Искатель. 1981. Выпуск №6 - Пшеничников Виктор - Страница 34

И в самом деле, в пистолете у него остался один патрон. Все знают, сволочи, и систему пистолета успели определить! Ровнин нащупал правой рукой «малыша». Ничего. По идее, они сейчас должны кинуться на него. Может быть, они сделают перед этим что-то отвлекающее. Только он подумал об этом, как о крыло разбился брошенный справа ком земли. Ровнин сжал «малыша» и увидел, как они рванулись к нему с двух сторон, стреляя на ходу: двое слева, один справа. Короткой очередью он сбил первого — это был, как он понял, «Длинный» — и, чувствуя, что его задело и что силы уходят, безжалостно ударил в упор по набегающим «Рыжему» и лопоухому. Оба упали буквально в метре от него. Лопоухий попытался приподняться — и лег. Кажется, попал он по ним прочно и серьезно, но и его задело. Да, кажется, его довольно прилично задело, продырявили его все-таки, сволочи, и он сейчас чувствует, что слабеет. Черт, весь левый бок прямо горит. Главное, боли он пока не чувствует, но бок горит, будто его сожгли. Что же это с ним? Вот так вот, наверное, умирают. Вот его собственная рука — безжизненная, бессильная. А это шум вертолета. Да, шум вертолета. Но, кроме этого шума, больше ничего уже нет. Ничего, совершенно ничего.

Когда Ровнин очнулся, то увидел над собой чье-то лицо. Лицо плыло над ним, шевелясь, качаясь; оно то уходило в туман, то возвращалось Ч го же это за лицо? Чье же? Надо остановить его, приказать ему остановиться. Остановить. Постепенно это ему удалось. Лицо наконец остановилось. Но Ровнин по-прежнему не видел, кто это. Он просто понял, что остановившееся лицо — лицо женщины. Что же это за женщина? Кто она, откуда? Ему очень хотелось бы знать это.

Ганна. Конечно, без всякого сомнения, это Ганна, ее губы шевелятся, но что же она ему сейчас говорит? Нет, она ничего не говорит, она просто плачет. Плачет, губами и языком слизывая слезы.

Кажется, его прооперировали. Прооперировали, потому что внутри все как будто стянуло. Больно. Очень больно. Он попробовал позвать Ганну, двинул языком и почувствовал, что ему что-то мешает. Что же это? Какой-то предмет. Вот это что: резиновая трубка! Стома. Значит, он в реанимации. А вот капельница.

Ганна заметила, что он смотрит на нее. Ровнин собрал все силы, которые только в нем были, и понял, что все-таки не сможет спросить, что же с ним. Ему трудно просто открыть рот и задать вопрос. Простой вопрос: «Что со мной?» Все-таки он спросил, но вместо вопроса из его рта вывалилось одно шипение.

— Ш-шо… шо… шо-ой?

Ганна лихорадочно вытерла слезы.

— Андрюшенька.

Заулыбалась. Зарыдала в голос. Наконец успокоилась. Пригнулась к нему.

— Андрюшенька, все будет хорошо. Ты слышишь? Все будет хорошо.

Нет, он не в реанимации. В реанимацию посторонних не пускают. Что же с ней? Почему она так плачет? Ровнин молча закрыл и открыл глаза: она должна понять по этому его знаку, что он думает то же самое, что она сказала.

Безымянная планета, пока что обладавшая только номером в каталоге ЗП (земноподобных), не была чрезмерно опасной для разведчиков, но и не радовала их уютом. Была она заключена в двойной кокон; две оболочки — облачную и болотную. Можно было годами путешествовать по ней и не видеть ничего, кроме тусклого блеска мелких стоячих вод, ядовито-зеленой плесени с отдельными островами джунглей. В болотах копошилась обильная прожорливая жизнь, рожденная темно-красным солнцем.

Но катер земной разведки все-таки вспорол облачное покрывало, поскольку в заманчивой близости от болотного мира серебрился в небе объект Икс.

Во время полета Виола, обычно мало интересовавшаяся космологией, задала неожиданный вопрос;

— Ты мне можешь объяснить по-человечески, что это такое — ваш объект Икс?

