Краснокожий пророк - Кард Орсон Скотт - Страница 12
- Предыдущая
- 12/79
- Следующая
Вскоре бледнолицые прекратили поиски и, проклиная все на свете, потащились обратно в форт.
— Это был тот одноглазый краснокожий.
— Пьяница-шони.
— Лолла-Воссики.
— Найду — убью.
— Повесить ворюгу.
Так они говорили, а Лолла-Воссики стоял неподалеку, на расстоянии броска камня, и на плече его покоился заветный бочонок.
Когда последний бледнолицый скрылся в форте, Лолла-Воссики захихикал.
— Ты смеешься, а сам несешь на плечах отраву белого человека, — напомнил Такумсе.
— Я смеюсь, а мой брат обнимает меня, — ответил Лолла-Воссики.
— Оставь это виски здесь, брат, и пойдем со мной, — сказал Такумсе. — Мою историю выслушала иволга и включила меня в свою песнь.
— Я буду слушать эту песню и радоваться, — кивнул Лолла-Воссики.
— На моей стороне выступает земля, брат. Я лик земли, земля — мое дыхание, моя кровь.
— Я услышу биение твоего сердца в порывах ветра, — ответил Лолла-Воссики.
— Я изгоню белого человека обратно за моря, — поклялся Такумсе.
И тогда Лолла-Воссики начал плакать — не пьяными слезами, а сухими, тяжелыми всхлипами человека, переживающего горькую скорбь. Такумсе попытался было крепче прижать брата к себе, но тот оттолкнул его и, качаясь из стороны в сторону, цепляясь за бочонок, побрел в темноту деревьев.
Такумсе не стал преследовать его. Он догадывался, почему его брат скорбит, — земля наполнила Такумсе великой силой, силой, которая способна была накинуть покров невидимости, благодаря которой можно было встать среди пьяных бледнолицых и превратиться в дерево. И Лолла-Воссики знал, как бы ни велика была сила, наполнившая брата, Лолла-Воссики по праву должен был обладать вдесятеро большим могуществом. Но белый человек убийствами и огненной водой украл у Лолла-Воссики эти способности, теперь иволга никогда не узнает его песню и земля не наполнит его сердце.
Ничего, ничего, ничего.
«Земля избрала меня своим голосом, и я должен заговорить. Больше я здесь не задержусь, я не буду больше пытаться пристыдить пьяниц, которых убила страсть к отраве белого человека. Я не стану предупреждать бледнолицых обманщиков и лжецов. Я обращусь к краснокожим, которые еще живы, которые остались людьми, и сплочу их воедино. И наш единый великий народ изгонит белого человека обратно за моря».
Глава 3
ДЕ МОРЕПА
Фредерик, юный граф де Морепа[5], и Жильбер, уже начинающий стареть маркиз де Лафайет, стояли бок о бок у поручней баржи, оглядывая озеро Ирраква. Парус «Марии-Филиппы» давно появился на горизонте; вот уже несколько часов они следили за приближающимся кораблем, меряющим воды самого маленького и мелкого из Великих Озер.
Фредерик не помнил, когда в последний раз его и весь французский народ вместе с ним подвергали подобному унижению. Пожалуй, тогда, когда кардинал — как там его звали? — попытался подкупить королеву Марию-Антуанетту[6]. Разумеется, в те годы Фредерик был еще совсем мальчишкой — двадцать пять лет, зеленый юнец, ничего не знающий о жизни. Он тогда счел, что нет превыше позора для Франции, чем объявить во всеуслышание, что кардинал намеревался подкупить королеву каким-то алмазным ожерельем[7]. Будто королеву вообще можно подкупить, если уж на то пошло. Но теперь, повзрослев, он понимал, настоящий позор заключался в неизбывной глупости французского кардинала, который решил подкупить королеву. Единственное, что она могла, это повлиять на короля, а поскольку старый король Луи вообще ни на кого не мог повлиять, на этом все дело заканчивалось, заходя в тупик.
Личное унижение — это больно. Унижение рода, фамилии — еще хуже. Унижение социального положения порождает агонию в душе. Но позор нации — это настоящая пытка, самое страшное несчастье, которое может случиться.
