И пала тьма - Клеменс Джеймс - Страница 15

— Я знаю твою тайну, — прошептала Лаурелла так тихо, что никто из остальных не услышал ни слова. — Я знаю про кровь.

У Дарт потемнело в глазах.

— Я нечаянно услышала ваш разговор с матроной Граннис, — продолжала Лаурелла. — Когда приходит первая менструация, всегда страшновато, но пережить ее за несколько дней до церемонии полной луны… — Ее пальцы нашли руку Дарт, ласково сжали и отпустили. — Все будет хорошо.

Неожиданное проявление доброты застало Дарт врасплох. Лаурелла выпрямилась со словами:

— Все равно тебя ни за что не выберут.

В коридоре раздались смешки. Но девочка оставалась глуха к веселью подружек; в ее глазах мелькнуло затравленное выражение, и она отвернулась, но Дарт снова успела заметить проблеск зависти.

Не сводя глаз с Лауреллы, Дарт наблюдала, как та пытается придать лицу уверенное выражение. Дарт всегда считала себя чуть ли не невидимкой и всюду держалась в тени; иногда ей казалось, что они со Щеном оба призраки. Впервые она задумалась о том, как нелегко все время быть на виду.

Лаурелла направилась по коридору вдоль ряда девочек, на ходу подбадривая и нахваливая подружек. Но Дарт видела, что ее плечи чуть заметно подрагивают, как будто под тяжестью возложенных на нее ожиданий. Ожиданий, которые возложила на нее не только школа, но и семья.

Пронзительный скрип петель снова приковал все взгляды к двери. На пороге появилась Маргарита с высоко поднятой головой, чтобы лучше был виден ярко-синий крест на лбу.

— Маргарита! — Лаурелла бросилась к подруге.

Девочки со смехом затанцевали в объятии.

Матрона Граннис шикнула на них и прогнала от дверей.

— Дарт, ты следующая. Не заставляй лекаря ждать.

Дарт поднялась со стула, но чуть не упала на первом же шаге. Колени обмякли, а ноги налились свинцом. От падения она удержалась только тем, что вовремя оперлась о стену.

— Тебя не на виселицу тащат, — проворчала матрона, подхватила девочку под локоть и почти волоком повела ее к дверям.

— Не понимаю, зачем матрона так старается, — заявила Маргарита. — Кто выберет сорняк, когда вокруг столько цветов?

Граннис захлопнула дверь, и Дарт перестала слышать одноклассниц. В голове у нее мелькнула мысль, увидит ли она их снова.

Щен трусцой прошел сквозь дверь следом за хозяйкой и встал рядом. Комнату ярко освещали свечи и наполнял дым тлеющих трав. От запаха ведьмова дерева и шиповника у Дарт закружилась голова.

— Пошли, дитя. — Матрона провела ее через тесную переднюю в глубь осветилища.

Осветилищем называли круглый зал с выстроенными вдоль стен койками, и больше всего оно напоминало солнечные часы. Обычно несколько коек занимали больные ученики, но сегодня, по случаю торжественного дня, все постели стояли пустыми. Для того чтобы хорошо осмотреть будущих слуг богов, требуется уединение.

Посреди комнаты находилась скамья в форме лежащего человека с раскинутыми в стороны руками и ногами. Дарт не доводилось ее видеть, но она слышала о ней. А также о четырех осветильниках, что ее окружают.

Над скамьей сияли большие, размером с кулак, шары канделябра. В стеклянных шарах хранились крохотные капли гумора одного из огненных богов. Под скамьей стояла хрустальная чаша, до краев наполненная водой; ее поверхность осенила слеза бога воды, и теперь она вертелась в постоянном водовороте. По каждую сторону скамьи были помещены еще два осветильника: маленькие стеклянные ящички, в одном из которых рос миниатюрный дуб с желудями не крупнее булавочной головки, а в другом невидимый ветер гонял по кругу небольшое грозовое облако. Чтобы судить о чистоте тех, кто готовится посвятить себя богам, требовалось присутствие всех четырех стихий.

Дарт обреченно замерла на пороге. Даже если ей удастся скрыть свой позор от людских глаз, осветильники обязательно разоблачат ее.

— Раздевайся, — со скучливым нетерпением приказала матрона Граннис. — Положи одежду на ту кровать и укладывайся на скамью.

Дрожащими пальцами девочка расстегивала пуговицы.

