Хлеб и снег - Иванов Сергей Анатольевич - Страница 9

• Предыдущая
• 9/27
• Следующая

С конца весны и до середины лета мы не были на даче. А когда приехали — ахнули! Без хозяйского глаза всё буйно разрослось, стало каким-то чужим, диким… Над участком клубники там и здесь развевались высокие султаны травы. Помидоры и огурцы почти совсем потерялись в чащобе сорняков.

И сам наш дом тоже как будто незнакомым стал. Сквозь щели в полу террасы пробивались какие-то бледные ростки, по стене — от пола к потолку — пролегала муравьиная дорога, в пустых комнатах хозяйничали мыши. Но самое неожиданное было в почтовом ящике. Там свили гнездо осы. Одной стороной оно упиралось в железную стенку ящика, другой в письмо. И видно, письмо это уже давно поджидало нас здесь.

Начались споры, как поступить.

— Письмо надо вынуть! — сказал Вовка.

— Письмо вынешь, а гнездо разрушишь, — ответила Таня.

И Вовка был прав, и Таня была права. И между прочим, я почти точно знал, что это письмо для меня: Вовка с Таней писем пока ещё не получают.

Вовка сказал:

— Если б хоть были пчёлы, а то осы!.. Осы не приносят людям никакой пользы!

— «Пользы пользы»! — рассердилась Таня. — Что же, нам разрешается всё ломать, что не приносит пользы? Кто это тебе сказал?

Так мы и не знали, что нужно всё-таки сделать. День шёл за днём, склеивались недели. А письмо продолжало лежать в ящике, над которым постоянно как бы вился дымок — это влетали и вылетали осы.

В конце июля вдруг размокропогодилось, редкий день обходился без дождя. И по всему было видно, что письмо наше промокает всё до последней буковки!

— Письмо, конечно, не моё, — говорил Вовка, — но будет обидно, если там что-нибудь важное. Все слова уже, наверно, расплылись.

— Если б там было написано важное, — ответила Таня, — то уже что-нибудь бы произошло. Но ведь ничего такого не происходит!..

В конце августа осы вдруг исчезли. Может, они вылетели все разом, как облако дыма из паровозной трубы, может, по одной — длинной-длинной цепочкой, может, ещё как-нибудь… Я не знаю: мы этого не видели. Просто мы однажды заметили, что гнездо опустело.

— Вот и улетели, — сказала Таня, — даже не попрощались!

А Вовка уже бежал к почтовому ящику… Он вынул гнездо, которое было похоже на кулёк, свёрнутый из очень плохой серой бумаги.

— Не ломай его! — крикнула с террасы Таня.

— Зачем мне его ломать, — пожал плечами Вовка.

Письмо почти не пострадало, и было оно не мне, не Вовке, не Тане, а всем нам вместе. Один наш знакомый писал, что заезжал к нам как-то в начале лета, не застал никого дома и вот оставил под крыльцом банку черешневого компота.

Мы заглянули под крыльцо. Там действительно была эта банка. Она вся проржавела, и компот прокис.

— Эх! — махнул рукой Вовка. — Самый мой любимый компот!

Если говорить честно, то и мой тоже.

Вот и весь рассказ. О чём же он? То ли о том, какую необыкновенную штуку выкинули осы. То ли о том, что жаль терять компот из-за каких-то ос. То ли о том, что жаль разрушать даже и осиное гнездо из-за какого-то компота!..

Старайся не старайся, а кое-что никогда не удаётся увидеть… Хотя, конечно, если ты внимателен и терпелив, ты многое сумеешь подсмотреть. Вот по осеннему лесу бредёт лось, расталкивая рогами клочья тумана. Вот белка рыжей искрой, хвост трубой, несётся к сосне на том краю поляны. А вот — присядь на корточки! — встретились два муравья и беседуют, притрагиваясь друг к другу усиками… Да и вообще, мало ли чудес на свете — чудес, которые могут стать твоими!..

И всё же есть по крайней мере одно такое, что всегда происходит без нас. Я говорю о звёздах — никто не видел, как они загораются.

