Выбери любимый жанр

Сыщик и вор - братья навек - Колычев Владимир Григорьевич - Страница 33


Изменить размер шрифта:

33

– Вот я и помогу его вам достать...

– Порожняк гонишь... Щас вся ментовка на ушах стоит, Соловья выпасаете. «Важняков» со златоглавой понагнали. Только он в руки не дается, скользкая гнида...

– То-то и оно... Короче, ты поможешь мне достать Соловья...

– Я?

– Ты!.. Ты там шестеренками в голове поскрипи, сообрази, как твоих кентов на Соловья натравить. «Тригорье» и «Урал» от него отбейте...

– Э-э, начальник, – забеспокоился Абрикос. – Это не ко мне, к Цирюльнику надо...

– Но Цирюльник на меня не сучит, – жестко отрезал Горбунов.

– Ну чо ты буром прешь?.. Ладно, уболтал, перетру я с Цирюльником... А ты, в натуре, отцепишься от меня?

– Честное офицерское...

Ага, знает он, сколько стоит ментовское слово. Грош цена ему... Хотя Горбунов не из ржавых. Он крутой мент, его братва боится, но и уважает. Он словами не бросается. Это известно всем.

– Когда на Соловья наехать?

– Чем раньше, тем лучше... И сразу мне знать дашь...

– Без проблем, начальник...

* * *

«Капусту» и драгоценности Женя спрятал в надежном месте. Никакой обыск им не страшен. А после этого решил немного отдохнуть. Да не телом, а душой. К Вале его потянуло, под ее крылом отогреться захотелось. Хотя бы пару-тройку деньков. Больше бы он не вытерпел.

Перед тем как вернуться к ней после долгого отсутствия, он зашел в ювелирный магазин и купил ей шикарный гарнитур из трех вещей: золотое колье, перстень и сережки с камешками. Он мог бы подарить ей что-нибудь из экспроприированного. Но он же не глупый. Кто знает, может, те драгоценности уже в описи у ментов. А это стопудовое палево, если к ней вдруг с обыском нагрянут.

– Спасибо, – тихо сказала Валя, принимая подарок.

Она даже не взглянула на него. Она смотрела только на Женю. Ей нужен был он сам, а не золото.

Она не спрашивала, где он был. Он сам ей об этом сказал. Дела, мол, дела, дела... Она все понимала.

Вечером они занимались любовью. Но секс с Валей пресен и скучен. Поэтому ночью он спокойно спал. Просыпаясь, чувствовал у себя на спине тепло ее руки.

На следующий день он связался с одним своим кентом, который имел выход на фарцовщиков. Через него достал приличный телевизор и японский видик. А также набор видеокассет с американскими боевиками и гнусавым переводчиком. Каждая кассета – двести «рваных», с ума сойти. Это был еще один подарок Вале. Но она ему тоже не особенно обрадовалась. Гораздо больше она хотела смотреть на него, а не видики. Даже отпуск без содержания умудрилась на работе взять, чтобы побыть с ним, пока он снова не исчезнет. Она уже свыклась с его исчезновениями, воспринимала их как нечто естественное и даже необходимое. Святая женщина!

Женя отдыхал. Целыми днями лежал на диване и смотрел «ящик». Валя носилась с ним как с малым дитем. Угождала каждому его желанию, готовила его любимые блюда. Хотел побыть у нее пару деньков, но вот уже шел пятый день, а ему не хотелось от нее уходить. Но пришлось.

– Когда приду, не знаю, – сказал он ей на прощание. – Но ты меня жди...

– Буду, – по-собачьи преданно глядя ему в глаза, сказала она.

Он поцеловал ее в нос и ушел.

А во дворе ее дома его уже поджидал Коготь. Вот уж кого не чаял он здесь увидеть.

– Что такое? – спросил он, отвечая на рукопожатие.

– Второй день тебя пасу...

– Так чего не зашел? – Он кивнул на дом.

– Дак у крали ты своей оттягивался. Козырная краля, она тебе как жена, я знаю...

А ведь, в сущности, Коготь прав, Валя ему как жена. Только брошенная жена...

– Не хотел тебя дергать... Но еще пару часов, и я бы тебя сдернул. Цирюльник кличет тебя. Хрюкнуть надо: дело сурьезное. На «малине» тебя вечерком ждет...

* * *

Воздух в просторном, старинной постройки доме дышал прохладой. Простой деревенский стол, заставленный нехитрой закусью и бутылками с водкой. Магнитофон орал блатные песни. Слышались возбужденные голоса, беззлобный мат, феня.

За столом сидело восемь братков, во главе их – Цирюльник. Женя сидел по правую от него руку. Блатари выпивали, закусывали, ждали серьезного разговора.

