Сыщик и вор - братья навек - Колычев Владимир Григорьевич - Страница 2
- Предыдущая
- 2/78
- Следующая
– Он не любит физический труд. На практике работает хуже всех, субботники пропускает...
– А учится как?
– Круглый отличник... Но этого мало! Он не поддается трудовому воспитанию. Это бесспорный факт! Отсюда и делайте выводы...
– Ну тогда ладно. Недостоин так недостоин...
Жене отказали в рекомендации. В ответ на это он только пожал плечами.
– Даем вам полгода испытательного срока. Покажите себя на субботниках – примем в комсомол без всякого...
Но ни через полгода, ни через год, и вообще никогда не станет он в этих делах передовиком. Пусть в чужом дерьме другие ковыряются. А он не будет.
Женя еще раз пожал плечами и вышел за дверь.
Да пошли они все!
Обычно, с началом занятий в школе, в сентябре месяце все старшеклассники отправлялись в колхозы на помощь героическому трудовому крестьянству. Но в десятом классе сия злая доля миновала Женю. В сентябре 1973 года вместе с родителями он переезжал в другой город. Полгода назад ему исполнилось шестнадцать.
Ни у отца, ни у матери, кроме восьмилетки, никакого другого образования не было. Поэтому служебный рост им не светил. Да они как-то и не стремились к карьере. И никогда бы не променяли свой завод на другой, если бы не квартира.
А в Тригорске, крупном промышленном центре на Среднем Урале, им вдруг помаячила возможность получить свое жилье. И они сорвались с места не задумываясь.
В мыслях им представлялся высотный крупнопанельный дом, квартира улучшенной планировки, раздельный санузел. Но реальность способна испохабить любую мечту. Вместо благоустроенного жилья их ждала комната в коммунальной квартире на окраине города.
Самые настоящие трущобы, которые не увидишь ни в одном пропагандистском фильме, воспевающем преимущества социализма перед капитализмом. Десятка два трехэтажных домов сталинской постройки. Обвалившаяся штукатурка, закопченные стены, растрескавшийся асфальт, вонь помоев, выплескиваемых прямо на улицу. Тесные захламленные дворики... А чего следить за чистотой, если рядом нещадно дымит химический завод?
Коммуналка, в которой им теперь предстояло жить, удручала своим видом не меньше. Мрачный, давно не мытый коридор, запах кислой капусты и чья-то ругань из кухни, затхлый воздух. Хорошо, комната просторная, двадцать два квадрата.
– Обои, смотрю, поотклеились, – засуетилась мама, осматривая свое новое жилье. – Но ничего, новыми заменим. Окна покрасим, потолок побелим...
Родителей своих Женя уважал. Только считал их неудачниками. Шестнадцать лет прожили они в общаге. Как проклятые горбатились на производстве, здоровье гробили. А квартиру так и не получили. Очередь, мол, не подошла. У других подходит, а у них – нет... И вот наконец знаменательное событие в их жизни. Они получают отдельное жилье... в коммунальной квартире. Сменили, что называется, шило на мыло.
Ну да ладно, пусть живут как знают. Не его дело родителей судить. И вообще ему все равно. Они сами по себе, он сам по себе. Он их уважает, возможно, даже любит. Но их советы и наставления, как правильно жить, ему не указ. Он не хочет ни от кого зависеть и со своей жизнью разберется как-нибудь сам...
Оставив родителей рассматривать комнату, Женя вышел в коридор. И тут же столкнулся нос к носу с девушкой в коротком платье. От нее пахнуло свежестью и дорогими духами. Вьющиеся локоны светлых волос, лукавая улыбка на веселом лице, груди так заманчиво под платьем бугрятся, ноги длинные, стройные. Даже в полутьме он сумел рассмотреть, какая она красивая.
Женя невольно напрягся. Его трудно было чем-нибудь смутить, он редко когда удивлялся. Железную выдержку ему даровала природа. И характер у него твердый. Ничем его не согнешь. Это он на вид только пай-мальчик с ангельским лицом. Внешность бывает обманчивой... Но девушка его смутила. Была в красивых женщинах некая сила, перед которой он терялся. А перед этой он и вообще почувствовал себя беспомощным.
Девушка была примерно одного с ним роста, на самую малость пониже его. Но это не мешало ей смотреть на него сверху вниз. На вид ей было лет восемнадцать – для нее он был неопытным юнцом, не более того.
