Ночь в одиноком октябре - Желязны Роджер Джозеф - Страница 44
- Предыдущая
- 44/45
- Следующая
– Как ты посмел?! – вскричал викарий. – Как ты посмел тронуть моих людей?!
Граф медленно обратил на него свой взгляд и развел руками.
– Вы слишком вольно обращаетесь ко мне, – угрожающе проговорил он.
И полетел к викарию, только уже помедленнее. Музыка звучала все громче и громче, голоса завыли, письмена засияли. И пока он плыл над пожухлой травой, я уловил чей-то посторонний запах и краем глаза заметил темную тень, прячущуюся в полумраке справа от меня. Это был тот странный волк, с которым я столкнулся ночью в лесу при лунном свете. Он приблизился к нам совершенно бесшумно.
Рука викария внезапно вынырнула из рясы, швырнув что-то в Графа. Мгновенно его скольжение было остановлено, Граф замер. Тем временем, прячась за спиной Графа от бдительного ока священника, волк нырнул в освещенный костром круг, ухватил Линетт за плечо и потащил в темноту, продолжая дело, начатое Ларри.
Внезапно Граф утратил всю свою грацию. Он закачался из стороны в сторону, сделал неверный шаг к викарию, тогда как тот вновь сунул руку под плащ и повторил предыдущий жест.
– Что это? – еле выговорил Граф, шаг за шагом приближаясь к викарию, который медленно пятился.
И тут Граф упал.
– Земля из одного из твоих гробов, – ответствовал викарий, – смешанная с тертым камнем моего церковного алтаря, воздвигнутого еще до того, как в Англию пришли паписты. Плюс сустав святого Иллариона. Ты нуждаешься в освященной земле, чтобы продлевать свое существование, но излишнее количество освященной земли убивает мгновенно, различие подобно разнице между целебной и смертельной дозами стрихнина. Ты не согласен со мной?
Граф пробормотал что-то в ответ на незнакомом мне языке. Тем временем волк вместе с Линетт исчез в ночи. Только сейчас до меня дошло, что беседы с Ларри вкупе с опытом обращения с наркотиками, плюс те растения, которые ему удалось раздобыть за эти дни, – все это помогло составить препарат, который и его превратил в волка: пред моими глазами предстал Великий Сыщик в наивеличайшем своем маскараде. Я провыл в ночь:
– Отличная работа!
Немного погодя в ответ послышалось:
– Удачи!
Надпись переливалась всеми цветами радуги. То ли смерть Морриса и Мак-Каба повлияла на нее, то ли еще что – трудно было сказать. Викарий поднял глаза и увидел, что Линетт исчезла. Он посмотрел на Джилл.
– Тебе следовало бы предупредить меня, – сказал он.
– Я сама только что заметила, – ответила та.
– Я тоже ничего не видел, – присоединился к ней Ночной Шорох.
Викарий поднял нож для жертвоприношений, который минутой раньше уронил, вернулся на прежнее место и вонзил клинок в землю у своих ног.
Затем он выпрямился, повторил заклинание Силы и добавил к нему другое заклятие. Его лицо вдруг обратилось в клыкастую морду кабана, одно ухо было порвано. Эта маска держалась примерно минуту. Я перевел взгляд на Ларри: глаза его открылись, он повернул голову, заметил, что Линетт исчезла, кинул быстрый взгляд на алтарь, увидел, что и там ее тоже нет, попытался было подняться, но сразу упал. Я подумал, насколько серьезно он ранен. Конечно, крови было прилично, но с ранениями головы всегда так. Даже серебряная пуля – должна же она была куда-то да попасть. Ларри пополз вперед, продвинулся примерно на полфута, остановился и тяжело задышал.
Викарий произнес еще одно заклятие. Серая Дымка внезапно покрылась полосами тигровой масти. Однако это заклинание тоже держалось недолго. Текила медленно начала превращаться в грифа. Джилл вдруг стала древней ведьмой, согнутой до самой земли, горбатый нос ее почти доставал до выступающего далеко вперед подбородка, лицо закрывали седые лохмы волос. Я посмотрел на Джека и увидел, что он тоже переменил обличье: плечи украшала косматая голова огромного медведя, желтые глазки яростно поблескивали, из уголков рта бежала слюна. А посмотрев вниз, обнаружил, что моя шкура приобрела кроваво-красный, влажный цвет; на лбу у меня, кажется, появились ветвистые рожки. Понятия не имею, на кого я стал похож, но Серая Дымка прыгнула в сторону и зашипела.
