Марион и косой король - Гурьян Ольга Марковна - Страница 4
- Предыдущая
- 4/31
- Следующая
Посредине сидела женщина, сухая и прямая как жердь, двумя руками держала кость, медленно обгладывая ее, и поверх кости внимательно смотрела на Марион. Справа маленький старик зажал в кулачке кусок мяса, отщипнул от него кусочек, но не донес до беззубого рта, а так и застыл, глядя на Марион. А налево молодая толстушка с лоснящимися от жира щеками вдруг залилась смехом и крикнула:
— Вот так служанку выбрала наша хозяйка! Да лопни я на этом месте, эта дурочка сейчас помрет с голоду! Иди сюда, мы тебя накормим, уж раз ты здесь.
Женщина стукнула костью по столу и сердито сказала:
— Эй, Марго, не суйся впереди старших. Дам тебе затрещину — сама вылетишь отсюда. В моей кухне я — госпожа. И я приглашаю людей к столу. Иди сюда, девочка.
А старичок быстро-быстро закивал головой и проговорил:
— Иди, иди, не бойся. Госпожа Женевьева пригласила тебя к столу.
Марион подошла и присела на краешек скамьи. Ей ужасно хотелось есть, и она нерешительно протянула руку к блюду.
Женевьева искоса взглянула на нее и сказала:
Мясо бери одной рукой, а в другую возьми ломоть хлеба и держи его под мясом, чтобы жир не капал на стол и тебе на колени.
Слушаю, госпожа, — прошептала Марион и покраснела.
Ой, краснеет! Вот умора! — закричала Марго и захлопала в ладоши.
Женевьева строго посмотрела на нее и, повернувшись к Марион, приказала:
Ешь! Набирайся сил. В этом доме тебе силы понадобятся.
Кушай, не бойся, — пролепетал старичок. — Госпожа Женевьева позволила.
Когда мясо было съедено, все лениво дожевали пропитанные жиром ломти хлеба.
Женевьева налила в оловянный бокал вино из кувшина, сама отхлебнула и протянула старичку. Тот выпил глоток, вежливо утер кулачком губы и подал бокал Марго. Толстуха пила, запрокинув назад голову, и видно было, как при каждом глотке вздрагивало горло под нежной кожей. Наконец она протянула бокал Марион.
— Допивай до дна. Там всего несколько капель. — И, положив локти на стол, оперлась щекой о кулак и сказала: — А я знаю смешную историю. Два студента…
Женевьева прервала ее, сказав наставительно:
— Как только начинают болтать и сплетничать, класть локти на стол и загадывать загадки, следует приказать подняться и убрать со стола.
Все встали, но с Марион вдруг случилось что-то ужасное и неожиданное — она не смогла встать. Как она ни старалась, она не могла подняться со скамьи. Будто ее пригвоздили к жесткому сиденью, будто ее околдовали, будто… Она удивленно посмотрела на госпожу Женевьеву и увидела, что та смотрит на нее тремя глазами и все вокруг качается и двоится, будто в тумане. Непослушным языком она забормотала заклинание от колдовства, которому ее научила мачеха:
— Абгла, абгли, алфард, ази.
И вдруг голова отяжелела, и Марион упала лицом на стол.
Смотрите, она пьяная! — вскричала Марго и захохотала.
Бедная девочка, — сказал старичок. — Наверно, она весь день ничего не ела и непривычна к вину.
— Отведите ее спать, — приказала Женевьева.
Марго подхватила Марион под мышки, вытащила из-за стола и поволокла из кухни и вверх по лестнице. Ноги Марион заплетались на каждой ступеньке, цеплялись за перила, и Марго закричала:
— Да помогите мне, черт побери! У меня обе руки заняты, едва могу удержать ее. Посветите мне, не то обе грохнемся вниз, потому что я не вижу, куда ступаю.
Женевьева взяла свечу и пошла впереди. Опи добрались до чулана на верху дома, свечу поставили на сундучок у входа и, вдвоем раздев Мариоп, уложили ее на широкий соломенный тюфяк и закрыли одеялом. Женевьева ушла, крикнув на прощание:
Не забудь погасить свечу, чтобы не было пожара. И не вздумай опять гасить подолом рубахи, а дыханием или пальцами.
Без вас знаю, — сказала Марго. — Здесь вам не кухня, нечего приказывать.
Она сжала двумя пальцами фитиль, тоненький язычок пламени погас, и, скинув в темноте платье, Марго нырнула под одеяло.
