Птица-Радость. Рассказы о голубиной охоте. - Гроссман Марк Соломонович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/26
• Следующая

Я осторожно полюбопытствовал:

— А если я выиграю?

Мальчишки от души рассмеялись.

Мы высадились на конечной остановке трамвая в ту пору, когда дождь разошёлся вовсю.

У меня в чемоданчике были Паша и Маша.

Дождь лил как из бадьи, и не было никакой надежды, что голуби пойдут в такую погоду. Но никто из нас не просил пощады, и, значит, надо было выполнять решение.

Мы выкинули в воздух двенадцать пар. В воздух — это не совсем точно. Мы выкинули их в бушующие потоки воды, между которыми лишь прослойками метался воздух.

Около двух десятков голубей немедленно повалились на крыши, полезли за трубы и в чердаки, ища спасения от ливня. Пять или шесть голубей поднялись на крыло.

Одна из птиц — чёрная, с белыми крыльями — ушла было вверх, но её окатило водой, и она бросилась вниз, на подоконник пятого этажа.

— Куда твоему, Лёшка, — сказал, ухмыляясь, Аркаша Ветошкин, — не терпит морской погодки! Мой-то вон гребёт!

Голубь Аркашки действительно «грёб» крыльями. Он медленно тащился вперёд, пытаясь пробиться на юг, к дому сквозь потоки воды.

Среди поднявшихся голубей были Паша и Маша. Я немного свысока посмотрел на ребят.

Тогда самый маленький мальчишка задрал голову, засунул руки в карманы штанов и, посмеиваясь, сказал:

— А мы ещё поглядим! Может, твои ещё сядут где да и не придут совсем. А наши посидят и придут.

Против этого возражать было трудно.

Вернувшись домой, я заглянул в голубятню. Паши и Маши там не было.

Ребята не шли в квартиру, а дежурили у меня под балконом, чтобы не прозевать голубей. Все смотрели на север, откуда должны были появиться птицы.

Голубей не было.

Тогда маленький мальчишка снова выступил вперёд и сказал:

— Твоих тоже нет. Значит, они не лучше наших.

Это уже было отступление. Ребята, высокомерно именовавшие моих голубей курицами и бродягами, теперь ставили их на одну доску со своими птицами, которым «и цены-то нет».

Однако я не принял белого флага. Я сказал:

— Подождём, юнги. Кажется, кто-то летит.

Но никто не летел. Туман опускался всё ниже и ниже, заволакивая весь наш район клубами сизого пара, а дождь и вовсе не думал униматься.

Мальчишки раньше меня заметили приближение голубя. Он будто вывалился из тумана, сильными тяжёлыми взмахами крыльев пробивая себе дорогу. В ста метрах от дома голубь резко пошёл вниз. Ребята молчали.

Паша плюхнулся на конёк голубятни, поджал ноги и закрыл глаза. Он смертельно устал. С него текла вода, перья стояли торчком, и весь он был похож на жалкую, маленькую мокрую курицу. Но мне в эти секунды он, честное слово, показался красавцем!

Подумать только: непреодолимое чувство звало его к дому, властно вело вперёд через дождь и туман к родной голубятне. И он пробился через всё, он пришёл.

Совсем стемнело, когда явилась Маша.

— Ну, вот что, старые морские волки, — сказал я. — Если ваши голуби прилетят ночью, я разрешаю их тащить ко мне немедленно.

И с победным видом я покинул балкон.

Весь следующий день мальчишки носили ко мне голубей. Было принесено девятнадцать птиц. Три голубя потерялись в пути.

Вечером я велел одному из ребят позвать всех участников спора. Я сказал им:

— Ребята! Мне нечем кормить ваших голубей. На такую прорву у меня не запасено пшеницы. А покупать — капитала не хватит. Забирайте их себе.

Тут я не удержался, и с моего языка слетел вопрос, который мог испортить всё дело:

— Так чьи голуби, ребята, всё-таки лучше?

Но «старые морские волки», потрясённые небывалым благородством победителя, не задумываясь, закричали во всё горло:

— Паша и Маша, дядь!

Что это была за ночь! Кажется, всякие ночи бывали в моей жизни, но такой, как в этот раз, честное слово, мне ещё не доводилось видеть.

