Ньюгейтская невеста - Карр Джон Диксон - Страница 1

• 1/57
• Следующая

Посвящается Клэрис[1]

Лучше всего об этом много лет назад сказал Р. Л. С.[2] Если это дело стоило делать и если вышло по возможности хорошо, если с этих несовершенных страниц возносится хотя бы легкое пламя вдохновения, это во многом твоя заслуга.

Повешение Дика Даруэнта было назначено на завтра у Двери Должников Ньюгейтской тюрьмы[3].

Ночью не должно было раздаваться никаких зловещих звуков — даже ударов колокола церкви Гроба Господня[4]. И лишь на рассвете зрители услышали бы цоканье копыт по булыжникам мостовой и скрип колес, когда лошади вывозили бы виселицу из главных ворот. Виселица высотой в дюжину футов была тяжелой и такой широкой, что на ее помосте могли бы танцевать десять пар.

Боковины виселицы, обшитые досками, как козлы для кучера, от помоста до колес, были выкрашены в черный цвет. По указанию палача Джона Лэнгли виселицу надлежало установить у Двери Должников.

Толпа начала собираться возле тюрьмы уже вечером накануне казни.

— Черт! — хрипло выругался надзиратель, дежуривший в сторожке над главными воротами. — Уже собирается толпа!

Высунувшись из окна, он посмотрел вниз и налево на темную улицу Олд-Бейли[5].

Второй надзиратель подошел к окну; он занимал эту должность меньше месяца, но длинный красный плащ был почти таким же грязным, как у его многоопытного товарища. Отблески пламени единственной свечи, горевшей на столе в комнате с побеленными стенами, играли на спинах двоих мужчин, выглядывающих наружу.

— Беспорядков быть не должно, — возразил второй надзиратель.

— Это почему?

— Люди любят Дика.

Первый надзиратель, по кличке Красноносый, наклонился из окна и любовно похлопал каменный фасад Ньюгейта.

— Холлоуэя и Хэггерти[6] тоже любили, — донесся снаружи его хриплый голос, — когда Бранскилл вздернул их в 1807 году.

— Ну и что?

— Двадцать восемь человек из тех, кто пришел поглазеть на казнь, задавили насмерть возле эшафота. Не говоря уже о раненых. И это истинная правда.

Второй надзиратель, высокий тощий парень по имени Джейми, втянул голову в плечи и отошел от окна. Он не сомневался, что это истинная правда.

— И никаких беспорядков не было, — продолжал Красноносый. — Во всяком случае, того, что мы называем беспорядками. Все обычно начинается, когда приговоренного выводят из Двери Должников и толпа орет: «Шапки долой!»

— Почему? — допытывался Джейми.

Красноносый задумался, продолжая похлопывать по фасаду тюрьмы.

— Прежде всего, потому, что большинство зрителей пьяны. На рассвете они начинают свистеть, кричать и петь. Иногда собака схватит кого-то за лодыжку, или женщину придавят так сильно, что она завопит во все горло. Ну а потом... — Красноносый описал руками круг за окном. В его хриплом голосе послышалась усмешка. — Но интереснее всего, когда палач тоже пьян, хотя толпе это не нравится.

— Мне бы тоже не понравилось, — заявил Джейми.

Красноносый медленно повернулся. На фоне окна вырисовывалась его мясистая физиономия с синеватыми прожилками, тянущимися от носа.

— Ну и простофиля! — хмыкнул он. — Помню, я видел старину Бранскилла, до того как Лэнгли занял его место. Бедняга так накачался бренди с водой, что пытался накинуть петлю на шею священника вместо осужденного. И это истинная правда!

Обоим было не по себе, и оба это знали. Но даже не заикнулись о том страшном ощущении, что прочно засело в голове, подобно сгустку страха. Причем страх этот не имел ничего общего с предстоящей казнью.

