Тот, кто шепчет - Карр Джон Диксон - Страница 9

• Предыдущая
• 9/52
• Следующая

Прекрасно! Превосходно! Установлено!

Профессор Риго пододвинул стул еще ближе к столу.

— Однако факты свидетельствовали о том, что за это время к нему не приближалась ни одна живая душа.

— Вы слышите меня? — настойчиво допытывался профессор Риго, прищелкивая пальцами, чтобы привлечь к себе внимание.

Майлс Хэммонд очнулся от грез. Он подумал, что для любого человека с развитым воображением рассказ маленького толстого профессора, образно передающий детали, с чувственной наглядностью описывающий звуки и запахи, создавал иллюзию подлинности происходящего. На какое-то короткое время Майлс забыл, что сидит в одном из верхних залов ресторана Белтринга, открытые окна которого выходят на Ромилли-стрит, а рядом на столе догорают свечи. Он сжился со звуками, запахами и образами этого повествования, так что шепот дождя на Ромилли-стрит слился с шелестом дождя, падавшего на башню Генриха Четвертого.

Он обнаружил, что взбудоражен, встревожен, раздражен и уже не способен судить беспристрастно. Ему нравился мистер Брук, он испытывал к нему самые настоящие уважение и симпатию, как будто был знаком с этим человеком. Кем бы ни оказался убийца старины Брука…

И все это время, еще больше лишая Майлса душевного равновесия, на него смотрели с лежавшей на столе цветной фотографии загадочные глаза Фей Ситон.

— Прошу меня извинить, — стряхивая с себя наваждение, сказал Майлс, когда профессор Риго защелкал пальцами и он, вздрогнув, вернулся к действительности, — э-э-э, не повторите ли вы последнюю фразу?

Профессор Риго залился своим сардоническим кудахтающим смехом.

— Охотно, — учтиво поклонился он. — Я сказал: «Факты свидетельствовали о том, что ни одна живая душа не приближалась к мистеру Бруку в течение этих роковых пятнадцати минут».

— Не приближалась к нему?

— Или не могла бы приблизиться к нему. Он находился на крыше башни в полном одиночестве.

Майлс выпрямился.

— Давайте уточним! — сказал он. — Этот человек действительно был заколот?

— Он был заколот, — подтвердил профессор Рию. — Я горжусь тем, что имею возможность продемонстрировать вам сейчас оружие, которым было совершено преступление.

Протянув руку, он с легким отвращением дотронулся до толстой трости из желтоватого дерева, которая во время всего обеда находилась рядом с ним и сейчас была прислонена к краю стола.

— Это, — закричала Барбара Морелл, — она?…

— Да. Она принадлежала мистеру Бруку. Думаю, я дал понять мадемуазель, что коллекционирую подобные реликвии. Не правда ли, красивая вещь, а?

Подняв трость обеими руками, он драматическим жестом отвинтил изогнутую ручку. Вытащив длинное, тонкое, острое стальное лезвие, зловеще сверкнувшее в свете свечей, он с некоторым почтением положил его на стол. Однако этому лезвию не хватало блеска, его не чистили и не точили уже несколько лет, и, когда оно легло на стол, придавив край фотографии Фей Ситон, Майлс заметил на нем темные пятна цвета ржавчины.

— Не правда ли, красивая вещь? — повторил профессор Риго. — В ножнах тоже есть пятна крови, которые вы увидите, если поднесете их к глазам.

Барбара Морелл рывком отодвинула свой стул, вскочила и отпрянула от стола.

— Господи, — закричала она, — зачем было приносить сюда подобный предмет? И прямо-таки восхищаться им?

Славный профессор в изумлении поднял брови:

— Мадемуазель не нравится эта вещь?

— Нет. Пожалуйста, уберите ее. Она… она отвратительна!

— Но мадемуазель должны нравиться подобные вещи, не так ли? Ведь иначе она не была бы гостьей «Клуба убийств»?

— Вы слышите меня? — настойчиво допытывался профессор Риго, прищелкивая пальцами, чтобы привлечь к себе внимание.

