Выбери любимый жанр

Седьмое правило волшебника, или Столпы Творения - Гудкайнд Терри - Страница 22


Изменить размер шрифта:

22

Комната была лучше домика, который пришлось оставить, но Дженнсен она не понравилась. Одна стена закрыта грязным крашеным полотном. Оштукатуренные стены в пятнах и заси–жены мухами. Поскольку комната находилась на втором этаже, единственный путь из нее проходил через таверну. Дженнсен был противен запах в комнате – смесь табачного дыма и мочи. Ночной горшок под постелью не убран. Пока Дженнсен вытас–кивала кой-какие вещи из заплечного мешка и ополаскивала руки и лицо, Себастьян спустился вниз. К тому времени, как де–вушка закончила умываться и причесываться, он вернулся, неся две миски с бараньим рагу, хлеб и кружки с элем. Ели при дро–жащем свете лампы, сгорбившись над столиком и сидя на корот–кой скамье совсем близко друг к другу.

На вкус рагу оказалось совсем не таким аппетитным, каким выглядело. Дженнсен выбрала кусочки мяса, но оставила бес–цветные, безвкусные, мягкие овощи. Съела она и черствый хлеб, обмакивая его в соус. Эль девушка отдала своему спутнику, за–пивая пищу водой. Она не привыкла пить эль. По запаху он ка–зался ей похожим на масло от лампады. Себастьяну же он, судя по всему, нравился.

Когда закончили есть, Дженнсен принялась мерить шагами комнату – словно прокладывала тропинку в дощатом полу. Так обычно Бетти топталась в своем загоне. Голубые глаза Себасть–яна следовали за ней от кровати до занавешенной полотном сте–ны и обратно.

– Почему бы вам не лечь и не поспать немного? – сказал он мягко. – Я буду охранять вас.

Дженнсен чувствовала себя загнанным животным. Она по–смотрела, как он сделал большой глоток эля из кружки, и спро–сила:

– Что же мы будем делать завтра? Причина была вовсе не в том, что ей не нравились таверна и комната. Ее мучили угрызения совести. И она не дала своему спутнику времени ответить.

– Себастьян, я должна рассказать вам, кто я такая. Вы были со мною честны. Я не могу оставаться с вами и подвергать опас–ности вашу миссию. Я ничего не знаю о тех важных вещах, ко–торые вы делаете. Но находиться рядом со мной – огромный риск. Вы и так уже помогли мне больше, чем я могла рассчиты–вать, больше, чем я осмелилась бы попросить.

– Дженнсен, я рискую уже тем, что нахожусь здесь, в стра–не моего врага.

– Вы – человек высокого ранга. Важный человек. – Дженн–сен потерла руки, пытаясь разогреть заледеневшие пальцы. – Если вас поймают, когда вы будете со мной… ну, я просто не вынесу этого.

– Я рискую уже тем, что нахожусь здесь, – повторил Себа–стьян.

Дженнсен его не слушала:

– Я не была честна с вами… Нет, я не лгала, но не сказала того, что должна была давным-давно сказать. Вы слишком зна–чительный человек, чтобы рисковать, даже не зная, почему за мной гонятся, почему случилось то нападение у нас в доме… – она с трудом проглотила комок в горле, – и почему моя мать погибла.

Себастьян ничего не ответил. Он просто дал ей время со–браться и рассказать все, что она хотела. С момента встречи – когда он не стал подходить близко, чтобы не испугать ее, – он всегда оставлял ей пространство, в котором она чувствовала себя в безопасности. И заслуживал гораздо большего, чем она могла дать ему взамен.

Наконец Дженнсен перестала мерить шагами комнату и по–смотрела сверху вниз, в его голубые глаза – такие же, как у нее самой или у ее отца.

– Себастьян, лорд Рал… покойный лорд Рал… Даркен Рал… Он был моим отцом.

Он выслушал это известие, внешне никак не проявив свои чувства. Она не могла догадаться, о чем он думает. Потом он при–стально посмотрел на нее, также спокойно, как в те минуты, ког–да она рассказывала ему о горах или о Бетти, и она почувствова–ла себя в полной безопасности.

– Моя мать работала в Народном Дворце. Она входила в штат дворцовой прислуги. Даркен Рал… он ее заметил. Лорду позволительно иметь ту женщину, которую он захочет.

– Дженнсен, не надо… Она протестующе подняла руку, заставляя его замолчать, потому что спешила высказаться, пока у нее хватает смелости. Всегда жившая с матерью, она теперь жутко боялась остаться одна. Она боялась, что он оставит ее, но ей надо было расска–зать ему все.

