Второе предупреждение. Неполадки в русском доме - Кара-Мурза Сергей Георгиевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/85
• Следующая

Вообще, сегодня очень важно вникнуть в опыт 1902-1917 гг. Эсеры и кадеты «готовили революцию», а большевики «готовились» к ней. Эсеры и кадеты были действительными противниками старой российской государственности, а большевики оказались ее преемниками — в главном. Февраль рассыпал империю, Октябрь собрал ее — под лозунгом самодержавия в форме «Вся власть Советам!» Царь не справился — самодержцем стал Совет, а либеральную идею разделения властей сожрал, по выражению Вебера «общинный крестьянский коммунизм». Недаром половина царских генералов и основная масса рядовых черносотенцев примкнули к большевикам.

Сергей Булгаков в своем трактате «На пиру богов», в котором он «моделировал» расстановку сил в революционной России, представил этот взгляд в рассуждениях Генерала: «Уж очень отвратительна одна эта мысль об окадеченной „конституционно-демократической“ России. Нет, лучше уж большевики: style russe, сарынь на кичку! Да из этого еще может толк выйти, им за один разгон Учредительного собрания, этой пошлости всероссийской, памятник надо возвести. А вот из мертвой хватки господ кадетов России живою не выбраться б».

Что же из всего этого следует? Прежде всего, очень тревожный вывод, что неустойчивое равновесие в «любви» очень хрупко. Но этого не понимает ни власть, ни правые, ни левые. Правые (либералы) «раскачивают лодку», хотя при обрушении легитимности нынешней висящей на ниточке власти будут моментально сожраны тем «гунном», который все сильнее ворочается на дне нашей души вместо предполагаемого доброго раба. Левые вместо того, чтобы готовиться к революции, жалуются на народ, который почему-то любит власть. Они даже не понимают вопроса: а как же можно не любить власть, пока она худо-бедно тянет свою лямку? Ведь в той же «Советской России» пришлось прочесть вполне разумные слова: «Для народа лучше антинародный режим, чем никакого режима». Почему-то они не вызвали ни удивления, ни обсуждения.

Второй вывод еще тревожнее. Риск слома равновесия, моментальной утраты легитимности власти, велик. Тенденции неблагоприятны, несмотря на радость от нефтяного ВВП. Условно говоря, назревает революция, но к ней никто не готовится. Некому будет подхватить бразды правления и тем более что-то «заковывать в бетон». А значит, велика опасность, что на арену вырвется, как предвидел Достоевский, своеволие. И второй акт «революции гунна» пережить нам будет гораздо труднее, чем первый, который мы пережили в 90-е годы с еще толстым слоем подкожного советского жира.

В октябрьском номере журнала «Наша власть» была поднята тема, которая кое-кому показалась надуманной — о любви к власти. Между тем на обыденном уровне эта тема как раз обсуждается часто. Во время выборов по радио кто-то из оппозиции критиковал правительство. Позвонил радиослушатель и спросил: «Почему вы не любите власть?» Вопрос привел и ведущего, и его гостя в замешательство. Ответ был какой-то неуверенный — мол, при чем здесь любовь? Власть — не жена, не подруга, разве здесь уместны такие чувства?

Сразу скажем, что вопрос «почему вы не любите власть?» вовсе не лишен смысла, хотя власть и впрямь не жена. Но ведь не только жену можно любить или не любить. Только ли разум влияет на наше отношение к власти? Нет. Выработка этого отношения так важна в нашей жизни, что к этому делу привлекаются все сферы нашей духовной организации — разум, чувства, вера, воображение и т.д.

Как же люди определяют свое отношение к власти? Оно что, складывается по наитию, по тайной склонности души? Любовь зла — полюбишь и козла? Изучал ли кто-нибудь этот вопрос? Есть ли общедоступный метод для того, чтобы выработать человеку разумную позицию в отношении вполне конкретной власти или, более узко, правительства? Как ни странно, в знаниях по этому вопросу у большинства оказалась прореха, каждый пользовался своим методом. Одни голосуют сердцем, другие чувствуют спинным мозгом, третьих очаровывает умение играть на ложках и ущипнуть за задницу секретаршу немецкого канцлера. Между тем отношение граждан к власти — один из наиболее разработанных разделов социологии. Обозначим главное в этом знании.