Я шёл с одного из полуостровов в глубь материка и почти не верил, что приду куда следует. Ветер выл, орал, хлестал снегом в лицо, и где-то рядом охал, обрушиваясь на скалы, Ледовитый океан.

На всём огромном каменном плато полуострова нельзя было найти местечка, где бы не свирепствовала пурга.

Стояла полярная ночь, снег и ветер были хозяевами на скалах побережья. С такими хозяевами лучше не иметь дела!

Не надо бы ходить в ночное время по этим местам, да делать было нечего: приказ есть приказ, — и я пошёл. Пограничники дали мне лыжи, но уже через несколько сот метров я снял их: на лыжах плохо чувствуешь дорогу.

Шёл я, закрыв глаза, — всё равно ничего не было видно! — и постукивал лыжной палкой о землю, стараясь не сойти с твёрдого грунта дороги.

Мне надо было пройти километров пятнадцать. Я шёл и шёл. И вот полезла в голову всякая чертовщина. Вспомнилось о путниках, бродивших сутками вокруг места, из которого они вышли, и застывших на снегу в десяти метрах от дома.

Друзья перед походом советовали мне держаться волны, и я брёл, до боли в ушах прислушиваясь к рёву морского прибоя.

На шестом часу пути мной стала овладевать сонливость. Захотелось лечь на снег и отдохнуть. Совсем плохой признак!

И вдруг я увидел огонёк! До того, наверно, измотала меня дорога, что я даже не удивился этому спасительному чуду.

Дверь долго не открывали: может быть, обитателям домика казалось, что это ветер бьётся в окно.

...Проснулся я от пристального взгляда старика, сидевшего на табуретке около кровати. Это был интересный и сразу привлекавший к себе внимание человек. У него были седые мягкие волосы, зачёсанные от высокого лба к затылку, немного выцветшие серые глаза, пытливо смотревшие вперёд и, кажется, видевшие то, что другим видеть не дано.

— С кем имею честь?.. — спросил человек и, получив ответ, назвал себя.

Я знал фамилию этого большого учёного, исследовавшего здесь много лет природу северных сияний, собиравшего на побережье минералы, цветковые растения, мхи, лишайники. Он был подвижником науки.

Я обрадовался этой встрече. Но тут же неприятная мысль кольнула меня.

— Простите, — забеспокоился я, — вы давно перебрались на берег?

Хозяин дома пожал плечами и обернулся к жене.

Только теперь я заметил маленькую седую старушку, молча сидевшую в лёгком плетёном кресле.

— Мы никуда не перебирались, — сказала старушка. И она назвала район, где расположен их домик.

Тогда я понял, какая беда миновала меня. Видно, в самом начале пути я потерял дорогу, ушёл в сторону. Что «шум волны», когда всё кругом воет и ревёт! Не попадись на моём пути огонёк этого домика — плохо бы мне пришлось, ох, плохо!

За чаем учёный, позванивая ложечкой в такт словам, рассказывал об этой суровой и величественной земле, обжитой ещё в начале одиннадцатого века новгородцами, о Студёном море, о горах и реках края, о сполохах и пазорях. Радуясь новому человеку, хозяева домика с видимым удовольствием сообщали о прошлом побережья, о природе и богатствах его. И почти ничего — о себе.

— Вы знаете, — отхлёбывая чай с блюдечка, говорил хозяин дома, — когда-то архангельского генерал-губернатора маркиза де Траверсэ попросили учредить на Мурмане компанию для рыболовства, мореходства и звероловства. Вы знаете, что ответил этот сановный глупец? Он сказал: «Там могут жить только два петуха да три курицы...» Мнение недалёкого чужестранца этого вполне разделял вице-губернатор Сафронов. Доморощенный недоросль считал, что и куриц не разведёшь на Мурмане.

— Бог с ними, — сказала жена учёного, — один из них не знал нашего народа, другой не верил в него. Пустые это были начальники, Серёженька.

Мы уже кончали пить чай, когда я совершенно неожиданно услышал воркование голубей. Ошибиться было трудно: голубь ухаживал за голубкой и она отвечала ему коротким, почти куриным клохтаньем. Так «разговаривают» голубки, когда сидят на яйцах.

• Предыдущая
• 5/26
• Следующая