И пала тьма - Клеменс Джеймс - Страница 65

Директриса облегченно вздохнула, хотя руки ее все еще подрагивали.

— Что я наделала… — пробормотала она себе под нос.

Но рыцарь все равно ее услышал.

— Ты не могла поступить иначе. Ты сама понимаешь, Мелинда.

— Но принесет ли это ребенку добро? — со вздохом спросила женщина.

Горящие Милостью глаза уставились поверх масклина на Дарт.

— Грядут недобрые времена, — грустно произнес он. — И худшее впереди. Если случится то, чего мы боимся…

— Я знаю, я знаю… Но какая тяжелая ноша для малышки!

— Всем придется принести жертвы, — проворчал мужчина. — Ты спасла ее от ножа, а теперь спрячь там, где никто не подумает искать.

Женщина стала покачивать ребенка. Глаза младенца слипались.

Дарт изо всех сил старалась удержаться в сновидении. Но хрупкие нити сна рвались.

Картина расплывалась, голоса доносились уже как будто издалека.

— Ее кровь… — прошептала директриса, а ялик и море становились все темнее.

— Порчу может победить только зараженный ею… — Голос рыцаря все отдалялся.

— Хватит ли у нее сил…

— Должно хватить…

— Ох, сир Генри, что мы наделали…

Ответа Дарт уже не услышала: беззвучная темнота сна поглотила обоих — и девочку, и младенца.

Дарт проснулась очень рано — с мутной головой и едва шевелящимся языком. Пробивающийся сквозь занавески свет колол глаза иголками. Невыносимо хотелось пить, а желудок сводило судорогами. Дарт решила, что выпила слишком много вина.

Она выпутала из одеяла ноги и, покачиваясь, слезла с кровати.

Щен высунул из-под кровати бронзовый нос, поморгал на хозяйку и уполз обратно в темноту. Ему тоже не понравилось это утро.

Дарт едва добралась до уборной, ей казалось, что желудок вот-вот взбунтуется. Суставы невыносимо ломило, но девочка сумела наполнить мраморную чашу ледяной водой, обмакнула туда полотенце и приложила к лицу. Холодная ткань быстро остудила разгоряченную кожу, голова болела уже меньше, а желудок успокоился.

В голове у нее вертелись отрывки сна. Смутные воспоминания о ялике, директрисе и рыцаре теней. Отрывки разговора имели для нее не много смысла. Вместо них ясно припомнились слова Чризма: «Надо быть бдительными… Нам всем».

Дарт знала, что он прав.

Девочка вернулась в комнату. В ярком свете утра без особого труда удалось забыть о тревожном сне.

Она подошла было к шкафу, но тут ее внимание привлек странный запах. Дарт заметила его только сейчас. Легчайший, как шепот, запах пропадал с каждым вдохом, и она никак не могла определить его источник. Пахло лошадиным потом, приправленным еле заметной свежестью утреннего холодка.

Девочка остановилась в середине комнаты и медленно огляделась вокруг.

Щен не вылезал, но его глаза внимательно поблескивали из-под кровати. Должно быть, он почуял внезапную настороженность хозяйки.

Дарт медленно двинулась к одной из четырех жаровень в форме репистол, что стояли по углам комнаты. Сверху их закрывали узкие решетки. Дарт проверила две жаровни у окна, но обе оказались холодными.

Она потрогала третью, что стояла около уборной, но та тоже была холодна.

Девочка больше не чувствовала запаха. Возможно, он вообще ей почудился. Или так пахло от нее, пока она мучилась недомоганием.

Дарт подошла к последней жаровне, у двери, провела пальцами по выгнутому боку.

Железо отдавало теплом. Горячим его не назовешь, но и не холодное. Как будто совсем недавно там горело небольшое пламя.

Нагнувшись, девочка приподняла решетку и заглянула внутрь. На нее снова повеяло странным запахом, хотя изнутри жаровня блестела протертыми боками. И все же, очевидно, в ней что-то жгли, причем недавно.

По спине Дарт побежал холодок, она отскочила от жаровни как ужаленная.

Щен подполз на животе к хозяйке.

«Кто-то заходил ночью в комнату, — билось в голове у девочки. — Кто-то зажигал жаровню».

