Мир не без добрых драконов - Гетманчук Людмила - Страница 58

— Вот это да! А откуда на моем корабле взялась такая красавица?

Я поднимался наверх и улыбался — еще один претендент на внимание Алины заливался соловьем.

— Прилетела. Покажите, что у вас с животом. Меня Ларсель прислал. — По неуверенности в голосе любимой, я понял, что всерьез ее не воспринимают.

— Тебя прислал ветер? Как интересно! И где же этот проказник? — Ларсель — значит ветер. Но капитал мог и не знать, что это мое прозвище.

Преодолев последние ступени, я появился за спиной Али. Перешагнул через ноги мертвого пирата и встал рядом с ней.

— Так вот же он! — она подарила мне такую улыбку, что я физически почувствовал зависть капитана.

— А ты откуда взялся? И где вы с принцем были все это время? — он сидел там же, даже не пытаясь шевелиться. Тряпка, которой он зажимал рану, полностью пропиталась кровью.

— Купались. Помолчите, Арниол. Алина, помоги мне его положить. Ну, что там? — спросил я, когда она убрала руку капитана вместе с тряпкой. Неглубокий порез, длиной где-то в пол-локтя, пересекал живот по косой. Края раны разошлись, но, кажется, внутренние органы не задеты.

— Ничего приятного, но жить будет. Я, конечно, не такой хороший лекарь, как мой брат, но тоже кое-что умею.

Она провела рукой над раной, очищая ее от сгустков крови и ниток, и с кожи вокруг разреза исчезли кровавые разводы. Соединив ладонями края, Алина сосредоточилась, и ее руки окутало синее свечение. Капитан застонал от боли, но буквально через минуту расслабился. И даже улыбнулся. Через несколько минут она убрала руки, и я увидел на месте раны запекшеюся корочку.

— Спасибо, милая, твоя помощь неоценима. Таларис, представь меня даме. И покажи, что это у тебя в кармане?

Он отхлебнул порядочно, я помог ему — придержал голову, пока он пил, и потом забрал бутылку. Крепкий напиток обжег пищевод.

— А мне? — протянула руку Алина.

— Нет, тебе нельзя.

— Это несправедливо! Почему мне нельзя? — она по-детски надула губы.

— Потому что у нас уже все, что могло случиться плохого, случилось. Только пьяного дракона нам здесь не хватает.

Капитан внимательно посмотрел на Алину.

— Ты хочешь сказать, что вот эта девчушка — дракон, который поджег пиратский корабль? Не смешите рыб, господин посол! Я скорее поверю, что она русалка, которую ты выловил там, где вы с Керто купались!

Аля засмеялась и посмотрела на меня. В окровавленной рубашке, подол которой был неровно оторван, в широких серых штанах, вероятно, из того же шкафа, что и рубашка — Рон как-то жаловался, что она все время таскает его одежду — она больше походила на оборванку, чем на дракона. Я обнял ее сзади.

— Вы совершенно правы, капитан! — засмеялась она. — Ну, какой из меня дракон? Вечно ты, Ларсель, шутишь!

— Я уже говорил тебе, что люблю? — мой шепот услышал капитан и улыбнулся.

— Да, но можешь повторить еще раз.

— Отдай бутылку и можешь ее поцеловать! — Практичный капитан заржал бы, но не мог — рана разойтись может. Я только успел коснуться ее губ, как меня что-то толкнуло в спину. Я выпустил Алю и обернулся: один из недобитых пиратов опускал руку с разряженным арбалетом. Горячая боль накатила волной, и я отключился.

Утро началось с нервотрепки: Соль не хотела надевать новое пальто — а на улице ударил мороз и выпал первый снег, и незнакомая с холодами девочка рисковала остаться дома до весны, о чем я ее и предупредил. Но когда Рон рассказал о том, какие снежные баталии он устраивал в детстве с друзьями, у нее пропали все сомнения в том, что без свежего воздуха и теплой одежды не обойтись. Орли молчал, но его глаза уже загорелись предвкушением битвы. Гард снисходительно, с высоты своих лет, усмехнулся, рассеяно попрощался и вышел. Не нравится мне его молчание, парень о чем-то думает в последнее время, как бы не влип в очередную историю, которых за эти пару месяцев было уже несколько. Но поцелуй жены смыл неприятные мысли, и я с легким сердцем отправился порталом в свой кабинет.