Прежде всего, для стабильной власти абсолютно необходимо доброжелательное согласие большинства активных граждан на существование этой власти. Это объяснил уже в начале 16 века Макиавелли — власть держится на силе и согласии. Нет согласия — исчезает и сила, так что власть можно свергнуть буквально одним пальцем. Так в феврале 1917 г. пала царская власть — даже близкие родственники царя надели красные банты. Так же в 1991 г. никто не стал защищать советский режим в обличье Горбачева. Наш вопрос сводится к тому, как в человеке возникает убежденность, что данную власть надо поддерживать.

Понятно, что этот процесс, происходящий в уме и сердце человека, власть на самотек не пускает, привлекает на помощь всех тех, чье слово или жест могут повлиять на человека. Раньше власть монарха утверждала Церковь, уполномоченная толковать Божественное Откровение, и огромную роль в признании власти монарха играла вера, а аргументы, идущие от разума, даже признавались неуместными. Сейчас, когда мы все сплошь образованные, на одних Окуджава подействует, на других Алла Пугачева, третьи млеют при виде академиков. Одни поддаются этому воздействию, другие сопротивляются. Тут каждый делает свой выбор — плясать под чужую дудку или думать.

Это трудно, ибо и образованные не только разумом живут. Алла Пугачева, агитируя за Ельцина, не к разуму обращалась, а к чувству. На тех, кому ее песни не нравились, ее агитация не действовала. Конечно, разумный человек не должен бы попадать под влияние даже такой очаровательной певицы, но не нам упрекать друг друга в слабостях. Потерять голову от невразумительных речей Сахарова ничуть не более достойно. А я знал демократок, которым Гайдар казался красивым мужчиной. В общем, доводы, недоступные логике и расчету, играют в укреплении власти огромную роль, и с этим надо считаться.

Разум работает труднее и основательнее. Человек вглядывается в жизнь, собирает факты, обдумывает их, делает расчеты, выстраивает логические умозаключения. Но чувство рядом, оно то поддакивает разуму, то возражает или соблазняет. Бывает, разум и чувство идут рука об руку, и тогда возникает неодолимая воля. Николай Клюев писал: «Уму — Республика, а сердцу — Матерь-Русь!» Но и разлад между разумом и чувством — обычное дело. М.Пришвин писал о крестьянах: «Сердце болит о царе, а глотка орет за комиссара». Неодолимая воля возникла со Сталиным, который были и царем, и комиссаром.

Сегодня разлад между разумом и чувством достиг у нас рекордной глубины. У В.В.Путина рейтинг очень высок, а у правительства очень низок. Образ В.В.Путина людям нравится, он греет душу, а реальные дела его же правительства, воспринимаемые разумом, совсем не нравятся. Это плохой признак. Держаться на формуле «добрый царь — злые министры» государство долго не может.

Это проблема легитимизации власти или «превращения власти в авторитет». Это — совсем не то, что законность (легальность) власти, т.е. формальное соответствие законам страны. Вполне законная власть, утратив авторитет, теряет свою легитимность и становится бессильной. Если на политической арене есть конкурент, он эту законную, но бессильную власть устраняет без труда. Вспомним Октябрь 1917 г. Никого тогда не волновал вопрос законности Временного правительства — оно не завоевало авторитета и не приобрело легитимности. Его попросили «очистить помещение», и в тот вечер даже театры в Петрограде не прервали спектаклей. Это потом Эйзенштейн снял героический фильм — матросы, ворота, стрельба. На наших глазах за три года утратил легитимность режим Горбачева — и три человека собрались, трясясь от страха, где-то в лесу и ликвидировали СССР.

Наоборот, власть, завоевавшая авторитет и ставшая легитимной, тем самым приобретает и законность — она уже не нуждается в формальном обосновании. О «незаконности» власти (например, советской) начинают говорить именно когда она утрачивает авторитет, а до этого такие разговоры показались бы людям просто странными.

• Предыдущая
• 41/85
• Следующая