Ньюгейтская невеста - Карр Джон Диксон - Страница 12

• Предыдущая
• 12/57
• Следующая

— Почти пятьсот лет тому назад ваше знамя развевалось на Святой земле рядом со знаменем самого Ричарда Львиное Сердце[47]. — Еще одна понюшка разлетелась в разные стороны. — Что значит в сравнении с этим паршивый Ганновер?

— Я только...

— Встаньте, молодой человек! — рявкнул Малберри. — Какая женщина захочет иметь дело с таким слабаком? Встаньте!

Даруэнт повиновался.

— Мир лежит у ваших ног, приятель. Так что больше никакой болтовни о честной игре. Есть какая-нибудь особа, которой вы хотите помочь?

— Долли! Где Долли?

Мистер Малберри колебался, постукивая по крышке табакерки.

— Мисс Спенсер нет в театре, как я уже говорил вам сотню раз. В старой квартире ее тоже нет. Но теперь вам не составит труда найти ее и оказать щедрую помощь. А может быть, есть человек, который дурно с вами обошелся? Которого вы ненавидите душой и сердцем?

Выражение лица Даруэнта изменилось. В эту минуту в дверном проеме появился преподобный Хорас Коттон, с сияющим от радости лицом по поводу отмены казни. Услышав скрипучий голос адвоката, священник застыл как вкопанный.

— Тогда отомстите ему, — вещал мистер Малберри, — и не помышляйте о милосердии!

Часы церкви Гроба Господня начали бить пять утра. Гулкие удары разносились по всей Ньюгейтской тюрьме, по Олд-Бейли за ее главными воротами и четко слышались в длинной комнате на верхнем этаже таверны «Рыжая лошадь».

Кэролайн Росс и Джек Бакстоун стояли у окна, глядя на опустевшую улицу.

Толпа быстро рассосалась. Остались только ополченцы, отомкнувшие штыки от мушкетов по приказу капитана.

Улица была усеяна апельсиновыми корками и пустыми бутылками, среди которых валялись дохлая кошка, обрывки женской одежды, мужской башмак и остатки пищи. Несколько минут назад надзиратель выкрикнул несколько слов из сторожки над главными воротами, и люди начали расходиться по двое и по трое.

— Они слишком рады поражению Бони, чтобы устраивать беспорядки, — проворчал Джек Бакстоун. — Жаль! Могла бы выйти славная забава.

— Но что сказал этот человек? — допытывалась Кэролайн.

— Не могу вам ответить, дорогая, я не слышал. Хотя к чему притворяться, будто вы не поняли? Ваш муж...

— Ш-ш!

Но, обернувшись, Кэролайн поняла, что ее никто не мог услышать. Гости — мужчины с проклятиями, а женщины с разочарованными вздохами — уже спускались вниз. Стулья с тростниковыми сиденьями были отодвинуты от длинного стола, являющего собой хаотическое нагромождение стекла и фарфора, где догорали свечи в лучших оловянных подсвечниках хозяина таверны.

Единственный оставшийся гость, мистер Джемми Флетчер, лежал мертвецки пьяным поперек стола лицом вниз. Его волосы были растрепаны, а парчовая треуголка — деталь вечернего туалета, столь часто носимая под мышкой, что ее называли chapeau de bras[48], — покоилась на жирном блюде. Храп молодого мистера Флетчера гулко звучал в утренней тишине.

— Дело в том, дорогая, — хладнокровно сообщил Бакстоун, — что ваш супруг получит... как это называется... отсрочку.

В голубых глазах Кэролайн мелькнуло беспокойство. Кэролайн раскрыла веер и начала им обмахиваться, хотя в комнате было прохладно.

— Но ведь его все равно повесят, не так ли?

— Не ручаюсь, дорогая. Жаль, что мы не могли пригласить за стол этого адвоката. Но всему есть предел.

— Безусловно.

— Помните, что сказал Харри Майлдмей, когда какое-то нахальное ничтожество предложило ему воспользоваться его каретой? «Очень любезно с вашей стороны, сэр, но где же поместитесь вы? На запятках с одним из лакеев?»

Поскольку Бакстоун остался с Кэролайн наедине, он позволил себе громко захохотать, едва не заглушив храп Джемми Флетчера.

— Не повезло вам, дорогая, — заметил он, вновь став серьезным. — Будет скверная шутка, если вашего мужа помилуют и выпустят на волю. Впрочем, меня это не касается.

