Клетка - Каннинг Виктор - Страница 30
- Предыдущая
- 30/47
- Следующая
Возвращались они с включенным радио, а когда отправились спать, Сара, прежде чем уйти к себе, остановилась на верхней ступеньке лестницы. Ричард положил руки ей на плечи, широко, но так неуверенно улыбнулся и поцеловал в щеку.
— Вот так. Спокойной ночи. И не беспокойтесь о будущем. Я о нем не переживаю никогда. Все имеет обыкновение становиться на свои места.
— Да, конечно. — Она взяла его руку и поцеловала в костяшки пальцев. — Все будет в порядке.
Она не задернула шторы. Спальню заливал серый свет звезд, повсюду пролегли длинные тени, и вскоре Сару против воли покинули порожденные рестораном веселость, мужество и решимость, а отчаяние, которое она столь тщательно скрывала от Ричарда, вернулось к ней. «Нет, — трезво рассудила она, — ресторан — не утеха, лишь наркотик, гореутоляющее, чье действие быстро проходит». Она вдруг села на постели и, презирая себя за слабость, заплакала, закрыв руками лицо, изо всех сил стараясь сдержать слезы, перебороть по-детски мучительное разочарование. Но плакала все сильнее, наконец совсем потеряла власть над собой, и ни стыд, ни гордость уже не могли совладать с ее горем. Жалость к самой себе и бессмысленные опасения переполнили Сару, и она зарыдала в голос. Никого-то у нее нет, она одна на всем свете… и что бы ни пыталась создать себе или другим, обречено. Вот уедет Ричард и оставит ее здесь, на вилле одну-одинешеньку… лучше бы, да, лучше бы он не услышал ее крики в ту роковую ночь.
В самую тяжелую минуту она поняла, что Ричард сидит рядом, обнимает за плечи, прижимает к себе, шепчет что-то успокаивающее ей в залитую слезами щеку. Она крепче прижалась к нему, ища защиты в его твердости и силе против собственной слабости, и его ласки рождали в ней новую страсть, укрощавшую ее страшные муки…
Проснулась она уже утром. Спальней завладело солнце. С улицы слышалось чириканье воевавших на дороге воробьев. Издалека донесся колокольчик — такой привешивают козам. Сара лежала не шевелясь, впитывала тепло руки Ричарда, что обнимала ее за шею. Не глядя на него, она знала — он не спит. У нее не было ни мыслей, ни чувств, которые хотелось бы выразить словами. Разум и тело слились в блаженстве, и его не стоило оспаривать или портить разговорами. Ричард немного подвинулся, — она ощутила, как повернулась его рука, — приподнялся и, улыбаясь, взглянул ей в лицо. Она улыбнулась в ответ, и его губы нежно овладели ее губами, руки вернулись к ее телу, вновь разбудили ее желание. На сей раз он был сама нежность, ласкал и лелеял ее — и они начали праздновать прорыв к полному освобождению от прошлого, истинному взаимопониманию.
За окном шел дождь — ветра не было, тяжелые капли падали отвесно, — и распустившиеся на улице разноцветные зонтики в руках шедших обедать женщин соперничали с четко подобранными цветами на клумбах парка. Сидя у окна в тесном кабинете Кэслейка, Арнолд Гедди наблюдал за ними и тешился мыслью о предстоящем визите к даме на Кадоген-сквер.
На столе перед Кэслейком лежали привезенные от мисс Брантон документы, за которыми и зашел Гедди.
— Кстати, мне вот что пришло в голову, — заметил Кэслейк. — Я, конечно, предупредил мисс Брантон, чтобы по всем нотариальным вопросам она связывалась лично с вами. Но вдруг она позвонит в Челтнем и спросит меня? От такого недоразумения надо застраховаться. Ведь ваш секретарь может простодушно ответить ей: «Никакого мистера Кэслейка у нас нет, мэм». Ставлю себе двойку за то, что не продумал и не решил этот вопрос еще в Португалии.
«Умница, — подумал Гедди с улыбкой. — Таким когда-то был и я. Но все не предусмотришь. Это выше человеческих сил. Словом, парень — молодец». Гедди проглядел сию тонкость и сам, но признаваться не стал. «Если не знаешь, что сказать, делай реверанс», — вспомнилось из Кэрролла, и Гедди зачем-то откашлялся, важно кивнул и сказал: «Такая мысль приходила мне в голову, мистер Кэслейк. Мои телефонистки получили указание соединять всех, звонящих мистеру Кэслейку, со мной».
