Мандат - Власов Александр Ефимович - Страница 6
- Предыдущая
- 6/40
- Следующая
— Ба-атя! — донеслось от обоза, и Глеб-старший, не спускавший глаз с переднего ряда людей, услышал за собой быстрые шаги сына.
Глебка поднырнул под поднятую руку отца и встал перед ним.
— Бей! Бей! — надрывались кулаки, но с места не сходили.
Один верзила был уже у самых подвод и орал что-то.
— Люди! — зычно крикнул Глеб-старший. — Кого бить собрались? Его, что ли? — он опустил руки на Глебкины плечи. — Или других таких же? Их в Питере — тысячи, голодных и холодных!.. Нас убьете — их убьете. Потому что хлеб — для них!
— Наплодили нищих, а теперя на чужое заритесь!
— Докомиссарились, работнички христовы!
— Они ворованое везут, а мы свое до дома доставить не можем!
Эти выкрики летели не из кучки кулаков, а из толпы, и Глеб-старший обрадовался: когда начинаются переговоры — пусть даже в таком духе, — опасность уменьшается.
— А ну, поговорим по душам! — крикнул он. — Слушать будете?
Громкий свист прорезал воздух.
— Ре-ежь! Круши-и! — раздался истерический вопль верзилы, и тотчас грохнул выстрел.
Наступила напряженная тишина. Стало слышно, как булькает вода в сваях.
Глеб-старший повернулся к обозу, спросил грозно:
— Кто стрелял?
У передней подводы виднелся Архип с винтовкой, шагах в трех от него — верзила с ножом в руке. Возчик стоял на мешках и, широко расставив ноги, держал наготове кнут.
— Кто стрелял? — повторил Глеб-старший.
— Это я, Глеб Прохорыч! — отозвался Архип и добавил — В воздух… Ты посмотри! — он ткнул дулом винтовки в мешки.
И только теперь оба Глеба и передние ряды людей увидели, что два мешка разрезаны и зерно струйками льется на землю.
Глебка бросился к телеге. За ним пошел Глеб-старший. Двинулась и толпа. Глебка попытался руками зажать прорези в мешках, но зерно сочилось сквозь пальцы. Тогда он заткнул одну дырку своей шапкой, а к другому мешку прислонился спиной и ненавидящим взглядом уставился на верзилу, который замер под дулом винтовки Архипа.
Глеб-старший отвел рукой винтовку, посмотрел на кучку просыпавшегося в грязь зерна, с болью сказал верзиле:
— Сколько хлеба загубил! По теперешней питерской норме — это недельный паек на такую, как у него, семью! — он кивнул головой на Архипа. — А у него девять душ — мал-мала меньше! Они хлеба досыта не едали! А ты его в грязь! Стрелять таких подлецов мало!
— Это меня-то стрелять! — взвизгнул верзила. — За нашу-то мужицкую хлебушку? Кто его растил? Ты?
— Хотел говорить — ну и говори! — послышалось из толпы, окружавшей подводу. — Говори! Послушаем!
— Я не растил! — произнес Глеб-старший. — Но…
— Занокал! — перебил его верзила и крикнул: — Братья мешочники! Вы честно по фунтику хлеб выменивали, а он телегами его хапает! У нас добро отбирает, да и у вас доходы из карманов вытаскивает! Он полные теплушки в город повезет, а вы со своими мешками на платформе под дождем гнить будете!
Разноголосый яростный рев взлетел над обозом, но отдаленный паровозный гудок, донесшийся от железной дороги, заткнул рты и сдернул людей с места.
— Идет!
— Поезд идет!
Под эти радостные возгласы мешочники устремились к станции. По толпе точно частым гребешком прошлись и начисто вычесали спекулянтов.
Воспользовавшись сумятицей, верзила приподнял нож и шагнул сзади к Глебу-старшему.
— Батя! — предупреждающе крикнул Глебка.
Глеб-старший искоса глянул на верзилу, придвинул коробку маузера поближе к правой руке и спокойно сказал:
— Спрячь! Есть у меня грех: я шутки иной раз плохо понимаю!
Отвернувшись от верзилы, комиссар не торопясь влез на телегу. Он уже понял, что положение изменилось к лучшему.
Вокруг передней телеги теперь стояли одни крестьяне. Все мешочники перебежали на другую сторону реки и темной лентой растянулись по дороге к станции.