Кто — и зачем?

Возможно, к ней заходила матрона Шашил. Но та всегда стучала и дожидалась, пока ее пригласят войти. Хотя пожилая дама была и остра на язык, но она всегда уважала право Дланей на уединение.

Нет, жаровню зажигала не она.

Дарт затравленно оглядела комнату, ожидая увидеть лишнюю тень или тянущуюся из-за занавески руку. Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Кто бы ни заходил к ней в комнату, он успел вычистить жаровню, а значит, давно убрался восвояси.

И все же у девочки невольно сдавило грудь. Она едва начала привыкать к безопасности и уединению своих покоев, а теперь эти чувства разбились вдребезги. Она потеряла убежище.

Из глаз девочки покатились слезы.

Кто-то входил к ней в комнату, возможно, стоял над ее постелью и смотрел на нее. Зачем?

Ей вспомнились полный тревог сон и утреннее недомогание. Страшно представить, какие темные составы горели этой ночью в жаровне.

Но для чего? И чья рука их подожгла? Вернее, какая Длань?

Дарт вспомнила, как разглядывали ее за ужином темные глаза мастера черной желчи. Сомневаться не приходилось — в ее комнате побывал Яэллин де Мар.

Тилар задумчиво смотрел на небольшой костер. Влажное дерево давало больше дыма, чем огня, но на болоте другого топлива все равно не найти. Беглецы сгрудились вокруг единственного источника тепла.

Роггер поворачивал на вертеле пойманного зайца. Он обмазал освежеванную тушку глиной, чтобы запах не разносился далеко. Также по совету вора огонь разожгли в ямке, чтобы по возможности скрыть пламя от недобрых глаз.

Рядом с Тиларом Делия куталась в отороченный мехом выдры плащ. Как и все они, девушка с ног падала от усталости.

Никто не пытался заводить разговор. Беглецы в сопровождении рыцарей провели в седле весь день, а с наступлением ночи спешились. Им пришлось перебраться через пару обрывов, пройти по соляной степи и пробираться ползком по заросшему лианами лесу. Они не смели следовать главной дорогой — кое-как расчищенным путем, что обходил застоявшиеся водоемы и вел по дубовым мостикам, перекинутым через пенящиеся реки.

Как оказалось, они не зря прислушались к совету Кревана и променяли дорогу на старые охотничьи тропы и протоптанные зверями тропинки. Лорд Бальжер не стал терять время и выслал погоню: рыцарей теней и болотных следопытов. И те и другие отличались немалым упорством.

Погоня длилась весь день и всю ночь. Креван расставлял ловушки и запутывал следы, прокладывал путь зигзагами и неожиданными заворотами. Но преимущество оставалось на стороне охотников — им сопутствовало благословение бога здешней земли. Их вели гончие, чей нюх усиливали сваренные на Милости воздуха снадобья, их оружие было смочено в огне, и передвигались они в болотных ползунах, которые наравне с кровью Бальжера питала его ярость.

Немудрено, что у беглецов не выдавалось возможности передохнуть. Но с приближением рассвета им пришлось остановиться: они слишком устали, чтобы одолеть переход через круглые холмы, что отмечали границу проклятой Лощины.

— Как думаешь, что нас ждет за холмами? — спросил Тилар.

Креван пожал плечами:

— Успел ли Бальжер послать известие о нашем приближении и предупредить Ташижан? — Тилар обернулся к востоку, где небо уже начинало светлеть.

Роггер фыркнул, приподнял вертел и принюхался к обмазанному глиной жаркому.

— Чтобы поднять тревогу, Бальжеру придется признать, что он позволил тебе сбежать. У негодяя слишком много гордости, чтобы пойти на такое. Он потеряет лицо перед разбойниками и бродягами, что составляют его двор. Пока тебя не убьют или не поймают, за пределы его царства эта история не выйдет.

Креван вскинул руку и быстро поднялся в шелесте плаща и теней.

— Кто-то идет.

Тилар положил руку на костяную рукоять одолженного короткого меча.

Креван сделал шаг назад и растворился в тенях. С его губ сорвался свист пересмешника, ему ответил такой же, а потом еще один. Рыцарь ступил обратно в круг света.