Сестра звезды - Жаринова Елена - Страница 41

Рейдан тем временем велел Готто следить за положением руля. Аттеру он показал, как надо приспускать парус, если ветер задует сильнее.

— Пойдем, Шайса, — сказал он мне. — Я познакомлю тебя с нашим пленником. Обычно с ним остается Виса, пора ей снова его охранять.

Когда мы спустились с палубы, он сказал мне:

— Ты, я вижу, заметила, что Готто сам не свой? Парень влюблен в тебя не на шутку. Я все время должен был следить за ним, чтобы он не отмочил какую-нибудь глупость. А сегодня ночью он вообще не сомкнул глаз: все сидел на палубе. Он сделал бы для тебя гораздо больше, чем уже сделал.

Все это я знала и видела сама, но почему-то услышать это от Рейдана было для меня неприятно. Я хотела спросить его: «А ты разве спал спокойно?» Или, глядя в глаза, задать другой вопрос: «Зачем ты все это мне говоришь?» Но я не решилась и молча вошла вслед за Рейданом в закуток, где держали пленника.

Несчастный Чи-Гоан томился в трюме на груде разноцветного тряпья. Его руки были связаны за спиной. При виде нас он попытался что-то промычать сквозь кляп, но Виса, прокравшаяся вслед за нами, грозно зарычала на него, и он тут же затих. Рейдан освободил пленнику рот и перерезал веревку на руках.

— Мы в открытом море, Чи-Гоан, теперь можешь кричать, сколько влезет.

Посланец милостивого и всемогущего Хозяина побережья был совсем молодым человеком — ему едва ли исполнилось двадцать пять. Блестящие черные волосы торчали смешным ежиком; круглые карие глаза смотрели на нас с детским любопытством. Потирая опухшие руки, он беспечно спросил:

— Теперь вы убьете меня?

— Рейдан, ведь нет? — испугалась я.

— Посмотри на эту девушку, Чи-Гоан, — сказал Рейдан. — То, что мы сделали с тобой, помогло спасти ее из рук купца Итаки. И еще одна женщина избежала печальной участи. Я говорю это, чтобы ты не держал на нас зла. А ты вместе с нами достигнешь побережья, откуда доберешься либо до Котина либо до Фолесо. Оттуда наверняка идут корабли в Лю-Штан.

— Хозяин побережья меня не простит, — сказал Чи-Гоан. — И дома обо мне никто не заплачет. Я не собираюсь туда возвращаться.

Рейдан пожал плечами.

— Во всяком случае, сейчас ты не пленник, а такой же матрос, как все мы. Так что отправляйся на палубу — для тебя там найдется работа.

— Первый слуга Хозяина побережья не может быть простым матросом, — капризно произнес молодой человек.

— А попасть на сушу первый слуга Хозяина побережья хочет? Живо на палубу, а то скормлю тебя рыбам.

Чи-Гоан опасливо взглянул на арбалет охотника, потом на Вису, смирно развалившуюся у моих ног от стены до стены, и начал поспешно карабкаться наверх по веревочной лестнице. Рейдан пошел за ним. Уже схватившись за лестницу, он сказал:

— Найди что-нибудь накинуть на себя, на море прохладно. По-моему, твоя Омма натаскала кучу всякой одежды в свою каюту — спроси у нее.

И, помолчав, добавил:

— Я рад, что ты вернулась, сестренка.

— Омма?

Я заглянула в каюту. Омма сидела на постели у окна, положив руки на откидной столик и уронив на них голову. Ее красивые темные волосы струились по плечам, как драгоценный шелк. Плечи молодой женщины вздрагивали — она плакала. Я подбежала к подруге, села рядом, обняла ее. От прикосновения та вздрогнула и уставилась на меня непонимающими глазами.

— Омма, это же я, Шайса. Мы обе спаслись, это такое счастье! Почему ты плачешь?

— Лучше бы меня продали на торгах, — сквозь зубы проговорила Омма, и взгляд ее прекрасных глаз метнул темное пламя, — чем встретиться здесь с этим… Судьба просто посмеялась надо мной.

— Ты говоришь про Аттера? Но он приехал в Цесиль тебя спасать, он готов был рисковать жизнью. Что он тебе сделал?

— Я не знаю, зачем он искал меня сейчас — должно быть, чтобы продолжить мои мучения. Зато я отлично помню, что он сделал с моей жизнью год назад. Я ведь тебе не рассказывала, Шайса… И не надо бы: ты еще не знаешь, какое зло может причинить женщине мужчина. Но я не хочу, чтобы ты считала меня сумасшедшей. Слушай.

