Записки городского невротика - Аллен Вуди - Страница 12

• Предыдущая
• 12/45
• Следующая

Гельмгольц оставил меня обедать. Мы уселись за большой дубовый стол. По словам Учителя, это был подарок Греты Гарбо, однако актриса утверждала, что слыхом не слыхивала о столе, равно как и о самом Гельмгольце. Меню было обычным: крупная изюминка, большие куски сала и, лично для Гельмгольца, баночка семги. После десерта доктор стал показывать свою коллекцию лакированных бабочек, но вскоре загрустил, вспомнив, что им уже не суждено летать. Потом мы перешли в гостиную и закурили сигары. (Гельмгольц забыл разжечь свою, но затягивался тем не менее так глубоко, что она становилась все короче и короче.)

Учитель стал вспоминать самые известные случаи из своей практики.

– Вот, например, Иоахим Б. Больной, которому было уже за сорок, не мог входить в комнаты, где находилась скрипка. Хуже того, однажды он все-таки оказался в такой комнате и не решался оттуда выйти, пока его не попросил об этом сам барон Ротшильд. Плюс ко всему Иоахим Б. заикался. Но не когда говорил. Только когда писал. Скажем, хотел он написать «но», а выходило «н-н-н-н-но». Над несчастным постоянно издевались, однажды бедняга даже попытался покончить с собой, завернувшись в большую траурную повязку. Я излечил его гипнозом. Больной возвратился к нормальной жизни, однако через несколько лет стал постоянно натыкаться на лошадь, советовавшую ему заняться архитектурой.

Потом Гельмгольц вспомнил о знаменитом насильнике В., державшем в страхе весь Лондон.

– Крайне редкий случай перверсии. Навязчивые сексуальные фантазии. Больному казалось, что над ним издевается группа антропологов. Они якобы принуждали его ходить враскорячку, что, впрочем, доставляло В. острое сексуальное наслаждение. Пациент вспомнил, как, будучи еще совсем ребенком, он поразил экономку, женщину довольно свободных нравов, тем, что целовал салатный лист – тот представлялся ему сексуальным. В подростковом возрасте пациент покрыл лаком голову брата, за что был наказан отцом. Впрочем, отец – по профессии маляр – расстроился еще больше, узнав, что лак наложен в один слой.

Впервые В. набросился на женщину, когда ему было восемнадцать, и с тех пор на протяжении многих лет насиловал по полдюжины в неделю. Все, что я сумел, это вытеснить его агрессивные наклонности действиями, более приемлемыми для общества. Вместо того чтобы нападать на доверчивых женщин, больной теперь извлекал из кармана крупного палтуса и демонстрировал его дамам. По крайней мере, женщины были в безопасности, и хотя у некоторых это вызывало ужас, встречались и такие, которые считали, что данный эпизод весьма обогатил их духовно.

12 апреля. Сегодня Гельмгольц не вполне здоров. Накануне он заблудился на лугу и упал, поскользнувшись на груше. Однако прикованный к постели Учитель сразу сел и даже рассмеялся, когда я сказал, что у меня абсцесс.

Мы стали обсуждать теорию назло-психологии, которую доктор обосновал вскоре после кончины Фрейда. (По словам Эрнеста Джоунза, смерть последнего привела к окончательному разрыву между двумя знаменитыми психоаналитиками и впредь Гельмгольц с Фрейдом разговаривал довольно редко.)

В то время Гельмгольц разработал эксперимент со стаей мышей, которые по его сигналу сопровождали миссис Гельмгольц на улицу и оставляли ее на тротуаре. Доктор проделал немало подобных экспериментов с животными и остановился лишь после того, как собака, приученная выделять слюну по команде, отказалась пускать его в дом во время праздников. Кстати, Гельмгольцу до сих пор приписывают авторство классической статьи «Немотивированное хихиканье у канадских оленей».

– Да, я основал школу назло-психологии. И надо сказать, совершенно случайно. Однажды, когда мы с женой уютно устроились в постели, мне внезапно захотелось пить. Вставать было лень, и я попросил миссис Гельмгольц принести воды. Она ответила, что устала, поскольку весь день собирала каштаны. Мы заспорили, кому идти за водой. Наконец я сказал: «А мне и не хочется пить! Да-да, меньше всего на свете мне сейчас нужен стакан воды». Услышав это, жена так и подскочила. «Как! Ты не хочешь пить? Это плохо. Очень плохо». И, мгновенно спрыгнув с кровати, она принесла воды. Как-то в Берлине, на пикнике, который устроил Фрейд, я попытался обсудить с ним этот случай, но профессор был так увлечен игрой в чехарду с Юнгом, что не обратил на меня никакого внимания.