– О, какой мальчик! – проворковала она, открывая дверь в свою комнату.
И развязно ему улыбнулась. Женя почувствовал едва уловимый запах коньяка.
– Какой есть, – с вызовом ответил он ей.
Он знал, что девчонки считают его красивым. Худощавый, среднего роста, – в общем ничего вроде бы в нем особенного. Но лицо у него было выразительное. А еще глаза: широко распахнутые, горящие синим магическим огнем. Стоило только заглянуть в них – и многие девчонки начинали из кожи вон лезть, чтобы заслужить его внимание...
– Гуд бай, мой бэби... – она игриво помахала ему ручкой и скрылась за дверью.
Но для этой красотки он, видимо, слишком мал, чтобы она воспринимала его всерьез. Хотя он чувствовал, что произвел на нее впечатление. По крайней мере, ему хотелось на это надеяться.
...Вечером того же дня, когда машина с мебелью была разгружена, Женя вышел во двор. Терпеть он не мог сидеть дома, даже если там и для него дело есть.
Вокруг стола, за которым обычно старики гоняют в домино, шумела толпа пацанов. Он подошел ближе.
Двое за столом, сцепившись руками, пытали свою силу. Каждый стремился сломить противника, положить его руку на столешницу.
Высокий, крепкого телосложения пацан ломал одного соперника за другим. Он был сильнее всех.
– Ну, кто еще? – обвел он взглядом толпу, когда бороться было уже не с кем.
Ну и рожа у него. Лоб покатый, как у неандертальца, глаза маленькие, злые, нос свернут набок, нижняя челюсть выдается вперед. И кривая презрительная усмешка.
– Эй, пацан, может, ты хочешь? – спросил кто-то из толпы, обращаясь к нему.
– Эге, да ты что? – засмеялся кто-то другой. – Ты только посмотри, это же маменькин сыночек.
На фоне этих пацанов, одетых во всякое старье, Женя смотрелся как принц среди нищих. Черные выглаженные брюки, пиджак, белая накрахмаленная рубаха, напомаженные волосы. И лицо как у ангелочка.
Женя нахмурился. Его взгляд зачерствел, налился свинцовой тяжестью. Не мог он терпеть, когда его оскорбляют.
Он подошел к столу, молча занял свободное место, спокойно закатал рукав и выставил руку.
– Начнем? – сухо спросил он.
– Да ты что, пацан? Я же тебя как муху...
Всем видом здоровяк выказывал ему свое презрение.
– Попробуй, – голос Жени даже не дрогнул.
Его маленькая ладошка утонула в лапище незнакомца.
– Не рука, а ручонка, – усмехнулся кто-то.
Послышался дружный смех. Но он тут же стих.
Презрение на лице здоровяка сменилось вдруг удивлением. Как ни старался, он не мог сдвинуть руку соперника хотя бы на один градус. Как будто глубоко загнанный в землю железный столб пытался согнуть. Лицо его исказилось от натуги.
Зато Женя оставался совершенно спокоен. Ни одна черточка не напряглась на его лице. Как будто в шахматы он играл.
– Никогда не говори «гоп»... – сухо изрек он и резким движением опрокинул руку соперника.
Толпа вокруг зашумела. Шутка ли, какой-то задохлик завалил такого лося. Невиданное дело... Со всех сторон послышалось:
– Ну, Колода, писец тебе!..
– Все, Колода, приехали...
– Что, Колода, сдох?..
Здоровяк с перекошенным уже от ярости лицом соскочил со своего места, перегнулся через стол и схватил Женю за грудки.
– Да я тебя, сопляк, по стене размажу!
– Оставь его, Колода! – раздался вдруг чей-то тихий властный голос.
Колода обмяк и разжал руки.
Женя равнодушно посмотрел на своего неведомого заступника.
Парень лет шестнадцати, его ровесник, стоял, широко расставив ноги, руки в карманах, в углу рта сигаретка дымится. Серые помятые брюки, потертая вельветовая куртка на «молнии», кепка. Высокий, крепко сколоченный, и на внешность вроде бы ничего. В глазах насмешка.
– Ты чего это, Колода, бесишься? Проиграл, отвали в сторону. Таков закон... А ты в драку бросаешься!
- Предыдущая
- 2/78
- Следующая