Омма поднялась. В своем блестящем плаще она выглядела необычайно величественно — настоящая жена принца. Но лицо ее сохраняло холодное, скорбное выражение.

— Меня выдали замуж, когда мне исполнился двадцать один год. Аттер чуть старше меня — молодой, красивый принц, и я полюбила его. Я стала ему преданной женой, я готова была исполнить любой его каприз, я заботилась о нем, как о собственном ребенке — двое моих детей, Шайса, умерли младенцами, и мне некого было больше любить. Я надеялась, что чувства моего мужа также глубоки, однако иногда мне казалось, что он относится ко мне, как к красивой забаве. Но я всегда гнала от себя эту мысль.

В Ромесе ни дня не проходит без поединков. Для рыцарей это нечто вроде игры: обычно они бьются не насмерть, а делают какую-нибудь ставку, словно в карты. Однажды муж пригласил гостей на нашу половину королевского замка. Среди них был рыцарь по имени Аллин. Он приехал на пир со своей женой — золотоволосой Донной. Пили много вина, громко пели песни. Потом, когда гости начали скучать, муж предложил побиться на мечах. Все отказались. Но Аллин согласился, сказав:

«Я ставлю Донну. Готов ли ты, принц, ответить тем же?»

Аттер смутился и в нерешительности огляделся вокруг. Пьяные гости горланили: «Смелее, принц! Прекрасная ставка!»

«Я согласен», — тихо сказал Аттер. Донна, вскрикнув, выбежала из залы. Я от неожиданности не могла пошевелиться, будто на меня наложили проклятие.

«Не беспокойся, моя радость, — сказал мне Аттер, ласково погладив по плечу. — Я выиграю бой и, разумеется, отпущу Донну. Зачем мне другая, когда у меня есть ты?»

Они начали драться прямо в зале. Оба прекрасно владели мечами, оба были ловкими и сильными. Но злая судьба уже сделала свой выбор. Споткнувшись о лавку, мой муж упал и не успел подняться, как клинок Аллина уперся ему в горло.

«Я выиграл, — сказал победитель. — Все видели? Она моя».

Аттер вскочил, дико огляделся и бросился прочь.

«Собирайся», — сказал мне Аллин. Я пыталась протестовать, но тщетно: он не собирался проявлять благородство. Этой ночью я была в его замке, и он пришел ко мне в спальню. Я подняла дикий крик, но никто не явился мне на помощь. Я кусалась и царапалась, как кошка, а он усмирял меня плетью, как норовистую лошадь. В ту ночь он так и не смог овладеть мной и ушел, плюнув мне в лицо. На следующий день мне не принесли еды, а ночью он явился не один, а со своими слугами. Эти мерзавцы держали меня…

Омма закрыла лицо руками и снова села на постель, не в силах продолжать. Я молча ждала, пытаясь осознать услышанное.

— Так прошла неделя, — снова заговорила она глухим голосом. — Меня почти не кормили, и я слабела с каждым днем. Однажды мне удалось вытащить из-за пояса одного из слуг охотничий нож — я надеялась покончить с собой. Но когда Аллин явился в следующий раз, отчаянная ярость придала мне силы, и на глазах у слуг я нанесла ему смертельный удар. Перепуганные слуги с криками бросились бежать, громко оповещая замок о гибели своего господина. А утром ко мне явилась Донна. Эта несчастная женщина не смогла мне простить ни смерти своего мужа, ни тех ночей, которые против воли я провела с ним. Она заявила, что продаст меня в рабство. Забыв о гордости, я валялась перед ней на коленях, целовала подол ее платья, умоляя предать меня казни. Но Донна только презрительно оттолкнула меня, и вот с первым караваном торговцев я покинула Ромес.

— Омма, — тихо промолвила я, — наверное, Аттер очень сожалеет о случившимся…

— Сожалеет?! — гневно воскликнула она. — Сожалеет? Если бы гневом можно было убивать, я с радостью посмотрела бы на то, как он корчится от боли. Моего прощения он не получит.

— Что же мне делать, Омма?

Мы обе обернулись — в дверях стоял Аттер. Его лицо выражало сильнейшее волнение, рука сжимала и разжимала рукоятку меча. Взяв первую попавшуюся одежду, я тихонько проскользнула мимо него, чтобы подняться на палубу. Странно: я сочувствовала им. Наверное, не пережив то, что выпало на долю Оммы, я не могла в полной мере осознать боль и стыд, которые испытывала она. Мне казалось, что принц Аттер тоже должен был очень страдать из-за своего легкомыслия. Он отправился на край света, чтобы найти и спасти свою жену, и тем самым заслуживал снисхождения.