Люди на краю пустыни - Кард Орсон Скотт - Страница 33
- Предыдущая
- 33/79
- Следующая
Почему пожиратели огня ведут поиски мест хранения старых ракет и, рискуя жизнью их обезвреживают? Они делают это, чтобы сохранить цивилизацию. Почему всадники свободы покидают свои безопасные дома и помогают испуганным, одиноким беженцам преодолевать горные перевалы? Чтобы сохранить цивилизацию.
И почему Тимоти Карпентер сообщил судебным приставам о махинациях на черном рынке, обнаруженных им в Рифрок-Фармс? Действительно ли он это сделал для того, чтобы сохранить цивилизацию?
«Да», — убеждал он самого себя.
Теперь по дну водоема уже мчался водный поток. Вода плескалась у самых его ног. Преодолевая боль, Карпентер поднялся еще на метр. Он должен был удерживать свое тело строго параллельно склону водоема. Склонившись в ту или другую сторону, он потерял бы равновесие и скатился вниз. Карпентер подумал, что используя конвульсивные подергивания ног во время очередного спазматического припадка, он мог бы, уперевшись носками ботинок в песок, хотя бы немного дать отдохнуть своим рукам.
Нет, сказал он себе, продолжая мысленный диалог. Он сделал это не для того, чтобы сохранить цивилизацию. Причиной был самодовольный вид, с которым расхаживали эти сытые ребята, носившие краденую одежду. У них была здоровая кожа и пышные волосы. Не испытывая ни в чем нужды, они были настолько самоуверенны, что их могли вразумить только охранники, тогда как мелюзга из неимущих семей беспокоилась, хватит ли запасов еды, чтобы пережить зиму, сможет ли мать выходить младенца и выдержит ли обувь еще одно лето. Эти воры могли позволить себе отправиться в далекое путешествие на автофургоне, поехать в Прайс или даже в Зарахемлу — сверкающий город на берегу Мормонского моря, тогда как дети честных родителей не видели ничего кроме пыли, песка и красноватых гор, отделявших осваиваемые земли от пустыни.
За это Карпентер их и ненавидел. Ему была невыносима эта вселенская несправедливость, когда дети, у которых были здоровые ноги, ходили совсем не туда, куда стоило бы ходить, и, обладая голосом, использовали его для того, чтобы говорить глупости. Он ненавидел то, что дети, обладавшие проворными и послушными пальцами, использовали их для того, чтобы запугивать и подчинять себе слабых. Он ненавидел их за все несправедливости этого мира и хотел, чтобы они заплатили за них. Их нельзя было отправить в тюрьму только за то, что они обладают послушными руками, ногами и языками, но их вполне можно было отправить туда за воровство урожая, с таким трудом собранного доверчивыми соседями. Какими бы ни были его собственные мотивы, он имел все основания назвать свой поступок справедливым.
Вода быстро прибывала. Теперь его ноги уже сносило течением. Он приподнял локти, чтобы найти для них еще более высокую точку опоры. Но оторвав руки от земли тотчас заскользил вниз. Его стало сносить сильным течением. С огромными усилиями ему удалось вернуться в исходную точку своего восхождения. Из-за разрыва мышечной ткани его левая рука пылала от боли. Но он все еще был жив. Уперевшись локтем левой руки в землю, он вытянул правую руку и, поставив ее локоть на более высокую точку опоры, подтянулся вверх. Он даже попытался воспользоваться пальцами, чтобы зацепиться за почву кусты полыни или какой-нибудь камень, но так и не смог разжать кулаки, которые лишь без всякого толка колотили по земле.
«Неужели я такой мстительный, ожесточенный и злой? Возможно. Но какими бы ни были мои мотивы, они настоящие воры и не имеют ничего общего с теми людьми, которых предали. Дети, конечно, пострадают и пострадают жестоко. Ведь власти отберут у них отцов. Но гораздо хуже было бы оставить их отцов безнаказанными. Ведь тогда дети решили бы, что доверие существует лишь для глупцов, а честность для слабых. Что с нами будет, если дети научатся считать и писать, но не научатся не прикасаться к тому, что им не принадлежит?»
Он был уже по пояс в воде. Слегка покачивая его тело, течение пыталось увлечь его за собой. Струи дождя все стекали и стекали вниз по склону водоема, превращая землю под его локтями в жидкое месиво. В своей ярости эти дети желали ему смерти. Так что его смерть — это благое дело, разве не так?
