Шпион на батарейках - Гусев Валерий Борисович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/27
- Следующая
– Чего вы там шепчетесь? – крикнула нам бабуля, втыкая спицы в клубок. Она уже плохо слышала, и ей казалось, что все вокруг нее говорят шепотом. А сама при этом орала как оглашенная. – И не Смородинка, если правильно. А Самородинка!
– Это как? – удивился Алешка.
– А вот так! – закричала бабуля, испугав собственную козу. Анжела уставилась на нее вопросительно, но жевать не перестала, так и мочалила клок травы левыми зубами. – А вот так! Здесь отродясь никакой смородины не водилось. А Самородинкой ее зовут, потому что сама народилась. Неизвестно откуда.
– Очень неизвестно! – выпалил Алешка. – Вон труба, из нее и вытекает... Смородинка.
– А в трубу-то она откуда притекла? Не знаешь? Вот то-то и оно-то. И никто не знает. Сама народилась, сама и бежит. Потому и Самородинка. А смородины тут отродясь не бывало.
– Ладно, – сказал Алешка примирительно, он не любил со старшими спорить, он их уважал. Не всех, конечно, а только тех, кто, по Алешкиному мнению, этого уважения заслуживал. – По-вашему – Самородинка, а по-нашему – Смородинка. Мир?
– Мир! – каркнула бабуля. – Только всеж-ки по-моему будет. Вот увидишь. Желка, зараза! Плюнь эту гадость. – Анжела увлеченно жевала пакет из-под сока.
Бабуля оказалась права. На следующий день вместо нее на берегу Сморо... Самородинки, что ли? В общем, на берегу речки появился средних лет немолодой мужчина, которого мы сначала стали называть Художником. У него была выразительная внешность – узенькая бородка, остренькие усики и широкополая шляпа.
Он приходил на реку обычно днем, садился на такой же, как у козлиной бабули, складной стульчик, ставил перед собой легкий мольберт и начинал делать эскизы.
Сначала мы не обращали на него внимания. Пусть себе рисует. А потом любопытный Алешка, пробегая у него за спиной, заметил что-то необычное в его рисунках.
– Каракули, – сказал он мне. – Я в сто раз лучше могу. – Я не стал спорить, Алешка здорово рисует.
Художник заметил Алешкин интерес и прямо спросил:
– Что ты вокруг меня вертишься?
– А вы плохо рисуете, – прямо ответил Алешка. – Неправильно.
Художник не обиделся. Он только уточнил:
– Как тебя зовут? Хорошее имя. А меня зовут Станислав. Можно проще – Стасик. Так что у меня тут неправильно?
На эскизе был набросок небольшого зеленого домика в два этажа, который стоял возле того самого места, откуда самородно вытекала Смородинка. Домик сиял как новенький и был огорожен стальной решеткой. Решетка тянулась до самого берега. И этот кусок берега был очищен от мусора и хлама, и на нем (на берегу, а не на мусоре и хламе) стояла изящная скамеечка под навесом. Наверное, хозяин этого дома по вечерам выходил на берег реки и садился на скамеечку, чтобы выкурить перед сном сигару или трубку, созерцая журчащие воды... Саморо–динки.
– Вы, Стасик, – сказал Алешка, – это дерево за углом дома неправильно нарисовали. Оно не там торчит. Оно торчит подальше. И вообще, у вас не художественное произведение, а какая-то дурацкая схема.
Стасик не обиделся, он только смутился. Даже мне показалось, что он чего-то испугался. Своей бездарности, что ли?
– А кто там живет? – спросил Алешка. – Захватил себе целый кусок берега, целый кусок Смородинки, заборы наставил...
– Самородинки, – поправил его художник Стасик. – Так правильно. – Он, видимо, совсем не хотел говорить о том, кто «там живет за забором».
Но от Алешки так просто не отделаешься.
– Про Самородинку вам Анжелка сказала, да?
– Какая Анжелка?
– Бабка с козой.
– Я и без нее про Самородинку знаю. Я в этом доме несколько лет проработал.
– И чего вы там наработали?
– Игрушки. Здесь была маленькая фабрика детских игрушек.
Вот это нас здорово заинтересовало.
– А какие игрушки? – спросил Алешка. – Ходячие куклы? Которые мяукают «мама»?
– Я делал не мяукающих кукол, а летающие самолеты, плавающие корабли, бегающие танки.
В общем, все это оказалось очень интересно. Художник Стасик очень словоохотливо нам все рассказал и, кстати, раскрыл тайну «цветения» Самородинки.