— Вы очень проницательны, мистер Гедди. Спасибо.
— Привычка, мой мальчик. Ведь вы, хотя и не подаете вида, — и правильно, — знаете, что когда-то я работал здесь. Сидел как раз на вашем месте. Но недолго и рад этому, в отличие от вас.
— Да, я в курсе дела, — улыбнулся Кэслейк. — Вы тоже служили под началом Куинта?
— О, нет, что вы! Это было во время войны, Куинта тогда перевели в Вашингтон. Я работал на Полидора, очаровательного грека. Очаровательного, возможно, не для мужчин, но уж точно для женщин. Признаться, он обладал и другими достоинствами.
— Ничего о нем не слышал.
— Дорогой мой Кэслейк, здесь служило немало людей, о которых сегодняшнее поколение понятия не имеет. Впрочем, бедняга Полидор давно умер. Но раз уж, как писал Кэрролл, «лукавство никогда не было в числе моих пороков», сознаюсь, я его недолюбливал. А теперь расскажите еще о Ричарде Фарли. Опишите его характер в общих чертах.
Кэслейк выложил все, что знал о Фарли и его родителях, закончил так: "Толком побеседовать с ним мне удалось лишь однажды — за совместным ужином. Он мне понравился, хотя пороху, по-видимому, не изобретет. Один из официантов в гостинице, где я останавливался, обмолвился, что служил у Фарли — когда тот держал ресторан на побережье. Фарли был хорошим начальником, но плохим предпринимателем. Слишком много давал в долг приятелям, и в итоге разорился сам. Он, наверно, из тех, кто счастлив жить одним днем. Но женщинами, по словам официанта, не интересовался совсем.
— Извращенец?
— Нет. Просто не глядел на них и все. А вы подумали, зачем ему мисс Брантон?
— Нет. — Гедди покачал головой. — Она, как вы бы сказали, только что из яйца вылупилась. Однако Сара — дочь леди Джин, и если унаследовала ее характер хотя бы наполовину, — он слегка улыбнулся, — то знает себе цену, и тревожиться за ее жизнь нечего.
— Так же, как и за благосостояние. Отец обеспечил ее хорошим содержанием. А недавно она унаследовала от матери, — Кэслейк постучал пальцем по документам, которые намеревался забрать Гедди, — очень ценный золотой пояс. Хотя и не застраховала его — решила подарить Фарли в благодарность за спасение.
— Неужели? — Гедди помедлил, вспомнив поговорку кэрролловской герцогини: «Если бы никто не совал нос в чужие дела, мир крутился бы гораздо быстрее». И позволил себе рассказать человеку из Клетки нечто тому явно не известное: — «Сомневаюсь, что пояс выручит Фарли. Это красивая вещица ценой в несколько сотен, не больше. Ведь это копия, о чем леди Джин и не догадывалась. Лорд Беллмастер подарил ей оригинал, а потом, когда ему срочно понадобились деньги, подменил его. Я знаю об этом доподлинно. — Он с наслаждением приметил, как застыли в изумлении глаза и лицо Кэслей-ка. — Будучи поверенным в его делах, я сам договаривался о тайной продаже пояса одному немцу — он уже умер и завещал пояс, по-моему, какому-то из европейских музеев».
— Вы сообщили об этом в Клетку?
— Зачем? Я тогда уже не был с ней связан. Я и сейчас вернулся сюда, — заметил он с грустной усмешкой, — лишь потому, что меня буквально к стенке приперли. Не люблю я Беллмастера, потому и решил донести вам об этом удивительном пустячке. Но уверен — верхам Клетки он известен.
Когда Гедди откланялся, Кэслейк подошел к окну. Озеро в парке налилось свинцом, рябило под напором ливня. Кэслейк был благодарен Гедди, хотя и понял теперь, почему тот не задержался в Клетке — он был слишком похож на старуху-сплетницу.
Кэслейк по-прежнему стоял у окна, когда дверь распахнулась и вошел Куинт в плаще и шляпе. «Обожаю дождь, — весело сказал он. — Воздух чище, да и моим мехам легче. Сейчас за нами приедет машина. Вы поработали отлично, посему мы едем обедать в ресторан. Как наш дорогой Гедди? По-прежнему цитирует Льюиса Кэрролла?»
— Так вот что это были за присказки!
— Не только были, но и есть. Однажды он заявил мне, что наше ведомство лучше назвать не Клеткой, а Крокодилом: «И скромно улыбаясь, он кильку в гости звал».
- Предыдущая
- 30/47
- Следующая