Первый урок я вел у первокурсников, и мои попытки донести до их сознания, что для боевого мага правильно построить защитный щит иногда важнее умения швыряться огнем, были прерваны стуком в дверь. Улыбчивый секретарь ректора сообщил, что Юлий хочет меня видеть и, желательно, немедленно.

Шагая следом за секретарем, я придумал тысячу и одно наказание для Гарда, в полной уверенности, что меня вызвали из-за его шалостей, но все оказалось не так.

— Прошу! Господин ректор вас ждет.

Я вошел в распахнутую предупредительным секретарем дверь в кабинет Юлия.

— Доброе утро, Ри. Проходи, присаживайся. Нарим, завари нам кофе, будь так любезен.

— Здравствуй. Ну, что еще мой сынуля натворил?

С легкой руки Соль вся троица теперь называет меня папой. Рон ржет, и их поддерживает. Одна Линн восприняла спокойно обращение "мама", и паршивец Рон этим пользуется и тоже ее так называет.

— Ты имеешь в виду Гарда? Он пока мне не попадался. Тут другое дело. Ты когда последний раз был в столовой?

Я задумался. Вчера не был точно, до этого… неделю, как минимум. Нет никакого желания есть то, чем кормят в столовой, когда дома ждет изысканный ужин, приготовленный руками любимой.

— Дней десять. А что случилось?

— Главный повар ушел на заслуженный отдых, и уже второй день там творится нечто невообразимое….

— Можешь не продолжать — я уже все понял. Через час я дам тебе ответ: захочет Линн этим заниматься — я препятствовать не стану.

Конечно же, Линн согласилась. Сидеть дома с ее общительным характером — смерти подобно, и я это прекрасно знал.

— А-а-а-а! Я больше не могу!

— Нет, ты это съешь!

— Пощадите! Спасите!! Буль! Нет! Буль-буль! А-а-а!

Столовая сегодня пустовала — едва уловив противный запах тухлого непонятно чего, студенты разворачивались и покидали помещение, предпочитая быть голодными, но живыми, а не сытыми, но мертвыми. Остались только или самые стойкие, или самые бедные — те, у кого просто не было другого выхода.

Нам, преподавателям, тоже деваться некуда. Негласный закон Академии звучит так: все равны, и единственной поблажкой нам, учителям, был отдельный стол. Но тут я еще могу поспорить, кому поблажка! Вряд ли у бедного студента улучшится аппетит, если с ним за одним столом будет сидеть преподаватель, которому завтра принимать у него экзамен. Так что мы все, числом двенадцать, во главе с ректором, моим старым другом Юлием, грустили над тарелками, в которых плескалась бурда под названием: тушеная капуста с сосисками. Я даже не стал делать вид, что ем — это не может быть съедобно. Оглядевшись вокруг, заметил подобную реакцию и у остальных. Уже собирался встать и вылить месиво в чан для объедков, когда из кухни раздался душераздирающий крик:

— А-а-ы-ы! Больно! Пустите меня!

— Ты для кого это приготовил? Для свиней? Ты считаешь, что эту бурду можно есть? Вот и ешь! — звонкий голос Розалинды пронесся через полупустой зал и заставил студентов замереть и прислушаться.

— Я больше не могу! Это уже третья тарелка! Помилуйте, госпожа главный повар!

В мертвой тишине раздался металлический клац, и визг несчастного перешел в хрип.

— Зарезали… — шепнул кто-то, и тишина стала просто оглушающей. Ректор напрягся, но я положил ему руку на плечо и подмигнул, ожидая дальнейших действий моей драгоценной супруги. И она не обманула: раздались быстрые шаги, дверь в кухню распахнулась, с грохотом впечатываясь в стену. Вздрогнув, все посмотрели туда, где в облаке осыпавшейся после удара штукатурки появилась Розалинда, держа за ухо невысокого толстенького человека. Того самого, который еще вчера считался поваром, и с гордым видом выдавал еду. С головы до ног он был залит капустой — такой же, как и в наших тарелках. Источая невыносимый запах, он, ведомый твердой рукой Линн, успел сделать два шага до того, как она его отпустила и, двумя руками приподняв подол платья, врезала по его заду ногой в остроносой туфельке. Толстяк растянулся на полу, разбрызгивая капусту во все стороны, и проехался по липкому полу к нашему столу.