Майлс Хэммонд очнулся от грез. Он подумал, что для любого человека с развитым воображением рассказ маленького толстого профессора, образно передающий детали, с чувственной наглядностью описывающий звуки и запахи, создавал иллюзию подлинности происходящего. На какое-то короткое время Майлс забыл, что сидит в одном из верхних залов ресторана Белтринга, открытые окна которого выходят на Ромилли-стрит, а рядом на столе догорают свечи. Он сжился со звуками, запахами и образами этого повествования, так что шепот дождя на Ромилли-стрит слился с шелестом дождя, падавшего на башню Генриха Четвертого.

Он обнаружил, что взбудоражен, встревожен, раздражен и уже не способен судить беспристрастно. Ему нравился мистер Брук, он испытывал к нему самые настоящие уважение и симпатию, как будто был знаком с этим человеком. Кем бы ни оказался убийца старины Брука…

И все это время, еще больше лишая Майлса душевного равновесия, на него смотрели с лежавшей на столе цветной фотографии загадочные глаза Фей Ситон.

— Прошу меня извинить, — стряхивая с себя наваждение, сказал Майлс, когда профессор Риго защелкал пальцами и он, вздрогнув, вернулся к действительности, — э-э-э, не повторите ли вы последнюю фразу?

Профессор Риго залился своим сардоническим кудахтающим смехом.

— Охотно, — учтиво поклонился он. — Я сказал: «Факты свидетельствовали о том, что ни одна живая душа не приближалась к мистеру Бруку в течение этих роковых пятнадцати минут».

— Не приближалась к нему?

— Или не могла бы приблизиться к нему. Он находился на крыше башни в полном одиночестве.

Майлс выпрямился.

— Давайте уточним! — сказал он. — Этот человек действительно был заколот?

— Он был заколот, — подтвердил профессор Рию. — Я горжусь тем, что имею возможность продемонстрировать вам сейчас оружие, которым было совершено преступление.

Протянув руку, он с легким отвращением дотронулся до толстой трости из желтоватого дерева, которая во время всего обеда находилась рядом с ним и сейчас была прислонена к краю стола.

— Это, — закричала Барбара Морелл, — она?…

— Да. Она принадлежала мистеру Бруку. Думаю, я дал понять мадемуазель, что коллекционирую подобные реликвии. Не правда ли, красивая вещь, а?

Подняв трость обеими руками, он драматическим жестом отвинтил изогнутую ручку. Вытащив длинное, тонкое, острое стальное лезвие, зловеще сверкнувшее в свете свечей, он с некоторым почтением положил его на стол. Однако этому лезвию не хватало блеска, его не чистили и не точили уже несколько лет, и, когда оно легло на стол, придавив край фотографии Фей Ситон, Майлс заметил на нем темные пятна цвета ржавчины.

— Не правда ли, красивая вещь? — повторил профессор Риго. — В ножнах тоже есть пятна крови, которые вы увидите, если поднесете их к глазам.

Барбара Морелл рывком отодвинула свой стул, вскочила и отпрянула от стола.

— Господи, — закричала она, — зачем было приносить сюда подобный предмет? И прямо-таки восхищаться им?

Славный профессор в изумлении поднял брови:

— Мадемуазель не нравится эта вещь?

— Нет. Пожалуйста, уберите ее. Она… она отвратительна!

— Но мадемуазель должны нравиться подобные вещи, не так ли? Ведь иначе она не была бы гостьей «Клуба убийств»?

— Да, разумеется! — поспешила она поправить положение. — Но только…

— Но только что? — мягко и заинтересованно перебил ее профессор Риго.

Майлс, немало удивленный, смотрел, как она стоит, ухватившись за спинку стула.

За столом она сидела напротив него, и во время рассказа профессора Риго он один или два раза почувствовал на себе ее пристальный взгляд. Однако девушка почти не сводила глаз с профессора Риго. Должно быть, в продолжение его рассказа она непрерывно курила — Майлсу бросилось в глаза, что в ее кофейном блюдечке лежит не менее полудюжины окурков. Когда профессор поведал о том, как Жюль Фреснак обрушился на Фей Ситон с яростной тирадой, она нагнулась, словно хотела что-то достать из-под стола.

Возможно, именно из-за белого платья живая, не очень высокая Барбара так походила на маленькую девочку. Она стояла за стулом, судорожно сжав его спинку.

• Предыдущая
• 9/52
• Следующая