– Соловья давить будем, – Цирюльник с ходу взял быка за рога. К чему предисловия? – Оборзел он до беспредела... На «цеховиков» наехал. Ему, мол, падле, теперь отстегивать. А хрен ему в грызло!.. Медведь, Рыло и Кнут уже перетерли с сутиками из-под «Тригорья» и «Урала». Застращали их. Теперь они снова нам отстегивать будут. Соловей «стрелку» нам зарубил. Разборки чинить будем. Завтра в восемь перед сумерками на Ольгинской засеке...

– У него автоматы, – на всякий случай сказал кто-то.

– Знаю... Нам тоже пару-тройку скорострелок подкинут. Бабки уже отстегнули... «Шпалеры» у нас и без того есть. А еще каждому по «лимонке» будет. Короче, подкую вас крепко... Чо еще?

– Кто на разбор покатит?

– Я – нет. Соловей мне не ровня. Я законный вор, а он хрен с бугра... Скрипач, ты за меня будешь...

– Базара нет...

Жене не было дела до какого-то там Соловья. Он ему не мешал. Но отказаться от разборок он не мог. Это не сделало бы ему чести. Слово Цирюльника закон, здесь не важно, в каких ты с ним отношениях. Тем более ему доверяли большое дело. Он шел на разборки во главе братвы, это говорило о многом.

– Медведь, Рыло, Кнут, Солидол, Штырь, Чабан и Левый, вы все под Скрипачом... Или мало тебе, Евгений?

– Да нет, покатит... Хотя, я еще Когтя и Веретено с собой возьму...

– Добре... Короче, завтра в восемь, Ольгинская засека...

* * *

Танюха отдавалась ему с пылом и жаром. Как будто в последний раз.

Он пришел к ней поздно, в третьем часу ночи. И вот уже девять утра, а она все не слезает с него. Надо бы заяву в ментовку на нее кинуть, за изнасилование напрячь...

– Ох, хорошо, дорогой! Хорошо!.. Еще хочу! Еще!

Оседлала его, как всадник коня, и скачет куда-то. Только она обычно в таких случаях в глаза смотрит. А сегодня что-то нет. Может, она там вдали на скаку кого-то другого увидела?

Заснул он в начале одиннадцатого. Разборки с Соловьем – это круто. Забор городить надо на свежую голову.

Проснулся он в четвертом часу. Скоро должен был появиться Коготь. Только вчера он ему адресок свой дал. Теперь он стопудово был уверен в нем. Должен был прийти и сообщить ему, что команда в сборе. Восемь стволов и его, Женин, девятый – это вам не халам-балам.

– Ты куда-то собираешься? – с тоской спросила его Таня.

Переживает, что он снова сматывается от нее.

– Иногда я не волен над собой. – Он на виду у нее вскрыл тайник в полу и вынул «шпалер», который они конфисковали у мента в Челябинске.

– Женечка, тебя могут убить? – страдальчески протянула она.

Только в глаза не смотрит. Почему?

– Могут... Так что давай плесни мне сто грамм на дорожку. Может, в последний раз на грудь приму...

– Ну зачем же ты так? – Она подошла к бару, взяла бутылку виски.

– Ты мне эту туфту не подгоняй. Ты мне водочки плесни...

– Водка на кухне, в холодильнике...

– Пошли на кухню...

– Я тебе ужин быстро соображу...

Женя посмотрел на часы. Вот-вот должен был прийти Коготь. Что ж, вместе перекусим.

Он направился в ванную, по-быстрому принял душ, надел чистое белье, облачился в выглаженный костюм-тройку. И прошел на кухню.

Там его ждала яичница с беконом и бутылка «Столичной». Водка уже была разлита по рюмкам. Таня налила и себе.

Она сидела на табуретке и улыбалась. Но глаза смотрели куда-то в сторону. Что с ней?

Женя сел за стол, ковырнул вилкой в яичнице, бросил в рот малюсенький малосольный огурчик, потянулся к рюмке...

* * *

Клест уже жалел, что связался с Танькой. Нет, она не должна была подвести. Уж больно крепко застращал он ее. Душа ее как на ладони. Эта тварь из продажных сучек. Чтобы спасти свою шкуру, она и мать родную продаст.

Но вот беда, потерялся где-то Скрипач. Не идет к ней. Два дня прождал он с Дятлом в машине во дворе ее дома. Нет его и не было. Тогда он навострил лыжи к другой его бабе. Ну и уродина. Как с такой можно жить. А Скрипач жил? А ведь собой он хоть куда. Да, Скрипач был у нее. Но к этой тетке подъехать так просто, как к Таньке, он не мог. Эта лучше сама пулю примет, чем Скрипача сдаст. Предана ему как собака. А на фатере ее Скрипача он брать боялся. Ножом уж больно круто тот машет. Да и ствол у него есть.

33
Перейти на страницу:
Мир литературы