О любви ко всему живому - Кетро Марта - Страница 19
- Предыдущая
- 19/71
- Следующая
Когда мой прекрасный принц поменял меня на какую-то девушку в толстых некрасивых очках, я целые дни, вся в слезах, кружила по городу не останавливаясь. Остановиться значило немедленно заплакать. И только когда я быстро шла, почти бежала, на пределе дыхания, тогда только и не плакала. Я носилась «с ветерком», и прохожие не успевали разглядеть моего перекошенного лица, лишь сквозняком их обдувало. Но стыда не было. Было много печали, которая медленно уходила со слезами (ночью), с усталостью и молчанием (днем). Со словами все просто – говорить не о нем я не могла, а говорить о нем и не плакать я не могла тоже («too», англичане так мило строят фразы).
И вот ночью я рыдала, а днем молча бегала по городу. И однажды забежала в «Детский мир», поднялась на четвертый этаж и оказалась в отделе, которого не видела никогда раньше (и никогда позже). Там продавали «все для кукольников», в частности множество разнокалиберных глаз. Они лежали – дорогие, стеклянные, «как живые», естественных цветов, с натуральными прожилочками и точечками. По одному рядом с ценником за штуку, а не за пару. Меня охватило жуткое желание купить и послать ему черную метку. Чтобы он открыл коробочку, а там глаз. Вы понимаете? Я, такая деликатная, милая, умная, страстно пожелала проехаться по физическому недостатку незнакомой девушки, совершить акт детской бессмысленной жестокости и бестактности. С точки зрения логики это ничего не меняло, ну разве что он решил бы, что я спятила от горя. Но я отчетливо поняла, что нашла недвусмысленный магический жест проклятия, после которого у них все рухнуло бы. Более того, это был грех, причем того сорта, что губят бессмертную душу.
Я почувствовала, что нахожусь в узле пульсирующей силы и могу ее использовать – знаю, как и с каким результатом. Возможно, это была иллюзия, но даже тогда, на пике скорби, я не стала пробовать. Мне не настолько нужен мужчина. То есть он был нужен мне безмерно, но не такой ценой. И не насильно, а чтобы сам, иначе неинтересно. О своей душе я в тот момент не думала, но и ее тоже, в общем, жалко.
Тогда же я поняла кое-что о сущности колдовства. Его можно творить простыми средствами, не обязательно резать христианских младенцев и осквернять крест. Весь адский антураж – убийство, кощунство, совокупление с козлом – вообще не является необходимым условием страшного колдовства. Нет, нужно вызвать у себя ощущение греха, честно признать: «Я сейчас делаю чудовищное, предаю все доброе, что есть во мне». Это породит всплеск дикой энергии, которая нанесет вред, если направить ее по адресу. Метод может быть самый детский – иной раз мамину чашку разбить достаточно или «правильное» письмо написать. Главное – намеренно совершить зло. Но кому-то, конечно, надо скальпы снимать и кошек мучить, чтобы утвердиться самому и оповестить кого надо: «Внимание, я встаю на путь греха. Ап!»
Моей маме, например, однажды пришло в голову закопать некую фотографию в свежую могилу, чтобы повредить. Ну да, человека чуть позже почти парализовало. Только он потом поправился, а мама, в ужасе от содеянного, заболела непоправимо. То есть, на мой взгляд, это все совпадения, но на ее-то – нет, она «взяла грех на душу».
Потом был еще один случай, когда я опять поняла, что необходимо сделать, на какую кнопку нажать, чтобы получить тот же результат. Промучилась дня три, а потом нужная дверь закрылась.
Наверное, есть ключевые моменты, когда точно так же легко сделать что-нибудь сверххорошее, но я их пока не чувствую. Вполне вероятно, что добро – совсем невесомая вещь, его нельзя слепить снежком и кинуть. Или нет, не в том дело. Счастье органично: бесполезно насиловать реальность, чтобы стать счастливым, не получится. Насилие порождает только дурные плоды. Если же исходить из христианских взглядов, то дьявол ничего не создает, он лишь искажает замысел Божий, поэтому для счастья достаточно быть такой, какой тебя задумал Бог. А для зла – да, придется поработать.
Это я к тому, что третье марта. Это дата или номер в списке? Третье, Марта, запомни, третье.
Год назад я пришла к нему домой – посмотреть картинки: «Удиви меня, мальчик». Что ж, не придраться, как и заказывала – удивил.
Я была тогда… в отчаянии? Нет, меня вообще не было.
С определенного возраста при появлении (и уходе) нового мужчины возникает мысль: а вдруг этот – последний? Вдруг никогда больше не случится нового таинства, новой страсти?