Прошел час или два и в доме давно все затихло, когда Марион вдруг открыла глаза.
Свеча горела ослепительно ярко, и от нее, будто от камня, брошенного в воду, волны света разбегались кругами, все шире и шире, от стены до стены, и от этого воздух в чулане был жаркий и душный. Марго, на корточках перед сундучком, откинула его крышку и что-то искала там. И вдруг выпрямилась, и в руках у нее было длинное платье. Она встряхнула его, и серебристая ткань засверкала, переливаясь. Косые полосы, будто змейки, зеленые и золотые, бежали от ворота к подолу, и платье шуршало и шептало, будто ручеек, бегущий по камням.
Марго подняла руки над головой, и платье скользнуло вниз. Она провела ладонями от шеи до пояса, и платье приникло к телу. И тут в руках у нее оказался цветок розы, и она приколола его к груди. И, снова нагнувшись над сундучком, вынула оттуда остроносые красные туфельки. Но она не обула их, стояла босая и держала туфли за их длинные завязки.
И вдруг свеча погасла, и все исчезло.
Утром, когда Марион проснулась, она увидела, что Марго лежит рядом и тихо посапывает. На сундучке аккуратно сложены холщовое платьице Марион и короткое темное платье Марго, будто всю ночь оба платья мирно спали рядышком, как их хозяйки. Все, что ночью привиделось, было всего только сном.
Но как ярко, отчетливо, как наяву, вспомнились и солнечный свет свечи, и Марго, прекрасная, как принцесса, в зеленом и серебряном, струящемся платье, и нежная роза на ее груди, и таинственная улыбка на ее губах.
Всем известно, что первый сон на новом месте предвещает судьбу. И такой волшебный сон обещал счастье и радость. И разве не счастье и не большая удача, что Марион встретила здесь нового друга, приветливую, улыбающуюся Марго!
Марго приоткрыла один глаз и пробормотала:
— Спустись во двор, там умоешься у колодца, а я еще полежу немножко.
У колодца сидел на корточках старичок и кормил вчерашнюю собачонку. При этом он ласково приговаривал:
— Ах ты, тощенькая! Никто тебя, видно, не жалел. Ах ты, кургузенькая, у тебя, верно, и имени нет. Я буду тебя звать Курто. Курто-кургузый!
А Курто усердно вилял куцым хвостом и, вылизав миску, упал на спину и в знак доверия поднял вверх все четыре лапы.
Старичок почесал ему брюхо и, увидев Марион, объяснил:
— Животные — они безгласные. Вот и приходится за них говорить и думать. Ты пришла умыться, маленькая девочка? Как тебя зовут?
Марион ответила, сполоснула лицо и руки и утерлась подолом. Старичок не уходил, стоял рядом и смотрел на нее. Тогда, совсем как Курто, почувствовав к нему доверие, она спросила:
Что я теперь должна делать?
Я по хозяйству не распоряжаюсь, — ответил он. — Я приказчик в лавке. Отвешиваю фиги из Мальты, изюм из-за моря, сахар из Вавилона — кому чего сколько требуется. А зовут меня Клод Бекэгю, и ты называй меня дедушка Бекэгю. Так что тебе делать? На твоем месте я взял бы метлу, которая стоит под лестницей за дверью, и подмел бы мостовую перед домом. Давно не мешает ее подмести.
Марион нашла метлу и пошла подметать.
Грязь летела комками, бежала струей на середину улицы. Но перед дверьми лавки было чисто, и от прутьев метлы образовался красивый узор. Довольная своей работой, Марион оперлась на метлу, подняла голову и увидела вывеску над входной дверью.
Три важных господина, три короля в богатых и пестрых одеждах, несли в руках дары. У одного короля, важного господина, лицо было черное, губы толстые и красные, яркие-яркие, а вокруг головы обмотан полосатый платок. Второй был просто старик, и его завитая колечками белоснежная борода спускалась до пояса. Но третий был молодой и прекрасный, в золотой короне на темных кудрях. И была ли то ошибка неумелого живописца или внезапное вдохновение рвануло в сторону его кисть, по один глаз молодого красавца был возведен в небеса, а другой печально и ласково смотрел прямо в глаза Марион.
О прекрасный, прекрасный господин! Прижав метлу к груди, Марион неотрывно смотрела на него, слезы восторга навернулись у нее на глазах, ресницы моргнули, и ей показалось, что он хитро подмигнул ей одним глазом.
- Предыдущая
- 4/31
- Следующая