— Товарищи! — впервые этим словом назвал комиссар поредевшую толпу. — Будет у меня к вам вопрос: когда у кулаков-мироедов хлеб в ямах гниет, а рабочие в городе от голода пухнут — это по совести получается?
— Слыхали! — проорал верзила. — Ловок зубы заговаривать!
Кучка кулаков к этому времени рассеялась по толпе. Они тоже видели, что обстановка изменилась, и перестроили свою тактику, рассчитывая на то, что крестьяне, прибежавшие с базара, не разберутся, что к чему.
— Городу отдай, а сам с сумой по белу свету! — выкрикнул один из кулаков.
— На хлебе не написано, у кого ты его отнял! — раздался второй голос.
— Нам, мужикам, один раззор да обида! — добавил третий.
Из толпы выдвинулся к подводе широкоплечий кряжистый мужик с могучей шеей и решительными умными глазами.
— Ты вот что! Друг-приятель! — сказал он Глебу. — Мы тебя не знаем! Чей хлеб везешь — нам тоже не ведомо!.. Не вводи нас в грех, вертай подобру-поздорову… Хлеб отдашь, у кого забрал, и езжай тогда! Пальцем не тронем!.. А то на кулаков киваете, а потом и до середняка доберетесь!
Глеб-старший внимательно выслушал кряжистого мужика и решился на рискованный ход.
— А мы согласны! — ответил он. — Через волю трудового крестьянства мы перешагивать не будем! Не для того революцию делали, чтобы с честными тружениками не считаться! Как порешите — так и будет! Не пустите — вернемся и раздадим хлеб по деревням!.. Но вперед выслушайте!
— Хватит болтать! Наслушались! — крикнул верзила.
— Помолчь! — сказал ему кряжистый крестьянин и кивнул Глебу: — Говори!
— Закон у нас такой! — произнес комиссар. — У середняка рабочий класс просит: «Помоги, друг, с голоду дохнем! Придет время — сторицей вернем! За пролетариатом не пропадет!..» У бедняка рабочий даже и не просит: знает — у того у самого хребтину через живот прощупать можно!.. А что касается кулаков — тут разговор короткий: даешь — и точка!
Глеб посмотрел на сгрудившийся у моста обоз. Возчики стояли у лошадей. Бойцы жидкой цепочкой растянулись вдоль подвод.
— Скажите! — крикнул комиссар возчикам. — Вы видали… Так мы поступаем или не так?
— Так!.. Так! — донеслось от подвод.
— Что теперь скажешь? — спросил комиссар у кряжистого мужика.
— То и скажу! — упрямо ответил мужик. — Сегодня — у кулака, а завтра за середняка возьметесь!
— Эх ты! Фома неверующий! — укоризненно произнес Глеб-старший. — А ну ответь!.. Только честно! Ленин бедняка или середняка обидел хоть раз?
— То Ленин!.. От него мы горя не видали!.. А ты-то здесь при чем?
Глеб старший сунул руку в карман и вытащил мандат.
— Читай! — сказал он и протянул бумагу кряжистому мужику.
Тот взял документ широкой, как лопата, рукой. Подскочил верзила и тоже потянулся к мандату. Мужик перехватил его руку, легко отогнул вниз.
— Погодь! Не лапай!
Мужик стоял как раз напротив Глебки, который все еще прижимался спиной к прорезанному мешку. Мальчишка видел, как натуженно зашевелились губы крестьянина, читавшего по складам мандат. Текст документа не произвел особого впечатления. Но когда мужик дошел до подписи, его глаза распахнулись пошире, лицо смягчилось, и он тихо произнес:
— Верно… Ленин…
— Чего шепчешь? — громыхнуло из толпы.
— Говори шибче! — нетерпеливо закричали вокруг.
— Ленин — говорю! — трубно гаркнул мужик, вскинув руку с мандатом. — Тут и подпись его самоличная.
— Покажь! Покажь! — полетело из толпы.
— Не возражаешь? — почтительно спросил мужик у Глеба-старшего.
— Покажи! — согласился комиссар. — Мы от народа документы не прячем!
Бумажка с подписью Ленина пошла гулять по толпе, а кряжистый мужик вплотную подошел к верзиле и брезгливо сказал:
— Чего народ мутишь?.. Пшел отсюда!
Верзила отступил.
— Пшел, пшел! — добавил кряжистый и зашагал к мосту.
- Предыдущая
- 6/40
- Следующая