Подойдя к столу, Бакстоун взял свечу, наклонил ее и начал капать воск на волосы спящего Джемми. Кэролайн наблюдала за этим развлечением, все энергичнее обмахиваясь веером.

— Джек!

— Что?

— Вы питаете ко мне хоть какие-то дружеские чувства?

— Дорогая моя! — Бакстоун наморщил лоб. — Разве я не примчался из Аутлэндса, чтобы составить вам компанию?

— Тогда обещаете не насмехаться надо мной, если я сделаю... нелепое признание?

— Насмехаться? Я? — Очевидно, его бы здорово удивило, если бы кто-нибудь усомнился, что он не принадлежит к самым приятным людям на земле.

— Вы обещаете не смеяться и не болтать об этом в «Олмаксе»?[49]

— Пусть сгниют мои кишки, если я это сделаю!

— Этот осужденный... — неуверенно начала Кэролайн, продолжая обмахиваться. — Признаюсь, я нашла его... довольно привлекательным.

Она допустила оплошность. Эмоциональная атмосфера в комнате сразу изменилась. Бакстоун поставил свечу на стол под аккомпанемент храпа Джемми Флетчера.

— Вам нравятся оборванцы? — холодно поинтересовался он.

— Когда я впервые увидела его, он показался мне самым отвратительным существом из всех, каких я когда-либо видела. Но потом я посмотрела ему в глаза и услышала его голос. Конечно, это глупо, но даже вы, Джек, должны были заметить, что он говорит как...

— Как джентльмен?

— Я хотела сказать, как преподаватель в Оксфорде.

Бакстоун игнорировал это замечание.

— Я уже забыл, сколько раз делал вам предложение. — Он зыркнул на Кэролайн маленькими черными глазками. — Но вы мне отказывали.

— Вы славный парень, Джек, и неудивительно, что ваши друзья любят вас. Но мне пришлось отклонить оказанную вами честь.

— Пришлось, дорогая? Выходит, вы предпочитаете...

Кэролайн покраснела.

— Не говорите глупости! Я не имела в виду ничего подобного.

Ее гнев был направлен в основном на себя. Ошеломленная, расстроенная, она должна была излить свои чувства на кого-то другого.

— Боюсь, вы не понимаете, — продолжала она, работая веером, пока ее каштановые локоны не затрепетали. — Вы прибыли из Аутлэндса, от вашего дорогого друга Фредерика Йоркского и его толстой жены. Каким же благородным выглядел его светлость несколько лет назад в роли командующего армией!

Зовусь я Йорк и напиваюсь

Гораздо лучше, чем сражаюсь.[50]

Как насчет скандала, который вынудил его уйти в отставку? Кажется, наш Фредерик оказался чересчур жадным? А его любовница продавала офицерские патенты дешевле, чем их можно было приобрести в лондонском штабе Конно-гвардейского полка с полного одобрения Фредерика? Но когда скандал со временем утих, он вернулся в штаб?

Бакстоун скривил губы:

— Если на то пошло, как насчет ваших любимых поэтов? Например, Джордж Байрон, который только что женился и уже готов развестись после того, как годами спал со своей сводной сестрой. Поэзия, тоже мне! Да я и сам кропал стишки в альбом!

— Вы не такой хороший поэт, как милорд Байрон, — заметила Кэролайн. — Даже из пистолета вы стреляете куда хуже.

Но, как уже упоминалось, человек, надеющийся уязвить Джека Бакстоуна, всегда испытывал горькое разочарование.

— Не стану возражать, дорогая, — с унылой миной согласился он.

— Благодарю вас, Джек.

— Все боятся бросить мне вызов, — констатировал Бакстоун. — Вы бы померли со смеху, увидев моего противника на дуэли.

— Боюсь, у меня не так развито чувство юмора.

— У него дрожит рука, и он так стремится выстрелить первым, что, как только подают сигнал, стреляет почти наугад и промазывает на несколько ярдов. Даже в тире Джо Мэнтона он потеет от напряжения.

Вытянув руку вперед, Бакстоун согнул палец на воображаемом спусковом крючке воображаемого пистолета. Медные пуговицы поблескивали на его голубом сюртуке прямо над головой храпящего пьяного.

• Предыдущая
• 12/57
• Следующая