Я бы хотела узнать у мужчин, чувствуют ли они так же, да не смею. Каждый раз, когда кто-то говорит: «Ты моя единственная», – мучительно тянет спросить: «Неужели не боишься, что я у тебя последняя?» Жутко ведь – быть приговоренным к одному телу. Как ни одной новой книги не прочитать.
И когда Х вышел из игры по-свински непоправимо, я подумала, что больше никого не будет.
Где взять еще пять лет, а главное, столько сил и желания, чтобы найти нового, научить его любить меня как следует и полюбить самой? Где найти красивого юношу в этом городе рано толстеющих мужиков? Такого, чтобы любоваться.
Умного, чтобы можно было слушать, учиться, уважать. Чтобы танцевать. Чтобы тантрический секс разумел и прочий опиум для народа. И главное, был заточен развлекать женщин. Коротко говоря, еще одного такого, как не бывает.
Удиви меня, мальчик, испугай, обольсти меня, мальчик, дай мне тебя полюбить.
Год назад, третьего марта, – нашла. Прельстила. Влюбилась. Потеряла.
Пожалуй, забыла.
История поместилась в три неполных месяца, в три раза больше ушло на релаксацию. Что с ним теперь? Волосы собраны в хвостик, работает в конторе, потихоньку изменяет своей Великой Любви с теми, которые небрезгливы.
Но благодаря ему я нашла себя, вспомнила – сначала по счастью, потом по средоточию печали – то место, где я.
Сейчас я болею, сплю целыми днями, и полуденные бесы балуют меня сновидениями: новый мужчина, и нужно найти пристанище для любви и как-нибудь наврать маме, чтобы не прийти ночевать. Но каждый раз, когда препятствия устранены, я поворачиваюсь к нему, к Нему… и вижу Х. Именно его я так мучительно хотела. Точнее, я хотела бы хотеть его. Я хотела бы хотеть. Да нет же, секс вообще ни при чем. Я просто хочу быть.
Третье, Марта, запомни, третье: быть.
Я закрываю лицо руками и опускаюсь на пол («как срезанный цветок», отмечает моя ироническая составляющая – та, которая наблюдает, формулирует). Внезапно. Только что все было вполне сносно, но вот сейчас я увидела эту спину и плечи… Собственно, спину и плечи я увидела вчера – мне принесли фотографии – старые случайные кадры, сделанные без любви, где в фокусе кто-то другой, и на них он – в движении, чуть размытый, склоняется и улыбается.
Вот и все. И я проплакала всю ночь (опять внутри хихикает наблюдатель). Это технически довольно сложно – плакать, когда в постели ты не одна. Допустим, я умею делать это беззвучно, не первый раз, но быстро закладывает нос и нужно высморкаться, а это все, палево. Как всегда, высочайший романтизм ситуации разбивается о прозу жизни: просто сопли девать некуда.
Можно пойти в ванную и включить воду, но я уже наплакала приличную лужу, подушка промокла, а у нынешнего любовника привычка такая – во сне переползать на мое место, когда я встаю. Потому что мое тепло, мой запах остается, и можно контролировать ситуацию: я, когда приду, разбужу его, сгоняя, и он посмотрит на мобильник, чтобы узнать время, а утром скажет: «Девочка опять не спала».
Так вот, он же не дурак совсем, свяжет три факта: мокрая подушка – мое внезапное вечернее раздражение – фотографии.
Поэтому я лежу на боку, дышу ртом и запоминаю передвижение слезы, которая почти невесома, но путь ее обозначен прохладным следом. Вот вытекает из правого глаза, ползет по щеке, перебирается на крыло носа, а потом, неожиданно набрав скорость, скатывается на кончик носа и, помедлив, срывается вниз. Мне кажется, что я слышу тихое решительное «кап» – она ударяется о подушку.
В конце концов я беззвучно и яростно вытираю нос простыней и как-то засыпаю.
Утром мы ссоримся. Я надеюсь, просто потому, что оба не выспались.
Но еще несколько дней я буду вспоминать, как он, улыбаясь, склоняется. Я помню, как это выглядит, когда он подходит сзади. Поднимаешь голову, а он нависает сверху, улыбается и смотрит невозможно ласково – ничего не обещая, укутывает тебя собой, и ты беспомощно следишь, как внутри сначала все заполняет нежность, а потом снизу прорастает огненный стебель. Единственное, что может сделать женщина в такой ситуации, – это откинуться на его плечо, чуть повернув голову, вдохнуть запах и закрыть глаза.
А когда он один и ты смотришь со стороны, то все иначе. Спина согнута, но не так некрасиво и жалко, как у меня, когда сутулюсь. Так только очень сильные мужчины могут – опускать широкие тяжелые плечи неожиданно беззащитно, ронять большие ладони, и в этом движении столько печали и одиночества, что даже сейчас я закрываю лицо руками и опускаюсь на пол – как срезанный цветок.
- Предыдущая
- 19/71
- Следующая