– Маме было четырнадцать лет. – Дженнсен начала рас–сказ, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие. – Она была еще слишком молода и не разбиралась ни в жизни, ни в людях. Вы видели, как она красива. И в юном возрасте она уже была красива, она созрела раньше, чем многие ее сверстницы. У нее была прекрасная улыбка, и она была полна невинной жаждой жизни. Конечно, это глупо, но в ее возрасте и положении, при полном незнании жизни, полагаю, все, принадлежащее к миру знатных людей, казалось ей великолепным.

Себастьян молчал, и Дженнсен была благодарна ему за это молчание.

– Ее готовила женщина из числа дворцовой челяди, быв–шая старше ее по возрасту. Маму выкупали, причесали волосы, как у настоящей леди, и одели в прекрасное платье. Когда ее привели к нему, он поклонился и нежно поцеловал ее руку, руку служанки. Он был во всех смыслах так красив, что мог бы посрамить великолепные мраморные статуи. Она пообедала с ним в огромном зале, они ели экзотическую пищу, которой прежде ей не доводилось пробовать. Они сидели за длинным обеденным столом только вдвоем, ей, впервые в ее жизни, при–служивали слуги. Он был очарователен. Он отпускал компли–менты ее красоте и грации. Он наливал ей вина, сам лорд Рал. Когда она наконец осталась с ним наедине и поняла, почему оказалась здесь, она была слишком напугана, чтобы сопротив–ляться. Конечно, даже не подчинись она ему безропотно, он бы все равно сделал, что хотел. Даркен Рал был могущественным чародеем. Он легко мог быть и жестоким, и обаятельным. Он мог очаровать любую женщину без малейшего труда. Впрочем, ему только стоило потребовать. Те же, кто сопротивлялся, под–вергались пыткам и погибали.

Себастьян продолжал молчать. Дженнсен перевела дух и продолжила:

– У мамы никогда не возникало и мысли о сопротивлении. Несмотря на все тревоги, эта жизнь в центре такого великоле–пия и такой власти, вероятно, показалась ей очень интерес–ной. Потом она превратилась в ужас, но мама переносила все молча. Это не было насилием в том смысле, что ее взяли про–тив ее воли, приставив к горлу нож, но тем не менее это было преступлением. Жесточайшим преступлением. – Дженнсен не смотрела в голубые глаза Себастьяна. – Он делил ложе с моей матерью некоторое время, а затем она ему надоела, и он перешел к другим женщинам. У него было столько женщин, сколько хотелось. Даже в столь юном возрасте моя мать пре–красно понимала, что ничего для него не значит. Она знала: он просто берет, что желает, на такой срок, на какой желает, и, когда она ему надоест, он тут же забудет ее. Она вела себя, как служанка, напуганная, не знающая жизни молодая слу–жанка, которая понимает одно: нельзя сопротивляться муж–чине, для которого закон – собственные желания. – Теперь Дженнсен не осмеливалась взглянуть на Себастьяна. И тихим голосом закончила историю: – Я была концом этого коротко–го испытания в маминой жизни и началом иного, гораздо бо–лее тяжелого испытания.

Дженнсен никогда еще никому не рассказывала эту жуткую, ужасную правду. Она словно выпачкалась в грязи. Ее подташни–вало. Но больше всего она страдала от того, через что пришлось пройти матери, от ее погубленной молодой жизни.

Мать никогда не рассказывала всю историю целиком, как только что сделала Дженнсен. Дочь соединяла обрывки и обра–зы всю свою жизнь, пока в ее сознании не возникла полная кар–тина. И девушка не поведала Себастьяну всех деталей – истин–ные размеры того ужаса, который испытала мать от Даркена Рала, остались неупомянутыми. А главным ужасом было то, что Дженнсен, родившись, стала каждодневным напоминанием сво–ей матери о тех ужасных днях, о которых та даже полностью не рассказывала.

Когда Дженнсен взглянула сквозь навернувшиеся слезы на Себастьяна, тот стоял совсем рядом. Кончиками пальцев он кос–нулся ее щеки. Никогда и никто еще с такой нежностью не ка–сался ее.

Дженнсен вытерла слезы:

– Женщины и дети ничего не значили для него. Лорд Рал уничтожал всех отпрысков, которые не имели магического дара. Поскольку он покорил многих женщин, то и детей от этих со–юзов очень много. Его интересовал только один наследник, един–ственный ребенок, который имеет дар.

22
Перейти на страницу:
Мир литературы