Седьмое правило волшебника, или Столпы Творения - Гудкайнд Терри - Страница 12
- Предыдущая
- 12/135
- Следующая
Переведя дыхание, Дженнсен попыталась понять, что проис–ходит.
Дженнсен.
Ужас!..
Сдавайся .
Безумие!..
Квадратное лицо мужчины было четко высвечено пламенем очага. Мужчина рванулся в ее сторону. Монстр с мокрыми воло–сами, свисающими, как плети… Натянутые сухожилия и напря–женные от ярости мускулы…
Нож, зажатый в кулаке Дженнсен, решительно взметнулся, отчаянный ужас придал ей решимости.
Она закричала от неимоверного усилия и панического стра–ха. Нож вонзился мужчине в голову, сбоку. Наткнувшись на ску–лу, лезвие с треском сломалось посередине. Голова мужчины от удара дернулась. Хлынувшая кровь мгновенно залила его физи–ономию.
И он тут же с размаха обрушил свою мясистую руку на лицо Дженнсен. Та отлетела и ударилась о стену. Руку пронзила боль. Но девушка вскочила и обо что-то споткнулась. Снова упала. И обнаружила рядом с собой другого огромного человека, очень похожего на мертвого солдата, похороненного сегодня.
Сознание Дженнсен выхватывало обрывки увиденного, она по-прежнему пыталась разобраться, что происходит. Откуда явились эти люди? Как оказались в доме?
Девушка с усилием поднялась. Огромный человек, о ногу ко–торого она споткнулась, лежал неподвижно, привалившись к стене. Его мертвые глаза смотрели прямо на Дженнсен. Рукоять с буквой «Р» торчала из-под его уха, искрясь, отражала пламя очага. Острие ножа вышло с другой стороны бычьей шеи. На убитом была мокрая красная рубаха.
Сдавайся.
Похолодев от ужаса, она увидела еще одного мужчину. Тот явно направлялся к ней.
Сжимая сломанный нож, Дженнсен с трудом поднялась на ноги, повернулась в сторону новой угрозы. Чуть в стороне она увидела мать. Какой-то человек держал ее за волосы. Повсюду была кровь.
Казалось, происходящее – сон.
И в этом кошмарном сне она увидела на полу отрубленную руку матери – раскрытая ладонь, обмякшие пальцы, алые коло–тые раны…
Дженнсен.
Все ее существо охватила паника. Она слышала собственные пронзительные крики. Разбрызганная по полу кровь блестела в пламени очага.
Какое-то движение поблизости отвлекло Дженнсен от кро–ви, но было уже поздно. Один из мужчин набросился на нее, отшвырнул к стене. Она не могла вздохнуть от боли, пронзив–шей грудь.
Сдавайся.
– Нет!!! – Ее голос ей самой показался нереальным.
Она ударила наотмашь сломанным ножом, распоров напада–ющему руку. Тот взвыл диким голосом, разразился грязными проклятиями.
Человек, державший мать, отбросил ее и устремился к до–чери. Дженнсен с бешенством размахивала ножом, направляя колющие удары в сторону окружавших ее людей. Со всех сто–рон к ней тянулись руки, делали стремительные выпады. Ог–ромная лапища ухватила ее руку с ножом, но Дженнсен не вы–пустила оружия.
Сдавайся.
Дженнсен, задыхаясь, всхлипнула. Она продолжала сражать–ся с дикой яростью. Она пинала врагов ногами и кусалась. Напа–давшие проклинали ее. Наконец один из них сдавил стальными пальцами ее горло.
Дыхания не стало… Не стало дыхания…
Дженнсен изо всех сил пыталась – и не могла вздохнуть. Боль пронзила ее виски.
Человек презрительно улыбался, по-прежнему сжимая деви–чье горло. Его щека, располосованная ножом, зияла открытой раной до самого уха, из нее струилась кровь. Сквозь разрез были видны блестящие, залитые красным зубы.
Дженнсен по-прежнему не могла сделать ни вдоха, ни вы–доха.
Другой противник с размаху ударил ее в живот. Дженнсен лягнула его ногой. Он схватил ее за щиколотку прежде, чем она успела нанести еще один удар.
Перед глазами начало крутиться, но она еще различала про–исходящее.
Один человек мертв… Двое держат ее… Мама лежит на полу…
Потом обзор сузился до размеров черного тоннеля. В груди пекло огнем. Было так больно. Так больно…
Все звуки вдруг стали приглушенными…
Но она услышала глухой удар и треск ломающихся костей.
Человек, душивший ее, пошатнулся, его голова резко дер–нулась.