И вот сейчас он стоял на жалкой барже, на американской барже, привязанной у берега американского канала, и встречал французского генерала. Почему эта канава не носит звание французского канала? Почему французы первыми не изобрели эту хитроумную систему шлюзов, вырыв траншею, огибающую канадские водопады?
— Перестаньте пускать пар, мой дорогой Фредерик, — пробормотал Лафайет.
— Я не пускаю пар, мой дорогой Жильбер.
— Ну тогда перестаньте фыркать. Вы все время фыркаете.
— Я не фыркаю, а шмыгаю носом. У меня простуда.
«Канада — это настоящая сточная яма для отбросов французского общества, — в тысячный раз подумал Фредерик. — Даже благородство, встречающееся иногда в этих краях, смущает. Взять, к примеру, этого маркиза де Лафайета, члена… нет, основателя Клуба Фельянов[8], ведь в этом клубе состоять — все равно что кричать на каждом углу, что ты предаешь короля Карла. Демократ-пустослов. Может, даже якобинец[9], как этот мятежник Робеспьер[10]. Правильно Лафайета изгнали в Канаду, здесь он не сможет причинить никакого вреда. Почти никакого, разве что унизить Францию своими беспардонными выходками…»
— Наш новый генерал везет с собой нескольких штатных офицеров, — заметил Лафайет, — плюс весь их багаж. Не имеет смысла высаживаться на берег, тащить огромный груз на телегах и повозках, когда он может быть доставлен по воде. Кроме того, нам представляется хорошая возможность познакомиться с генералом поближе, пока мы будем плыть в Канаду.
Поскольку Лафайет, выражающийся всегда очень непосредственно (позор аристократии!), продолжал настаивать, упорно не желая принимать разумных доводов, Фредерику пришлось отступить от своих позиций и разъяснить ситуацию таким же простым языком:
— Но французский генерал, добирающийся до места своего назначения по иностранной земле… Нонсенс!
— Мой дорогой Фредерик, на американскую земли он и ногой не ступит! Пересядет с лодки на лодку, и все.
Жеманная улыбочка Лафайета приводила в бешенство. Грязное пятно на чести Франции. Ну почему, почему отец Фредерика не удержался в фаворе у короля хоть чуточку подольше! Фредерик успел бы заслужить продвижение на какую-нибудь элегантную должность типа главнокомандующего итальянской кампанией… А вообще, есть ли такая должность? Неважно, главное, чтобы еда была получше, музыка, танцы, театры — ах, Мольер! Там, в Европе, Фредерик сражался бы с цивилизованными врагами, с австрийцами, пруссаками или даже — хотя здесь слово «цивилизованный» вряд ли подходит — с англичанами. Вместо этого он попал сюда, и ловушка захлопнулась, так что — если, конечно, отцу не удастся хитростью и лестью вернуть фавору короля — Фредерику придется вечно созерцать вторжение на земли французских колоний всяких оборванцев: необразованных англичан, самых отъявленных мерзавцев, выходцев из низов английского общества, не говоря уже о голландцах, шведах и немцах… О, это поистине невыносимо! А союзники, союзники каковы! Племена краснокожих, они ведь даже не еретики, о христианстве здесь вообще речи не идет — они, все как один, язычники, а половина военных операций в Детройте состоит из закупки ужасных кровавых трофеев…
— Да, мой дорогой Фредерик, вы и в самом деле дрожите, — отметил Лафайет.
— Отнюдь.
— Но вас била дрожь.
— Я содрогнулся.
— Кончайте надувать губки и наслаждайтесь. Ирраква была сама услужливость. Они не только предоставили нам личную губернаторскую баржу, но и не потребовали за это никаких денег, сказав, что это жест доброй воли.
— Губернаторскую? Губернаторскую? Под губернатором вы подразумеваете ту жирную, страшную краснокожую женщину-язычницу?!
— С цветом своей кожи она ничего поделать не может, и вовсе она не язычница. По сути дела, она приняла баптистскую веру, это то же самое, что и христианство, только несколько шумнее.