Вот я сижу на старом берёзовом пне и смотрю, как темнеет длинный апрельский вечер, который остался после погожего дня. Справа от меня уже почти потухший закат. А слева небо холодное, тёмно-синее. Высоко бледнеется тонкое лезвие месяца. Чуть заметно темнеет. Я придирчиво осматриваю небо — ни звезды! Жду. Небо над закатом становится зелёным, потом начинает синеть. Вдруг мне показалось, что за моей спиной кто-то корчит рожи. Оборачиваюсь — горит-подмигивает звезда! Когда загорелась? Не видел!.. Но это ещё не всё! Пока я оглядывался, на том месте, куда я прежде смотрел, тоже замигала звёздочка. А потом, стоит только отвернуться на малую секунду, задуматься, даже просто моргнуть, сейчас же этим воспользуется новая звезда. И вот они уже слева, справа, выше, ниже — сыплются, словно брусника из лукошка! Ещё какое-то время они бледны и едва заметны. Но вот разгораются, словно кто-то прибавил им сил. Я-то знаю, в чём дело. Это небо становится темнее и темнее, потому что солнце всё дальше опускается за горизонт — светить другим людям, другим странам.

Таня — городская девочка, москвичка. Но сейчас, когда начинается эта повесть, она живёт в деревне — у своих деда и бабушки. Танин дед — председатель колхоза, а бабушка… просто бабушка, и всё.

Почему же Таня оказалась в деревне? А вот почему. Её родители — полярники, они работают в специальном институте. Но в Москве ни полюса, ни Заполярья нет. Всё это есть на Севере, за Полярным кругом — Таня видела этот круг на глобусе. И полярникам туда обязательно надо ездить — исследовать льды, изучать холодные ветры, без этого какие же они будут полярники? А Танины родители всё не ездили, не ездили на Север — ждали, пока Таня подрастёт. Наконец ей исполнилось шесть. Тогда родители собрались в экспедицию, а Таню посадили на поезд и отправили в деревню. Таня ехала на поезде, а впереди по проводам летела телеграмма — деду, чтоб встречал…

Хорошо бы, конечно, и Тане поехать не в деревню, а в экспедицию. Но об этом даже говорить не стоит. И без слов понятно: не возьмут!

Так городская Таня стала жить в деревне. Жила-жила и прожила целый год: весну, лето, осень и зиму — до новой весны. Я расскажу вам о том, что увидела и узнала она в первые месяцы своей новой жизни. Как подружилась с деревней, со всем деревенским.

В городе жить хорошо — весело, шумно. В городе всего много — людей, домов, улиц. В городе толкучка, в городе дышат густым тёмным паром фабричные трубы. Они такие высокие, что выдыхают свой дым прямо на небе!..

«В городе жить хорошо. А в деревне хорошо жить или нет?» — думает Таня. Она стоит посреди пустой деревенской улицы, мнёт валенком густой мартовский снег и думает. Солнышко льёт — оттепель. А может, уже и настоящая весна…

В деревне всего одна улица, фабрик нет — по небу только облака плавают. Людей новых нет, и людей мало. Если б сюда перенести по какому-нибудь щучьему веленью Танин московский дом, вся деревня в нём бы уместилась, все люди! «Вот было бы интересно, — думает Таня, — кругом леса, поля, а посреди стоит девятиэтажный дом и перед входом вывеска: «Деревня Кресты Ручьёвские»…

Зато в деревне много всего живого. Таня это сразу заметила. В городе, хоть он и очень большой, столько живого ни за что не наберётся. Там даже и живое какое-то не очень живое. Собаки слишком скромные, все на ремешках, а деревья обязательно рядками стоят. Таня, пока в городе жила, думала: так и нужно. А сюда приехала — поняла, как должно быть!

Вот бежит по улице собака. Ни забот у неё, ни хлопот. Машин она не боится, никто её не трогает. Подошла к Тане, понюхала край пальто, заглянула в глаза снизу вверх. Таня показала собаке пустые руки: «Нету ничего!» Собака вильнула хвостом и побежала дальше. Вот какими должны быть настоящие живые собаки!..

На краю деревни стоит ферма — длинный-длинный дом, похожий на здоровенный батон. Там живёт целое стадо коров. Туда Таня когда-нибудь обязательно сходит. Но пока ходить туда боязно. Коровы большие, тяжёлые, рогатые. Таня к коровам ещё не привыкла.

• Предыдущая
• 9/27
• Следующая