Архивных сведений не имеется - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 37

Накормили досыта. Снабдили вонючими румынскими сигаретами и теплым шерстяным бельем, бывшим в употреблении, но вполне добротным.

Когда озадаченный таким необычным обхождением Никифор спросил у Алексея, чем все это вызвано, вот тут-то и разразилась настоящая буря внутри блиндажа: Никифор и Дато засыпали Алексея упреками за то, что он раньше не объяснил им причины странных милостей немцев.

– Выслушайте и поймите меня… – голос Алексея срывался от волнения. – Умереть мы всегда успеем. Большого ума для этого не нужно. Конечно, лучший и желанный вариант – остаться в живых, добраться к своим и снова с оружием в руках бить фашистов. Но коль так уж получилось, что мы не вольны осуществить свои замыслы, как нам хотелось бы, приходится выбирать из двух зол меньшее…

– Алеша… – перебил его Никифор. – Неужели ты… ты расчистишь им дорогу и будешь прикрывать своим телом этих выродков от пуль только ради того, чтобы снова очутиться в лагере?

– А разве я так сказал? – Алексей перешел на шепот. – У меня есть план, только верьте мне, друзья…

Заминированное поле клином вгрызалось в молодую березовую рощицу. Нетронутая белизна снежного покрова, казалось, отражала крупные звезды, усеявшие небосвод.

Ползли цепью. Вслед за каждым из них метрах в двадцати полз немецкий разведчик, держа в руках тонкую, но прочную пеньковую веревку, привязанную к ноге пленника замысловатым узлом. Малейшее отклонение от маршрута – смерть. Неповиновение приказам немецких разведчиков, которые передавались с помощью страховой веревки (одно подергивание – стоп, два – вперед), – смерть.

До минированного поля шли на лыжах. Хорошо тренированные немцы, одетые в маскхалаты, казались бестелесными призраками, так бесшумно и уверенно скользили они среди сугробов. Такие же маскхалаты напялили и на пленников.

"Неужели так просто взяли и пошли в поиск? Неужели немцы до такой степени наивны, чтобы понадеяться на нас? – мысли не давали покоя Алексею. – Неужели так уверены, что ради жизни мы готовы на предательство?".

Он прикидывал расстояние, которое они прошли, и все больше убеждался, что до переднего края чересчур далеко: несмотря на затишье на их участке, ночное небо слева и справа изредка прочерчивали святящиеся нити ракет. Судя по направлению траекторий (как знал Алексей из своего боевого опыта, их обычно пускали ночные дозоры немцев), передовые охранения врага были по крайней мере в двух-трех километрах от минированного поля.

"Неужели проверка?" – лихорадочно соображал Алексей, сознавая, что если это так и он не сможет предупредить товарищей, весь их план пойдет насмарку. То, что немецкие разведчики провели их мимо наспех отрытых в глубоком снегу окопов, где расположились солдаты, усердно изображающие стойкость арийского духа перед коварными морозами русской зимы, еще больше укрепило его во мнении, что этот ночной поиск не больше, как хитро задуманный балаган, экзамен для пленников. Этот вариант был предусмотрен в их замыслах, и Алексей тихо прокашлялся. Через несколько минут условный сигнал повторил Дато, затем Гриценко и Никифор.

"Поняли!" – радовался Алексей, когда увидел, что немцы расставили их у кромки поля цепью на приличном расстоянии друг от друга: он знал, что фронтовая разведка так не ходит.

Но оттого, что это проверка, опасность не уменьшалась – уже через полсотни метров Алексей нащупал тонкой деревянной палочкой-щупом первую мину. Значит, поле и впрямь было заминировано…

Взрыватель последней мины Алексей вынул с трудом – пальцы совершенно закоченели в тонких нитяных перчатках, которые дали им немцы. Дополз к роще и, повинуясь подергиванию веревки, неподвижно застыл, уткнувшись лицом в чахлые кустики опушки.

Хохот и шутливая перебранка заставили его оторвать отяжелевшую голову от земли – из рощи высыпали немецкие солдаты и окружили пленников.

"Вот гады!" – ярился Никифор, шепотом матерясь и растирая снегом побелевшие кончики пальцев.

– О, рус Иван, карашо! Са-пер… Сигаретен, битте… – тыкали немцы курево пленникам.

Дато, измотанный физически и морально, упал возле Алексея. Ему пришлось тяжелее всех – наскоро обученный немцами тонкостям саперного дела, он прошел весь маршрут с превеликим трудом; только неуемная жажда выжить помогла ему собрать всю свою волю и доползти к опушке.

В настоящий поиск пошли через сутки. Дул легкий ветерок и поземка шуршала по сугробам, заметая следы. На этот раз разведчиков вел сам обер-лейтенант Шнитке, что доказывало серьезность намерения немцев.

По старому следу, обозначенному вешками, вышли к уже знакомой роще, затем по дну глубокой балки миновали передний край. Нейтральная полоса представляла собой перепаханное авиабомбами и снарядами кукурузное поле: вокруг припорошенных снегом воронок щетинились изгрызенные осколками стебли, на которых лохматилась тонкая кожура початков.

Теперь ползли гуськом. Впереди Никифор, затем с интервалом примерно в десять метров Дато, Гриценко и Алексей; передний, привязанный за ногу веревкой, следующий за ним – вокруг пояса. Конец веревки, прикрепленный к ноге Алексея, держал сам Шнитке.

Вскоре вдоль борозды, проложенной пленниками, зачернели первые мины, противотанковые и противопехотные, обезвреженные Никифором: их тут же забрасывали снегом немецкие разведчики.

Советский передний край неумолимо приближался. Все чаще в порывах ветра прорывался запах дыма, а однажды чей-то звонкий смех, подхваченный поземкой, раздался так близко, что осторожный Шнитке держал их в полной неподвижности минут десять.

Кроша зубы, раздирая в кровь губы и десны, Алексей с остервенением грыз неподатливую пеньку веревки. Он знал, что то же самое делают Дато и Гриценко. Когда Гриценко подал условный сигнал – дернул за веревку три раза – ее измочаленный конец был уже крепко зажат в руках Алексея.

Неразряженную мину, тщательно присыпанную снегом, он заметил по засечке, сделанной Никифором в твердой корке наста. Сняв засечку локтем, чтобы не вызвать подозрений у Шнитке, Алексей, затаив дыхание и напрягая все силы, приподнялся на руках и проскользнул, как до того сделали его товарищи, над смертоносной противопехоткой.

Полз по борозде, считая в горячечном возбуждении метры пути. Только бы ничего не заметил, не заподозрил Шнитке. Только бы…

Взрыв взметнул на поле снежный султан и вмиг разбудил кажущееся дремотное спокойствие переднего края: дробно раскатились звуки автоматных очередей, хлестко защелкали винтовки, взахлеб залаяли пулеметы. Взлетели в небо ракеты, безжалостным мертвым светом ощупывая каждую пядь земли на нейтральной полосе, наперебой заговорили минометы.

Ответили и немцы – на всю мощь заработали средства огневой поддержки разведки.

Кромешный ад заполыхал над кукурузным полем, когда ударила артиллерия. "Чья?" – Алексей уже не прислушивался: сжавшись в комок, он попытался поглубже втиснуться в небольшую воронку.

Последнее, что он запомнил, был огромный алый цветок: отшвырнув в сторону снежное крошево вперемешку с комьями земли, он раскрыл прозрачные лепестки и начал стремительно расти ввысь к взвихренному небу.