Прошло много лет, прежде чем я научился применять этот метод при лечении депрессий и смог избавить известного оперного певца Д. от мучительного предчувствия, что он окончит свои дни в бельевой корзине.

18 апреля. Пришел к Гельмгольцу и застал его за стрижкой розовых кустов. Доктор бурно восхищался красотой цветов, любимых им за то, что они «не просят постоянно в долг».

Речь зашла о современном психоанализе. Гельмгольцу он представляется мифом, который живет лишь усилиями фирм, производящих медицинские кушетки.

– Не говорите мне о нынешних врачах! Надо же такие цены заламывать! Когда-то за пять марок вас лечил сам Фрейд. За десять он не только лечил, но и собственноручно гладил ваши брюки. А за пятнадцать позволял вам лечить его и вдобавок дарил любые два овоща на выбор. А теперь? Тридцать долларов в час! Пятьдесят долларов в час! Кайзер и тот брал лишь двенадцать с четвертью. И при этом сам ходил к пациентам. А продолжительность лечения? Два года! Пять лет! Да любой из нас, не сумев исцелить больного в шесть месяцев, пригласил бы его на концерт и предложил бы фруктовую вазу из красного дерева или набор стальных ножей для мяса. Вы сразу могли узнать пациентов, с которыми не справился Юнг, – они получали в качестве компенсации большие чучела гималайских енотов.

Мы шли по садовой дорожке, и Гельмгольц обратился к более общим проблемам. Я стал свидетелем глубочайших обобщений, часть из которых успел записать. Вот они:

О жизни: Если бы человек стал бессмертным, вы представляете себе, какие бы у него были счета за мясо?

О религии: В загробную жизнь я не верю, хотя и держу наготове смену нижнего белья.

О литературе: Вся литература – не больше чем примечание к «Фаусту». Впрочем, черт его знает, что это значит.

Да, Гельмгольц – воистину великий человек…

Я сидел у себя в офисе, вычищая всякую дрянь из дула своего «тридцать восьмого» и гадая, когда и откуда на меня свалится новое дело. Подвизаться в частных детективах – дельце в аккурат для меня, и хоть время от времени мне массируют десны автомобильным домкратом, сладкий запах зелененьких искупает даже эту неприятность. Не говоря уж о дамочках, составляющих одну из потребностей моего непритязательного организма, малость опережающую потребность в дыхании. Вот почему, когда дверь моего офиса отворилась и в нее размашистым шагом вошла длинноволосая блондинка, назвавшаяся Хэзер Баткисс и объявившая, что она зарабатывает на хлеб с маслом позируя художникам голышом и что ей нужна моя помощь, слюнные железы мои разом переключились на третью скорость. На ней была юбочка короче некуда, свитер в обтяжку, а фигуру ее образовывали параболы, способные обратить в гималайского лося самого затрюханного сердечника.

– Чем могу быть полезен, бэби?

– Я хочу, чтобы ты откопал для меня одного субъекта.

– Он что, пропал? В полицию ты уже обращалась?

– Все немного сложнее, мистер Люповиц.

– Называй меня Кайзером, бэби. Ладно, кто этот прохвост?

– Бог.

– Бог?

– Вот именно, Бог. Творец, Первичный Принцип, Первопричина Сущего, Всеобъемлющий. Мне нужно, чтобы ты отыскал Его для меня.

Психи забредали в мой офис и раньше, но когда они сложены как эта малышка, к ним поневоле прислушиваешься.

– На что Он тебе сдался?

– Это мое дело, Кайзер. Твое – найти Его.

– Извини, бэби. Ты обратилась не по адресу.

– Почему?

– Потому что я не берусь за дело, если не знаю всех обстоятельств, – ответил я, вылезая из кресла.

– О'кей, о'кей, – сказала она и, прикусив губу, нижнюю, подтянула, расправляя шов, чулок. Шоу предназначалось для меня, но я в ту минуту не склонен был покупаться на подобные фокусы.

• Предыдущая
• 12/45
• Следующая