Путешествие в Россию - Готье Теофиль - Страница 43

• Предыдущая
• 43/84
• Следующая

Зала с золотой и серебряной посудой не менее замечательна и более доступна описанию. Вокруг столбов — опор залы расставлены круглые серванты в форме горок, в которых помещен целый мир из ваз, кувшинов для вина, кувшинов для воды, графинов, кубков, чаш, фужеров, кружек, черпаков, бочонков, бокалов, пивных кружек, чашек, чарок, кувшинов для омовений, кружек-пинт, оплетенных бутылок с узким горлышком, фляг, амфор и всего того, что относится к «попойке», как говорил мэтр Рабле на своем «пантагрюэлическом» языке. За этой золотой и серебряной посудой сияют золотые и серебряные блюда величиной с те, на которых у «Бургграфов»[119] Виктора Гюго подавали целых быков. Еще кубки с крышками, да какие кубки! Есть такие, что не менее трех или четырех футов высоты, и ухватить и поднять их сможет только ручища титана[120]. Какой огромный расход воображения на это разнообразие посуды! Все формы, способные содержать напиток, вино, мед, пиво, квас, водку, кажется, уже были исчерпаны. А какой великолепный, невероятный, гротескный вкус в орнаментации этих золотых и серебряных сосудов! То это вакханалии с толстощекими и веселящимися фигурами, танцующими вокруг скругленной нижней части кубка, то это листья, сквозь которые видны животные и охоты, то это драконы, обвивающиеся вокруг ручки, или это античные медали по бокам чаши, римские триумфальные шествия или евреи в голландских костюмах, несущие кучку земли обетованной, обнаженные фигуры мифологических персонажей, созерцаемые сатирами сквозь густые заросли. По капризу художника вазы принимают формы зверей, круглятся в медведей, вытягиваются в аистов, хлопают крыльями, словно орлы, важничают, как утки, или закидывают на спину оленьи рога. А вот бонбоньерка-корабль надувает свои паруса, поднимает их и раздает сладости, которыми до самого люка наполнен корабль. Всевозможные изощрения золотых и серебряных дел мастеров находятся здесь, в этих роскошных сервантах!

В Оружейной палате собраны сокровища, от перечисления которых устанет перо самого неутомимого инвентаризатора. Черкесские шлемы, кольчуги с вделанными в них буквами стихов из Корана, щиты с филигранными выступами посередине, кривые турецкие сабли, ятаганы с нефритовыми ручками и рядом — ножи, усеянные драгоценными камнями, все оружие Востока, которое в то же время представляет собою и попросту драгоценности, сияет здесь среди самого сурового вида оружия западного арсенала. При виде этих бесконечных масс сокровищ у вас кружится голова, и вы просите пощады у гида, слишком услужливого или слишком тщательно перечисляющего предметы, боясь пропустить хоть один из них.

Мне очень понравились залы, посвященные различным русским орденам. Ордена святого Георгия, святого Александра, святого Андрея, святой Екатерины — каждый занимает обширную галерею, в которой мотивами для украшений служат их геральдические знаки. Геральдическое искусство в высшей степени декоративно, и его применение всегда эффектно.

Можно себе представить, даже если я не буду вдаваться в подробности, роскошь обстановки парадных зал. Благодаря огромным денежным затратам здесь собрано все, на что способны нынешние расточительство и роскошь, и ничто не напоминает очаровательного московского стиля. Это, впрочем, было уже предопределено стилем самого здания дворца. Но меня потрясла одна вещь: в конце последней комнаты я очутился лицом к лицу с бледным призраком из белого мрамора в парадной одежде с устремленными на меня большими неподвижными глазами и склоненной в раздумье головой римского кесаря. Наполеон в Москве, во дворце царя[121]! Я не ожидал такой встречи!

Если в Москве у вас окажется несколько свободных дней, когда основные достопримечательности города вами уже осмотрены, есть экскурсия, которую вам непременно предложат, и на нее нужно тотчас же соглашаться. Это посещение Троице-Сергиева монастыря. Путешествие стоит труда, и никто не раскаивался в том, что его совершил.

Итак, было условлено, что я еду в Троицу, а один русский друг, который любезнейшим образом согласился меня сопровождать, занялся приготовлением к отъезду. Он нанял кибитку и отправил вперед перекладных лошадей, так как на половине дороги мы должны были сменить упряжку. Если отправиться с раннего утра, переезд можно совершить за половину дня и приехать достаточно рано, чтобы в тот же день уже получить общее представление о монастыре и его местоположении. Мне было предписано быть на ногах к трем часам утра.