Небольшая фабрика на ее берегу выпускала «мяукающих» кукол, разноцветные кубики и голопузых пупсиков. И время от времени «выпускала» в речку остатки красителей. Потом директора, который раскрашивал речку ядови–тыми разводами, прогнали, и директором стал Стасик. Он до этого был известным (точнее – совсем неизвестным) конструктором всякого радиооснащения всяких стратегических ракет. И решил, что время пупсиков прошло. Решил, что детям нужны игрушки нового уровня. И сам разработал конструкции летающих и плавающих машинок. Радиоуправляемых.
Здорово, конечно. Представляете, например, маленький катерок, по виду совсем как настоящий. Спускаете его на воду и, стоя на берегу, гоняете его по пруду во все стороны, управляя специальным пультом. Или вертолет. Поднимаете его в воздух, и он там летает себе по вашим командам.
Ну, такие машинки есть в продаже, но они очень дорого стоят, а директор Стасик хотел их сделать доступными по цене каждому пацану. И работал над этим.
А вот что было потом, куда делась фабрика и почему ее хороший директор стал плохим художником, мы в тот день так и не узнали. Плохой художник почему-то нам об этом не рассказал и на Лешкины вопросы не ответил. Только на один вопрос дал ответ. Алешка спросил его:
– А зачем вы этот дом рисуете?
– На память, – коротко и хмуро отозвался художник и сложил этюдник.
Это знакомство внесло некоторые коррективы в Алешкины планы. Он решил изменить конструкцию своей подлодки и сделать ее управляемой по радио. Достойная задача для стабильного двоечника третьего «А» класса.
И вот он пересмотрел все старые журналы по моделированию, которые когда-то покупал папа, и начал «творить, выдумывать и пробовать». И выпрашивать у мамы деньги на всякие радиодетали. Которые он покупал либо на «Горбушке», либо еще дальше – на Митинском рынке. И вот там-то у него произошла очень странная и случайная встреча с пожилым человеком средних лет. Без бородки и усиков.
Дело было так. Алешка в одном павильоне выбирал какие-то детальки, советовался с продавцом.
Тот, устав от его вопросов, спросил:
– Ты скажи толком, чего строишь? Взрывное устройство?
– Ага. С дистанционным пультом.
– Школу хочешь рвануть?
– Ваш павильон.
Алешка умеет давать хорошие ответы на глупые вопросы.
– За что? – удивился продавец.
– Толку от него мало.
– Ну нет у меня таких усилителей. Сходи к Женьке, павильон двести тридцать.
– Не ходи, – сказал кто-то у Алешки за спиной. – У него тоже таких нет. Тебе для каких условий?
Алешка обернулся: какой-то дяденька, довольно пожилой, средних лет.
– Мне надо, чтобы сигнал проходил под воду на целый метр.
– У меня, кажется, есть такие усилители. Ты где живешь?
– На Вернадского, у метро.
– Земляк, стало быть. С берегов Самородинки. Зайди ко мне завтра, я тебе что-нибудь подберу. – И он дал Алешке свою визитную карточку.
Алешка сунул ее в карман и уже внимательнее посмотрел на мужчину. Что-то в нем показалось ему знакомым. На кого-то он похож, но чего-то в нем не хватало, чтобы узнать и вспомнить – на кого именно.
– Ладно, – сказал Алешка, – я зайду. Так и быть. – Одолжение сделал.
Дома он показал мне карточку. Станислав Петрович Рощин, инженер. Телефон и адрес.
– Это кто? – спросил я.
– Земляк, с берегов Самородинки. Сходим к нему?
Конечно, сходим. Сейчас не те времена, чтобы отпускать ребенка одного к незнакомому человеку. Даже если он наш земляк, с берегов Самородинки.
Сразу скажу, что мое сопровождение Алешки могло бы и не понадобиться. На том коротком пути до «земляка с берегов Самородинки» я несколько раз замечал то впереди, то сзади, то с одного бока, то с другого грузную и независимую фигуру Сени по прозвищу Клык. Он шел неторопливо, но упористо. С прилипшей к нижней губе сигаретой. Ему никто не мешал в его устремленном движении. Все встречные как-то охотно и резво сторонились и уступали ему дорогу. Хотя Сеня не нахальничал. Он просто шел сам по себе. Как ледокол между льдин. И льдины сами разбегались от его тупого железного носа. С сигаретой на нижней губе.
- Предыдущая
- 3/27
- Следующая