5
Морепа Жан-Фредерик-Фелиппо, граф де (1701-1791) — к сожалению, непонятно, какого именно де Морепа имеет в виду Орсон Скотт Кард. Известный исторический персонаж ко времени действия «Сказаний о Мастере Элвине» должен был уже сойти в могилу, тогда как Фредди еще весьма юн. Усугубляют путаницу имена — то ли под Фредериком де Морепа писатель имеет в виду достаточно известного государственного деятеля Франции конца XVIII века, то ли его сына. Как бы то ни было, сын графа де Морепа никак не вошел в историю, поэтому следует рассказать об отце. Граф де Морепа прославился в основном тем, что стал самым юным министром внутренних дел — Людовик XV выдвинул его на эту должность, когда де Морепа исполнилось четырнадцать лет. Спустя десять лет де Морепа был смешен с поста за эпиграмму на мадам Помпадур, любовницу Людовика. Но следующий король, Людовик XVI, сделал его своим первым министром, на посту которого де Морепа пробыл до скончания своих лет. В реальной мировой истории де Морепа помогал американским колониям в борьбе против Великобритании, а не ставил поселенцам палки в колеса, как это он делает у Орсона Скотта Карда.
6
Мария-Антуанетта — жена французского короля Людовика XVI (напомним, что в альтернативной истории Мастера Элвина она является супругой Карла); была казнена во время Великой французской революции
7
Под подкупом королевы де Морепа подразумевает известную загадку истории, весьма скандальную и не проясненную по сей день. Александр Дюма предложил одну из объясняющих происшедшее версий в своем романе «Ожерелье королевы». Мы же ограничимся сутью того нашумевшего дела. В результате смерти Людовика XV у знаменитых французских ювелиров осталось невыкупленным дорогое бриллиантовое ожерелье, заказанное королем для своей фаворитки Дюбарри. Ювелиры пытались продать его супруге следующего короля, Марии-Антуанетте, но ничего не получилось, поскольку ожерелье стоило весьма дорого, а казна французского двора в те времена была крайне истощена. Однако вскоре к ювелирам явилась придворная дама, графиня Ламот-Валуа, доверенная подруга королевы, и сказала, что Мария-Антуанетта все же решила приобрести драгоценность, а переговоры по покупке будет вести некое знатное лицо. Этим знатным лицом оказался кардинал Роган, который и купил ожерелье за 1600 тысяч ливров; часть кардинал оплатил наличными, часть — долговыми векселями. Когда подошло время очередного взноса и деньги не поступили, ювелиры обратились в суд. Вскоре по обвинению в мошенничестве были арестованы кардинал Роган, Ламот-Валуа и еще несколько лиц (среди которых был небезызвестный авантюрист Калиостро). Выяснилось, что кардинал стал жертвой обмана своей любовницы Ламот-Валуа. Воспользовавшись доверчивостью Рогана, а также его страстным желанием угодить королеве и поправить свое пошатнувшееся положение при дворе, Ламот-Валуа устраивала ему свидания с королевой, которую, однако, изображало другое лицо. Таким образом коварная женщина выманила у кардинала деньги и ожерелье. В результате процесса Роган и Калиостро были оправданы, а Ламот-Валуа была приговорена к телесным наказаниям, клеймению и тюрьме. Этот нашумевший судебный процесс пошатнул и без того неустойчивую французскую монархию и стал одной из причин Французской революции.
8
Фельяны — политическая партия во Франции во время Французской революции конца XVIII века; название получила от бывшего монастыря ордена фельянов, в помещении которого члены клуба проводили свои заседания; несмотря на то что сначала фельяны поддержали революцию, впоследствии эта партия встала на сторону монархистов
9
якобинцы — в период Французской революции члены Якобинского клуба, среди которых были М.Робеспьер, Ж.П.Марат, Ж.Ж.Дантон; якобинцы наиболее яро выступали против французской монархии, и именно эта партия подготовила и осуществила кровавую революцию
10
Робеспьер Максимильен Мари Изидор де (1758-1794) — деятель Французской революции конца XVIII века, один из основных революционеров, ставший впоследствии народным диктатором; после поражения диктатуры был без суда гильотинирован народом
- Предыдущая
- 12/79
- Следующая