Кабан вновь заговорил, и заклятие его разнеслось подобно звону колокола в морозную погоду. Граф обратился в полусгнивший скелет, завернутый в черные одежды. Что-то невидимое пронеслось у нас над головами, хохоча, словно полоумный ребенок. Из почвы выпрыгнули бледные грибы, от костра пахнуло серой. Какая-то зеленая жидкость плеснула из его пламени, побежала пузырящимися ручейками. Голоса нараспев тянули наши имена. Мак-Каб превратился в женщину, чье накрашенное лицо вдруг начало отваливаться большими кусками. Моррис принял обличье человекообразной обезьяны – длинные волосатые руки доставали до самой земли, он стоял, опираясь на костяшки пальцев; рот широко разинут, ужасные клыки скалились на нас. Ларри теперь стал истекающим кровью человеком, распростершимся в стороне от круга. Воздух перед нами замерцал и как бы застыл огромным зеркалом, отражая всех нас в полный рост. Затем головы наших зеркальных отражений разом отделились и медленно поплыли налево. Это было довольно странное переживание – вот так перекидываться частями тела; я, вроде, не двигался, но ощутил на своих плечах внушительный вес медвежьей головы, увидел, как голова ведьмы пристраивается на плечах у Джека. Серой Дымке досталось огромное рогатое демоническое рыло, а Джилл получила маленькую полосатую кошачью мордочку… и так далее. Затем начали перемещаться – уже вправо – наши тела. Я стал кошкой с медвежьей головой, тельце мое жалко раскинулось на земле, ноги не выдерживали такого веса. Сердце стучало, как паровая машина. Джек превратился в демона с кабаньей ряхой. И снова откуда-то сверху донесся дьявольский хохот. Если б не мое нынешнее тело и не моя нынешняя голова… Я валялся там, среди грибов и зловония, а надо мной плыл очередной монотонный распев. Но это все иллюзия, иначе быть не может – ведь не может? В прошлые разы я не сумел докопаться до истины, не смог этого сделать и сейчас.
Грибы почернели, свернулись и распались в пыль, когда кипящие зеленые ручейки достигли их. Наши отражения в зеркале заплескались, превратились в яркие пятна какого-то одного цвета и слились вместе. Я снова взглянул на свое тело, но все затянуло туманной дымкой, и я так ничего разобрать и не смог. Напев еще раз переменился. Луна подернулась кровавой рябью и роняла на нас свою призрачную «кровь». Небосвод пересекла падающая звезда. Еще одна. И еще. Начался настоящий звездный дождь.
В этот миг зеркало треснуло, и мы с Джеком остались одни на нашей стороне, привычные формы вернулись к нам, сильный порыв ветра, прилетевший с севера, развеял дымку. Показались и остальные, все стало на места. Звездный дождь понемногу стихал. Луна отдала предпочтение розовому, затем снова вернулась к привычной мешанине масляно-желтого и светло-серого цветов. Я вздохнул и занял прежнее место, почувствовав, как Дымка внимательно оглядела меня с головы до пят. Зеленые щупальца, вылезшие из костра, начали, подобно лаве, застывать. В какой-то момент мне показалось, будто из пламени теперь доносятся странные голоса, принадлежащие животным: блеяние, тихое ржание, поскуливание, пронзительный лай, завывание на несколько голосов, кашель огромной кошки, карканье, жалобный мяв. Вся эта какофония сменилась полной тишиной, лишь огонь знай себе потрескивал и что-то бормотал.
Я услышал знакомый звон, разнесшийся над нами. Настало время попытаться открыть Врата. Я взглянул на Джека – он тоже услышал.
Ларри отполз еще на фут.
Я не сводил глаз с викария – тот зачитывал последнее заклятие. Рука Графа легонько дернулась. Но Роберте успел вовремя: он резко наклонился и схватил чашу. Что-то темное вылетело из перстня Графа, викарий поймал это в пятигранную чашу и отразил в ночь. Все равно уже поздно было кого-либо убивать: Врата начали открываться. Викарий склонился, поднял икону и поставил ее на грудь Графу. Перстень больше не реагировал. Явившись свидетелем того, как ловко он расправился с Ларри и Графом, я вынужден был отдать ему должное. Викарий Робертс оказался куда опытнее, чем казалось на первый взгляд.
- Предыдущая
- 44/45
- Следующая