— Госпожа… — начала она. Она решила, что лучше будет признаться во всем, не откладывая.

— Тихо, сейчас не время для разговоров. Лекарь уже здесь.

Глава врачевателей при Конклаве возник в проеме боковой двери. Для церемонии он оделся в мантию из синего шелка с узором из дубовых листьев на воротнике. Лекарь был невысок для мужчины — почти одного роста с Дарт. Его глаза отливали глубокой синевой, а волосы до плеч соперничали чернотой с вороновым пером. Он прожил немногим больше тридцати лет, но его искусство славилось по всей Мириллии. Поговаривали, что его приглашают в кастильон к самому Чризму. А в школе находилось немало девочек, которые были готовы притвориться, что у них жар или желудочные колики, только чтобы побыть наедине со знаменитым лекарем.

Даже матрона Граннис при виде его заправила за ухо непослушную прядь.

Хотя Палтри выглядел очень занятым, он одарил Дарт усталой улыбкой.

— Рад тебя видеть, дитя. Тебе нечего бояться.

Несмотря на сжимающий сердце ужас, девочка послушно кивнула и стянула с себя верхнюю одежду. После краткого промедления она разделась догола и даже скинула с ног потрепанные комнатные туфли. У нее не имелось причин стесняться лекаря Палтри. Дважды в год он осматривал девочек, проверял их девственность, причем его теплые руки неизменно оставались ласковыми, а слова — легкими и дразнящими.

— А теперь ложись на скамью, дитя, — подтолкнула ее матрона.

Дарт замерла на месте, не в силах сделать и шагу.

— Госпожа…

Палтри приподнял ей подбородок.

— Мы закончим очень быстро.

Его прикосновение немного успокоило девочку, и она кое-как доковыляла до скамьи. Следуя ласковым указаниям, она легла на спину и раскинула руки и ноги, повторяя очертания ложа. Ее ладони почти касались осветильников земли и воздуха. Над головой ярко горели огненные шары, а снизу Дарт чувствовала невидимое вращение водоворота.

Вот и конец.

Палтри наклонился над ней, держа в руках четыре крохотные, длиной и шириной с большой палец, баночки.

— Эти мази замешаны на крови четырех богов. Будет немного щипаться, и, если бог тебя принимает, его осветильник загорится ярче. Тебе нужно пройти одобрение всех четырех. Поняла?

— Д-да. — Дарт крепко зажмурила веки. В ушах стояли вороньи крики.

Девочка почувствовала прикосновение пальца ко лбу четырежды: вверху, снизу, справа и слева. Оконечности креста. Если она пройдет испытание, точки соединятся синими линиями — знак чистоты и невинности.

Дарт затрясло: она-то знала, что ни за что не пройдет испытание.

Когда четвертая точка осенила ее лоб, Палтри наклонился к самому ее уху и произнес:

— А теперь, чтобы рассудить о чистоте твоего духа и…

Со звоном и треском стекло взорвалось. Дарт вскрикнула и сжалась в комок. Сверху посыпались осколки осветильников, а скамья под ней заходила ходуном от колыханий в чаше. Осколки резали спину, руки и ноги, как разозленные пчелы.

Матрона Граннис с криком отпрянула в сторону. Щен с горящими глазами носился кругами и подпрыгивал, он перепугался не меньше людей.

Палтри стоял как вкопанный, даже не пытаясь утереть кровь из порезов на лице, и не отрывал от Дарт округлившихся глаз.

— Во имя всех богов… — выругался он себе под нос. Тем временем свет осветильников быстро затухал. — Никогда не видел ничего подобного.

— Что случилось? — В голосе матроны звучало обвинение, и она не спускала глаз с Дарт.

— Я ничего не делала… я ничего… — шептала та. — Простите.

Палтри смахнул с лица осколки и утерся, а потом проделал то же самое с девочкой.

— Она ни в чем не виновата. Обычно осветильники разгораются чуть светлее, но порой мне доводилось наблюдать и довольно яркие вспышки. Правда, никогда настолько яркие. Сила и чистота ее духа не оставляют никаких сомнений. — Лекарь закончил обтирать лицо Дарт и повернулся к Граннис. — Я не вижу необходимости проводить осмотр.

Дарт почувствовала прилив надежды. Без физического осмотра ее постыдная тайна останется скрытой. Хотя бы на полгода, до следующего осмотра.