— По-человечески?! — Улдис отставил чайный стакан. — А впрочем, Ви, ты права, — я слишком привык к специальной терминологии… Этот Икс совершенно не похож ни на что известное нам… У него есть линейные размеры, но полностью отсутствуют масса, тяготение, вообще какие-либо признаки стационарного вихря континуума…

— Спасибо. Считай, что я поняла.

— Ну-у, девочка моя, я даже не подозревал, что разведчики не знают азов метатеории абсолюта!

— Так же, как абсолютисты не знают азов навигации, — что для них еще более стыдно, поскольку корабли называются абсолютистскими.

Улдис давно убедился, что способность Виолы язвить намного превосходит его собственную, а потому пошел на мировую:

— Хорошо, согласен, слушай. Любая элементарная частица есть стационарный вихрь пространства-времени; субстанция пространства-времени, «скручиваясь» в вещество, проходит промежуточное состояние, некогда названное единым полем. Единым, потому что тогда еще не нашли формул абсолюта, рождающего континуумы… Одним словом, вокруг любого сгустка вещества должна быть переходная область от вещества к «чистому» континууму — область гравитации, электромагнитного, мезонного, нуклонного и других полей. Ясно? А вокруг Икса ничего такого нет.

— Ага, — сказала Виола, стараясь не выглядеть слишком невежественной. — Значит, Икс — это не вещество?

— Похоже, что так. Бьернсон предложил интересную идею: по его мнению, Икс представляет собой микроконтинуум, то есть самостоятельную изолированную вселенную, метагалактику. Взаимное притяжение всех находящихся в Иксе тел равно энергии их общей массы; таким образом, вся энергия сбалансирована внутри Икса и не может излучаться в наши измерения.

— Забавно! — обрадовалась Виола. — Вселенная-карлик, которая плавает в нашей… в большой.

— Да, с вашей точки зрения, — карлик, не больше Юпитера.

— И там, внутри, тоже есть галактики, звезды, планеты — может быть, разумная жизнь?

— По законам абсолюта, возникающие континуумы подобны.

Виола прихлебнула остывший чай. Ее взгляд, уставленный в глубину голоэкрана, стал шальным и отрешенным, губы тронула улыбка. Улдису нравились в ней эти внезапные переходы настроений, но они же и печалили физика, потому что являли всю неуловимость, непредсказуемость Виолиной души. Оставалась, вечная тревога, боязнь спугнуть, потерять…

— А мы когда-нибудь проникнем туда… внутрь Икса?

— Кто знает!

— А если проникнем, что с нами случится?

— Ничего особенного. Наши базисные частицы, мельчайшие дискретные вихри, будут восстановлены в местном континууме и, стало быть, совместятся по масштабу с базисными частицами Икса. Эта вселенная будет для нас такой же необъятной, как наша.

Виола нехотя оторвалась от созерцания черного провала, с привычной ясностью и твердым прищуром глянула на Улдиса.

— И вы собираетесь… ломать, долбить эту вселенную вашими страшными генераторами?

…Теперь, во время четвертой экскурсии после посадки, их окружала равнина цвета бриллиантовой зелени, — бескрайнее поле больших и малых мохнатых пузырей монотонно убегало под закругленный нос гравихода. Приближаясь, разводила концы в стороны, разгибалась тупая подкова сиреневой опушки леса.

И Виола сказала Улдису:

— Ул, дай мне таблетку. Видишь — начинается!

Он уже и сам видел. Над машиной металась, то рассыпаясь в стороны, то почти облепляя обзорный купол, стайка маленьких летучих существ. «Лицо» каждого из них представляло собой один сплошной глаз под складчатой шапочкой верхнего века. Каждый летун то вдруг надувался скользким мячом, то, резко выбросив из себя воздух, делался тощим и стройным. Пролетал несколько метров, а затем распускал белесый цветок тонких перепонок, медленно планируя и надуваясь для нового прыжка.

Прямо по курсу лопнула в нескольких местах плесень. Выбросившись из воды, полудюжиной мощных присосок влипла в купол сизая, желто-пятнистая тварь, со стороны брюха напоминавшая грубый шестиугольник. Посреди брюха у твари был круглый рот, окаймленный жесткой шерстью.