Архивных сведений не имеется - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 11

– Возьми это. Моя не надо… – совал якут Владимиру мешочек с остатками целебных мазей и трав. – Твоя спина лечить будет…

Якуты ушли. Но вылазку к золотой жиле пришлось отложить до тех пор, пока хотя бы немного не подживет обожженная спина Владимира. Скрепя сердце, бандиты согласились и на эти условия графа. В том, что он иx не обманет, Кукольников был твердо убежден, – не такой человек. Но фактор времени, неумолимый своей неотврат-ностью, настойчиво поторапливал – ротмистр знал, что якуты рано или поздно возвратятся сюда (если, конечно, дойдут) и не одни. И к тому времени они, груженные добытым золотом, должны быть вдалеке от этих мест…

Воронцова-Вельяминова стерегли денно и нощно. Христоня стал его тенью, всегда с карабином в руках – Кукольников рисковать не хотел: слово словом, а меры предосторожности не помешают.

Но граф о побеге и не помышлял – отупляющее безразличие ко всему происходящему погрузило его в меланхолию. Израненная спина заживала быстро благодаря мазям Макара, и примерно через неделю после ухода якутов он повел всю троицу к золотоносной дайке.

Увиденное ошеломило бандитов – самородки буквально валялись под ногами, а первые промывки показали, что и в самом деле золотоносное месторождение чрезвычайно богатое. Опьяненные неожиданно привалившим богатством, бандиты ковырялись в ручье с раннего утра до ночи. Граф не захотел участвовать в добыче и сидел в избушке под присмотром все того же Христони. Решение его судьбы отложили на неопределенный срок по настоянию Кукольникова, у которого были свои виды на него. Деревянова так и подмывало пустить пулю в лоб строптивому гордецу, но Кукольников в этом вопросе был непреклонен, и поручик, скрепя сердце, согласился до поры до времени подождать с выяснением отношений, хотя и не понимал, куда гнет хитроумный ротмистр.

А все было очень просто. Кукольников про себя уже давно решил судьбу Христони и Деревянова, которым, по его планам, суждено было вечно охранять золотую жилу, – чересчур уж ненадежными были его "друзья".

Графу же ротмистр мог верить, заручившись его словом: только он способен был вывести Кукольникова из тайги, потому что обратную дорогу ротмистр и Деревянов, не говоря уже о Христоне, успели основательно подзабыть; когда их вел Колыннах, никто особо не присматривался к таежным приметам. К тому же, одно дело зимой, другое – летом, когда тайга изменяется до полной неузнаваемости…

Христоня сидел у избушки на стволе сухостоя и что-то строгал ножом, поминутно бросая свирепые взгляды в сторону Владимира, которого почему-то считал виновником всех своих бед; тут в самый раз покопаться бы в ручье, так нет же, сиди и сторожи этого "недожаренного" графа.

"Убежал бы ты, что ли…" – с тоской погладил затвор карабина, который стоял прислоненным к стене. И даже представил на миг, зажмурившись от удовольствия, как он ловит на "мушку" своего врага, как плавно нажимает на спусковой крючок…

Аркан змеей взвился в воздухе и упруго захлестнул туловище Христони. Казак дернулся, охнул с испугу, и в следующий миг валялся на земле, опутанный кожаными ремешками с ног до головы.

– Ладимир! Моя приходи, однако…

– Макарка?! – Владимир мигом подскочил к якуту и обнял его. – Ты как здесь очутился?

– Твоя выручай надо, однако…

– Ну спасибо тебе, дружище! Не знаю, чем и отблагодарить тебя…

– Уходи надо, Ладимир. Колыннах ждет… Собрались быстро. Владимир взвалил на плечи добытое золото и часть продуктов. Остальное забрал Макар. Связанный Христоня лежал, цепенея от страха за свою жизнь. Но Макар сунул ему в рот кляп, проверил надежность ремней и пошел вслед за Владимиром. У края поляны он вдруг остановился, повернул обратно и, плюнув в физиономию помертвевшего Христони, заспешил вверх по распадку.

Мешок с золотом был чересчур тяжелым, чтобы можно было уйти от погони (что она будет, в этом Владимир почти не сомневался), и он спрятал его на перевале, хорошо приметив место, где был оборудован тайник.