Заядлые путешественники умеют просыпаться в назначенный час, не прибегая для этого к будильнику с его упрямо гремящим звонком. Когда кибитка остановилась перед дверью гостиницы, я уже был на ногах, готовый выходить и успев проглотить на дорогу ломоть мяса и стакан горячего чая. Чай в Москве превосходный!

Стараясь сквозь двойные стекла окна увидеть, на что была похожа погода, я заметил, что внутренний градусник показывал 15 градусов тепла по Реомюру, а внешний — 31 градус мороза. Набравшись холода на ледяных торосах полюса, небольшой ветер дул всю ночь и принес понижение температуры.

Тридцать один градус мороза! Одна мысль об этаком холоде вызывает дрожь даже у наименее зябких натур. К счастью, я уже имел случай испытать на себе всю суровость русской зимы и привык к этому климату северных оленей и белых медведей. Тем не менее мне предстояло провести целый день на свежем воздухе, и облачился я соответственно такому случаю: две рубашки, два жилета, двое брюк, как раз столько, сколько нужно, чтобы одеть с головы до ног еще одного смертного. На ноги были надеты шерстяные чулки, белые фетровые валенки, а на них еще меховые сапоги выше колен, на голову — бобровая шапка, утепленная ватой, на руки — настоящие варежки самоедов, у которых отделен только один палец. Поверх всего я еще накинул огромную меховую шубу с воротником, поднимающимся сзади вровень с макушкой, закрывая затылок. Для защиты лица воротник спереди застегивается на крючки. Кроме того, чтобы шуба не распахивалась и не проникал под нее мороз, длинный шерстяной вязаный шарф пять-шесть раз обматывается вокруг тела, совсем как завязывается веревкой пакет. Обряженный подобным образом, я имел вид передвижной постовой будки, и в теплом комнатном воздухе надетые одна на другую одежды казались невыносимо тяжелыми и очень меня обременяли. Но стоило мне очутиться на улице, они показались легкими, как нанковый [122] костюм.

Кибитка ожидала меня, и нетерпеливые лошади опускали головы, потряхивая длинными гривами и покусывая снег. Скажу несколько слов о нашей карете. Кибитка — это сооружение вроде ящика, похожего и на хижину, и на карету, установленную на санную основу. У нее есть дверь и окно, которое ни под каким видом нельзя закрывать, так как пар от дыхания осядет на стекло, обледенит его, и тогда вы окажетесь без воздуха и погрузитесь в белесые потемки.

Мы получше устроились в глубине кибитки, зажатые, как сельди в бочке, ибо, несмотря на то что нас было всего трое, количество одежды, обременявшей наши тела, заставляло нас занимать место шестерых. Для вящей предосторожности на ноги нам положили покрышки и медвежью шкуру. Мы тронулись.

Было около четырех часов утра. На сине-черном небе мерцали яркие звезды с той чистой ясностью, которая является признаком большого мороза. Снег под стальными полозьями скрипел, как стекло под алмазом. Впрочем, не было никакого движения воздуха, словно ветер и тот замерз. В Москве к концу января такую безветренную погоду можно назвать хорошей.

Русские кучера любят быструю езду, и лошади разделяют эту страсть. Скорее нужно сдерживать их, нежели подбадривать. Трогаются в путь всегда во весь опор, и, если не иметь привычки к этой головокружительной скорости, вам покажется, что лошади понесли, закусив удила. Наш извозчик не отступал от общего правила и очертя голову ринулся галопом в пустынную тишину московских улиц, освещенных смутным поблескиванием снега да иногда умирающим светом заледеневших фонарей. Темные силуэты домов, общественных зданий, церквей слева и справа, причудливо очерченные и оттененные белыми мазками, быстро пробегали мимо, ведь никакая темень не в силах совсем погасить серебряного свечения снега. Иногда наскоро мелькнувшие купола создавали видимость касок великанов, выступавших над стенами волшебной крепости. Тишину нарушал только четкий шаг ночного караула, и, свидетельствуя о бдительности стражников, по плитам тротуаров, стуча, тащились их железные палки.

• Предыдущая
• 43/84
• Следующая