к мысли, что больше не является хозяином замка.

- Передай Мике, чтобы убиралась к чертовой матери.

- Нет. Конни, ты, конечно, в своем праве и в теории я должен исполнить приказ, любой приказ, но здесь ее дом. Выгонять ее бесчеловечно.

- А я не человек, Рубеус. И ты тоже, и она… - Коннован закрыла глаза. - Какого черта здесь так жарко? Я не хочу, чтобы было так жарко, дышать же нечем.

- Это температура, лежи, тебе нельзя двигаться. Завтра все пройдет, вот увидишь.

Она мотает головой, стаскивая одеяло, которое тяжелой влажноватой грудой падает на пол. А Конни вытягивается на мятой простыне и, перевернувшись на живот, спрашивается.

- Ты ведь поможешь мне разобраться со всем этим? С замком и границей…

- Если Мика останется здесь.

- Условие?

- Да. Прости, но я дал слово. Я не могу поступить с ней так.

- А со мной? - Она внимательно смотрит в глаза. Потом вдруг улыбается и говорит. - Ладно. Пусть будет, как скажешь, только укол сделай, хорошо? И не надо здесь сидеть, я сама справлюсь.

Засыпает сразу. И жар постепенно спадает, а дыхание выравнивается. Наверное, можно уходить, но не хочется. Справится она. Смешно. Грустно. Но другого выхода все равно нет.

Вальрик

Темнота. Цепь. Тело выламывается вверх, за каждый вдох приходится бороться. Подтянуться на руках - вдохнуть, и снова вниз, потому что сил, чтобы задержаться наверху, не хватает. Да и стоит ли, зачем теперь жить?

Жарко. Тело исходит пСтом, и руки мокрые, с каждым разом подниматься для вдоха все тяжелее. Шкуры на ладонях, наверное, не осталось, и пальцы занемели.

Ну и хрен с ними… до чего же больно… и ей тоже. Нет, ей уже не больно, ей хорошо, она спит и далеко-далеко отсюда, там, где много солнца и света, и быть может горячий песок, который шершавой ладонью гладит кожу.

- Для степняков это позор, - сказал мастер Фельче, оборачивая тело куском холста. Ткань была жесткой и плотной, Вальрик даже испугался, что Джулла задохнется внутри этого искусственного кокона, но потом он вспомнил, что Джулла умерла. Разодрала простыню на полосы, свила петлю и повесилась.

Подтянуться и вдохнуть… ребра трещат, или это не ребра, а связки?

- У женщины может быть только один мужчина. По закону она должна была сразу, а чего-то ждала, наверное, боялась. - Мастер Фельче придерживал голову Джуллы, пока Вальрик расчесывал ей волосы, костяной гребень послушно скользил по волнам мертвого золота, отбирая остатки тепла.

Хорошо, что разрешили позвать мастера Фельче, один Вальрик бы не справился. А он и не справился, всего-то нужно было, что выпустить кишки шрамолицему ублюдку, а вместо этого…

Цепь выскальзывает, воздуха нет… может и вправду сдохнуть тут? Расслабиться, закрыть глаза и задохнуться? Нет. Нельзя умирать, не рассчитавшись по долгам. А он рассчитается, так рассчитается, что всем здесь тошно станет!

Без Джуллы нет света. Боль внутри, какая-то другая, непривычная, неправильная, выдирающая душу, жрет и жрет. Пусть бы сожрала совсем, чтоб и там не чувствовать.

Подтянуться.

Ихор принес кольцо на следующий вечер, золотой ободок с каплей застывшего синего света. Вальрик очень надеялся, что ей понравится, а она даже не заметила. Холодные пальцы, вялые руки, по-прежнему мертвый взгляд, и волосы спутаны. Светлые пряди казались сухими и ломкими, как сожженная солнцем трава. И прозрачно-синий камень погас. Безнадежная попытка что-то исправить.

Может быть, это чертово кольцо и подтолкнуло ее? Если бы знать, если бы вернуться в прошлое, хотя бы на минуту… Почему она решила умереть? Ну да, мастер Фельче ведь говорил… обещал похоронить по обычаям ее народа.

До пола всего-то пять сантиметров, и если расслабить мышцы, то пальцы ног почти дотягиваются до воды. Наверное, здесь холодно, но Вальрик не чувствует холода.

Вот бы вообще ничего не чувствовать… в комнате Джуллы воды не было. Тонкий ковер на полу, опрокинутая табуретка и босые ступни. Тело чуть покачивалось, и Вальрик совершенно ясно понял, что сходит с ума. Кажется, он кричал… и плакал… и не помнил, кто и как ее снял. Потом появился мастер Фельче.

Новый вдох дается с трудом. И сил почти не осталось, но он выживет, хотя бы для того, чтобы убедиться, что Шрам действительно сдох. Если не сдох, тоже хорошо. Будет возможность убить еще раз… и не только его. Шрам. Унд. Толстяк-распорядитель, который назвал Джуллу имуществом.

Ненависть придала сил. Подтянуться, вдохнуть и вниз, осторожно, чтобы не потерять завоеванный воздух.

Вальрик сам отнес завернутое в саван тело к повозке. А позже, когда ворота, выпустив ее наружу, закрылись, пошел в столовую, взял нож и… глупо было думать, что ему позволят довести дело до конца. И не в живот надо было бить, а по горлу. Короткий нож по самую рукоять ушел в брюхо, и крови было много, но в Империи хорошие медики, поэтому нет никакой гарантии, что Шрам умер. Ударить второй раз не дали.

26
Перейти на страницу:
Мир литературы