В последний раз окинув взглядом мрачные скалы внизу и узкую, кипящую расплавленным серебром ленту ручья, Владимир Воронцов-Вельяминов быстро зашагал по гребню перевала среди чахлого редколесья к пестрой каменной осыпи-спуску в речную долину.

Красильников с тоскливой миной пялил глаза на капитана Володина. Длинный, чуть сплющенный на кончике нос Батона шевелился, морщился, багровел, когда очередной вопрос оперуполномоченного МУРа заставлял его напрягать хитросплетение мозговых извилин: он защищался с отчаянной решимостью хорька, попавшего в западню. Изредка Батон смахивал с трудом выдавленную слезу, при этом украдкой поглядывая в сторону Савина, который сидел сбоку, возле окна. Присутствие незнакомого ему сотрудника милиции в штатском заставляло нервничать видавшего виды пройдоху. В этот раз Красильников-Батон попался случайно. Шли по следу известного вора-домушника Пикулина, по кличке Карамба, – тот за последний месяц немало наследил в Москве и окрестностях, – а наткнулись на Батона, который вопреки своим принципам приютил такого опасного квартиранта. Карамбу, к глубокому сожалению, на этот раз упустили – ушел через чердак и проходные дворы, но Батон влип. При обыске квартиры, кроме вещей, украденных Карамбой в разное время и сданных Батону на "комиссию", была обнаружена металлическая коробочка из-под медицинского шприца, доверху заполненная золотым песком. Когда ее вытащили из вентиляционной трубы и показали Батону, тот охнул и схватился за сердце: сидеть за "шмотки" куда ни шло, но за "рыжевье" – врагу не пожелаешь… И Красильников вьюном вертелся на допросах: бил себя в грудь, рвал рубаху, божился, крестился, плакал – утверждал, что золото принадлежало Карамбе.

– …Гражданин начальник! Не мое это, не мое! – хлюпал носом. – Де-еток не губи-те-е…

Деток и впрямь было у Батона добрый десяток. Правда, от двух жен и нескольких сожительниц – Савин сбился со счета, просматривая солидное досье на Красильникова И. С.

Не меньше, чем детей, было у Батона и судимостей: за кражу, за фарцовку и даже попытка к изнасилованию значилась в богатой биографии недоучившегося служителя муз – в девятнадцать годков Кеша Красильников подвизался на театральных подмостках. Подвела неуемная страсть к слабому полу – и с той поры пошло-поехало по статьям и параграфам УК РСФСР.

– …Ладно, Красильников, допустим и впрямь золото принадлежало Пикулину. – Володин устало откинулся на спинку стула. – По вашим заверениям, вы о нем даже не подозревали. Так? Так… Тогда подпишите вот здесь… и здесь. Вопрос и ответ. А теперь ознакомьтесь с заключением экспертов. Прошу…

Батон, деревенея лицом, читал данные лаборатории дактилоскопии. Володин вяло подмигнул Савину, который в ответ понимающе улыбнулся: это был последний шанс "расколоть" доку Батона.

– Вопросы есть? – Володин пододвинул к Батону начатую пачку "Столичных". – Курите… И будьте добры объяснить, каким образом отпечатки ваших пальчиков очутились на крышке коробки. Правда, слабоватые, – небось фланелечкой, а?.. Пришлось с ними повозиться, но, как видите, не впустую. Так я слушаю.

– …Это самое… Кгм! Кх, кх… – прокашлялся Батон, собираясь с мыслями. – Ну, в общем, показывал он мне… эту коробку…

– И содержимое?

– Само собой…

– С какой поры это Карамба таким доверчивым стал? Показал, дал пощупать – и в тайник заложил. До лучших времен? И почему именно в вашей квартире?

– Купить предлагал… Я отказался – с "рыжевьем" дела иметь не желаю.

– А если точнее? Красильников, это на вас не похоже – упустить такой "навар"…

– Да оно… конечно… Ну хотел я… купить… Гражданин капитан, как чистосердечное запишете?..

– Придется. Только давай, Красильников, договоримся: если в вашем "чистосердечном" мы обнаружим фальшь, то подобную формулировку сразу же предадим забвению. Бесповоротно.

– Честное слово! – сложил лодочкой ладони на груди Батон. – Да чтобы я… Да ни в жизнь не обману! Как надуху…

– Посмотрим. Рассказывайте.