Повешение для них и для многих других было хорошо знакомым и почти приятным зрелищем — куда более увлекательным, чем Панч и Джуди[7]. Что-то другое тревожило двух надзирателей, как, впрочем, и весь Лондон. В этот вечер четверга 21 июня 1815 года беспокойство витало в воздухе, просачиваясь в него, подобно дыму с крыш напротив тюрьмы.

На стене зазвонил колокольчик.

— Это калитка, — проворчал Красноносый. — И причем изнутри.

— Какой-то поздний посетитель уходит? — предположил Джейми, зажигая фонарь от свечи.

— И очень поздний, — многозначительно добавил Красноносый. — Если ты знаешь, который час, парень, то можешь рассчитывать на чаевые за хлопоты.

Тарахтя ключами, Джейми поспешил к винтовой лестнице.

Запоздалый визитер, поджидающий у калитки в главных воротах, оставался в тени, даже когда Джейми поднял продолговатый фонарь с закопченными стеклами.

Нос посетителя морщился, как, по-видимому, и желудок, вдыхая запахи Ньюгейта. Со стороны уголовного сектора доносился шум пирушки — вино и спирт там можно было приобрести в любое время.

— Поздно, сэр, — проворчал Джейми, подражая Красноносому.

— Ровно без четверти одиннадцать, — отозвался посетитель сухим, бесстрастным голосом.

Старомодный тип, подумал Джейми, оглядывая маленького сухощавого человека в накидке с капюшоном, черных бриджах, туфлях с пряжками в стиле прошлого века и в очках в золотой оправе.

Джентльмен, с седыми волосами, связанными на затылке, вложил шиллинг в руку надзирателя, когда тот отпирал калитку.

— Прошу прощения, сэр, — не выдержал Джейми. — Есть какие-нибудь новости?

Мистер Илайес Крокит, адвокат с Линкольнз-Инн-Филдс[8], знал, что Джейми имеет в виду.

— Боюсь, что нет, — ответил он. — Только слухи.

Когда ворота за ним закрылись, мистер Крокит какое-то время постоял на улице под звездным небом, чуть подернутым туманной дымкой. Он бросил взгляд на дом напротив. Окна были темными, но на рассвете в них зажжется свет и будет подан завтрак с шампанским для своевольной красавицы мисс Кэролайн Росс и ее гостей.

Никто не протестовал против такого развлечения джентри[9]. После завтрака их разгоряченные выпивкой лица появлялись в окнах. Со смехом или со слезами, в зависимости от настроения, сливки общества наблюдали, как жертва дергается в петле.

Мистеру Крокиту нужно было срочно повидать мисс Росс.

Неподалеку от Олд-Бейли его поджидал наемный экипаж. Адвокат тихо назвал вознице адрес Кэролайн Росс на Сент-Джеймс-сквер[10].

Экипаж свернул направо на Флит-стрит[11], и мистер Крокит, трясясь в пропахшей плесенью кабине, снял шляпу, положив ее на сиденье рядом с собой, сдвинул очки на лоб и закрыл глаза.

Он был напуган и не стеснялся признаться в этом самому себе.

Не то чтобы его волновала судьба Ричарда Даруэнта, приговоренного за убийство к смертной казни. Убийц следовало стряхивать с лица земли, как пыль с пальцев. Но намерения мисс Кэролайн Росс были настолько шокирующими и чреваты таким жутким скандалом, что адвокат страшился за свою репутацию.

К тому же на душе у него лежал тот же камень, что тяготил даже жалкого надзирателя. Хотя мистер Крокит отнюдь не страдал избытком воображения, ему казалось, будто он слышит неумолимо приближающуюся барабанную дробь.

— Новости! — пробормотал он вслух.

Адвокат не открывал глаз, покуда кеб не подъехал к Пэлл-Мэлл. Лишь только остался позади Стрэнд, он наконец перевел дух. Хотя мистер Крокит, как и многие другие, чувствовал себя не в своей тарелке в присутствии знатных особ, они, по крайней мере, дозволяли приближаться к себе.

• 1/57
• Следующая