Дженнсен не могла понять, что происходит. Сжимающая ее горло рука обмякла, и Дженнсен смогла судорожно вздохнуть. Голова душителя свесилась вперед. Из шеи его торчал топор с лезвием в форме полумесяца, разворотившим позвоночник. Ду–шитель падал ничком, и ручка топора раскачивалась из стороны в сторону. А на месте душителя стоял теперь Себастьян – седо–волосое воплощение ярости.
Последний противник выпустил руку девушки и выхватил измазанный в крови меч. Себастьян опередил его.
А Дженнсен опередила Себастьяна.
Сдавайся.
Она закричала. Это был звериный, дикий, несдерживае–мый крик ужаса и ярости. Искореженным ножом, который по прежнему оставался в ее руке, Дженнсен рубанула шею муж–чины.
Поломанное лезвие вспороло шею противника до кости, про–рвало артерию, перерезало мышцы. Мужчина дико закричал, рванулся назад и стал падать спиной на дальнюю стену. Каза–лось, поток хлынувшей из шеи крови приостановился. Замах Дженнсен был так силен, что она едва не упала следом за про–тивником. Но, раскинув руки, удержалась.
Короткий меч Себастьяна мелькнул, словно молния, и с со–крушительной силой вонзился в бочкообразную грудь против–ника, довершая дело.
Через мгновение Дженнсен, оскальзываясь на крови, карабка–лась по телам убитых врагов. Перед собой она видела только мать, полусидящую на полу, прислонившись к дальней стенке. Мать смотрела на дочь, а та заходилась в крике и не могла остановиться.
Окровавленная мать прикрыла веки, словно собралась за–снуть. Потом глаза ее снова открылись, в них вспыхнула радость. На ее лице, на щеках и шее виднелись запекшиеся кровавые по–лосы. Но она улыбалась своей прекрасной улыбкой, глядя на приближающуюся Дженнсен.
– Дитя мое… – прошептала она. Дженнсен не могла заставить себя замолчать и перестать дрожать. Она не смотрела на жуткие кровавые раны. Она виде–ла только материнское лицо.
– Мама… Мама… Мама… Левой рукой мать обняла дочь. Правой руки – не было.
Именно в ней она держала нож в начале схватки.
Рука, обнимавшая Дженнсен, была, как всегда, любовью, спокойствием, укрытием…
Мать слабо улыбнулась:
– Дитя мое… ты все сделала правильно. Теперь послушай меня…
Себастьян старался обмотать жгутом то, что осталось от пра–вой руки матери, пытаясь приостановить хлещущую кровь. Мать видела только Дженнсен.
– Я здесь, мама. Все будет хорошо. Я здесь. Мама, не уми–рай! Не умирай! Держись, мама! Держись!!!
– Слушай… – голос был тих, как дыхание.
– Я слушаю, мама, – сказала Дженнсен плача. – Я слушаю.
– Я ухожу… Я пересекаю завесу… и ухожу к добрым духам.
– Нет, мама, не надо! Ну, пожалуйста, не надо!!!
– Ничего не поделаешь, дитя мое… Все хорошо… Добрые духи позаботятся обо мне.
Дженнсен обеими руками обхватила лицо матери, пытаясь разглядеть ее сквозь льющиеся от бессилия слезы, и захлебну–лась рыданиями:
– Мама… не оставляй меня одну… Не оставляй меня… По–жалуйста… пожалуйста, не надо… О, мама, я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, дитя… – Голос матери чуть окреп. – Больше всего. Я научила тебя всему, что умела. Слушай.
Дженнсен кивнула, боясь пропустить хоть одно драгоценное слово.
– Добрые духи забирают меня. Ты должна это понять. Когда я уйду, это тело больше не будет мною. Мне оно больше не пона–добится. Это совсем не больно. Совсем. Разве это не чудо? Я – с добрыми духами. Ты должна сейчас быть сильной и оставить то, что больше не будет мною.
– Мама… – Дженнсен могла только рыдать от муки да дер–жать в руках лицо, которое любила больше, чем саму жизнь.
– Он придет за тобой, Джен. Беги. Не оставайся с этим те–лом, которое уже не будет мною, когда я уйду с добрыми духами. Поняла?
– Нет, мама. Я не могу оставить тебя. Я не могу.
– Ты должна. Не рискуй своей жизнью для того, чтобы по–хоронить это бесполезное тело. Это будет глупо. Тело – не я. Я – в твоем сердце и с добрыми духами. Это тело – не я. Поня–ла, дитя мое?
- Предыдущая
- 12/135
- Следующая