Вода быстро поднималась, а течение становилось все более стремительным, и он подумал, что мученичество нисколько не соответствует тому, как его расписывают. Как впрочем, и жизнь. Испытав на себе и то и другое, он понял, что, в силу некоторых неудобств, кое с чем можно расстаться весьма легко. Ему удалось проползти вверх еще несколько сантиметров, но дальнейшему продвижению теперь мешал нависший над головой выступ земли. Здоровый человек, без труда преодолев этот выступ, схватился бы за росший над ним куст полыни.
Крепко сжав зубы, Карпентер поднял руку и положил ее на выступ размытой земли. Он попытался найти точку опоры для своего предплечья, но почва оказалась слишком скользкой. Попытка перенести часть своего веса на руку закончилась тем, что он опять съехал вниз.
Вот и все, это была его смерть. Когда он это понял, то от внезапной волны страха его тело свело сильной судорогой. Почти сразу же его ноги уперлись в каменистое ложе реки, тем самым предотвратив дальнейшее скольжение. Сведенные судорогой ноги на сей раз оказались полезны. С трудом подняв правую руку, он скреб кулаком стебель полыни, пытаясь разъединить сжатые в кулак пальцы.
Приложив нечеловеческие усилия, он сумел это сделать. Все пальцы, за исключением мизинца, выпрямились настолько, что теперь ими можно было уцепиться за стебель. Теперь крепко сжатый кулак мог оказать ему помощь. Он не щадил свою левую руку и, не обращая внимания на боль, использовал ее для того, чтобы подняться на выступ. Теперь только его ноги, а не все туловище, находились в воде, и ему было легче сопротивляться течению.
Это была победа, но не слишком большая. Уровень воды еще не поднялся и на метр, а течение было не настолько сильным, чтобы унести коляску. Но и этого было вполне достаточно, чтобы убить его, если все так пойдет и дальше. А что, собственно, он может сделать, чтобы этому помешать? В такую бурю, вода заполнит водоем почти доверху. Он будет мертв задолго до того, как вода снова начнет спадать.
Карпентер услышал вдалеке шум автомобиля, который становился все громче и громче. Неужели они вернулись, чтобы посмотреть, как он умрет? Они не настолько глупы. Как далеко от этого водоема до шоссе? Наверное, не очень далеко: ведь они не так долго ехали сюда по ухабистой грунтовке. Но это еще ничего не значило. Никто не заметит ни его, ни даже компьютер, лежавший среди перекати-поля и кустов полыни, росших на берегу этого водоема.
Но проезжающие мимо могли его услышать. Это было вполне возможно. Если, конечно, они в такой ливень едут с открытым окном. И если их мотор, несмотря на то, что он услышал его шум, работает достаточно тихо. Нет, это невозможно. Да и вообще это могли быть дети, которые вернулись, чтобы послушать, как он визжит и скулит, умоляя спасти ему жизнь. «После стольких лет молчания я не собираюсь сейчас кричать...»
Но он обнаружил, что стремление жить сильнее стыда. Голос самопроизвольно вырвался из его горла. Губы, язык и зубы, в детстве с таким старанием учившиеся выговаривать слова, понятные только его родителям, теперь вновь произнесли слово. «Помогите!» Это было очень трудное слово. Застряв у него во рту, оно оглушило его, и Карпентер уже ничего не слышал. Поэтому последние звуки этого слова скорее напоминали какие-то жуткие завывания, а не человеческую речь.
Протяжно и громко скрипнув тормозами, автомобиль резко остановился. Шум его мотора умолк. Карпентер снова завыл. Хлопнули дверцы машины.
— Говорю тебе, это собака, чья-то старая собака... Карпентер завыл еще раз.
— Собака это или нет, но там что-то живое.
Они побежали вдоль края берега, и кто-то из них его увидел.
— Маленький ребенок!
— Что он делает там, внизу?!
— Ну же, малыш, ты сможешь выбраться оттуда!
«Я чуть не угробил себя, выбираясь отсюда, идиот, если бы я мог выбраться, неужто ты думаешь, что я бы этого не сделал? Помогите мне!» Он снова стал кричать.
- Предыдущая
- 33/79
- Следующая
