Я, Мона Лиза - Калогридис Джинн - Страница 44
- Предыдущая
- 44/112
- Следующая
Не успел он договорить, как заметил Савонаролу. В его взгляде на секунду промелькнуло презрение, но тут же исчезло, сменившись необычной для него настороженностью. В тоне юноши сквозила озабоченность, хотя он старался говорить мягко.
— Обращаюсь ко всем. Пожалуйста, помните, что отец пока нас слышит. Мы несем ответственность перед человеком, который всю жизнь отвечал за нас, и должны дать ему напоследок покой. Давайте не будем больше огорчать его.
Метнув яростный взгляд на Пико и его спутника, Альфонсина подобрала с полу шаль и набросила себе на плечи. Джулиано обратил на нее внимание и повернулся к брату.
— Пьеро, — сказал он, как ни в чем не бывало, — у твоей жены целый день не было ни крошки во рту. Не мог бы ты проводить ее и устроить так, чтобы она хотя бы немного поела? Отец был бы счастлив, знать, что о ней заботятся…
Пьеро позабыл о своем гневе. Кивнув, он обнял Альфонсину за плечи. Она ласково взглянула на мужа. Было видно, что они любят друг друга. Я видела, как Джулиано слегка переменился в лице: он был тронут, доволен и испытывал огромное облегчение, что эти двое теперь позаботятся друг о друге.
Затем Джулиано обратился к другому брату, кардиналу:
— Дорогой брат, ты завершил приготовления?
Неопрятный толстяк покачал головой. Как и Джулиано, он не плакал. Но его сдержанность, казалось, была врожденной чертой характера, а не желанием избавить других от боли. Он заговорил деловым тоном:
— Как провести службу, мне пока до конца не ясно. Не знаю, право, каким гимном ее открыть… — В его голосе послышалось легкое раздражение. — Отец не удосужился, как следует все продумать, выбрав только отрывок из Евангелия и один гимн. Такие вещи нужно тщательно обдумывать заранее, иначе служба не произведет должного впечатления.
Когда Джулиано заговорил, стало ясно, что заранее он речи не готовил, в его словах чувствовалась искренность и непосредственность.
— Мы полностью доверимся твоему выбору, хотя времени у нас почти нет. Остается только молиться. — Он вздохнул. — Братья, ступайте и сделайте все, что можно. Вы знаете, что за вами пошлют, если отцу станет хуже. А теперь позвольте мне заняться нашими нежданными гостями.
Альфонсина и оба брата презрительно прошествовали мимо Пико и Савонаролы. Когда они отошли на почтительное расстояние, Джулиано заговорил с Микеланджело, обращаясь к нему как к любимому ребенку:
— Брат мой, Микеланджело, ты сегодня ел?
Тот поднял свою огромную голову и уставился на Джулиано темными глазами, в которых читалась мука.
— Я не буду есть. Не могу. До тех пор, пока он страдает.
— Тебе не станет легче на душе, если ты помолишься?
Молодой скульптор покачал головой.
— Я там, где хочу быть. Я не похож на других, Джулиано, обо мне можешь не беспокоиться.
Словно в подтверждение сказанного он сел прямо и сложил руки на коленях, стараясь всем своим видом выразить спокойствие. Джулиано скептически скривил губы, но больше не трогал молодого человека.
Затем он повернулся и обратился к Пико и монаху:
— Прошу вас, присаживайтесь. Я спрошу у отца, хватит ли у него сил принять вас. Но сначала я должен поговорить с другом. — Он выждал паузу. — Любезный Марсилио, не позаботитесь ли вы о мессере Джованни и фра Джироламо? Они проделали долгий путь, и, возможно, им нужно подкрепить силы. Предложите им еды и питья.
Наконец он взял меня за руку и повел в спальню. Как только мы ступили через порог, он сразу закрыл за нами дверь, и несколько секунд мы стояли, глядя друг на друга, но радости при этом не испытывали. Лицо его ничего не выражало, взгляд был напряженный.
— Как хорошо, что вы приехали по зову отца, — произнес он сдержанно, словно обращался к незнакомке. — Я должен извиниться за то, что не смог прийти к храму…
— Не стоит об этом говорить, — перебила его я. — Мне жаль, очень жаль. Ваш отец хороший человек, и вы тоже. — Я хотела, было взять его за руку, но он отстранился.
— Не могу… — Он осекся. — Между нами ничего не изменилось, Лиза. Уверен, вы понимаете. Но мне сейчас нужно быть сильным, а любое проявление нежности делает это трудным… Это ради отца, вы ведь понимаете?
— Понимаю. Но почему он прислал за мной? — Вопрос, видимо, озадачил Джулиано.
— Вы нравитесь ему. Он всегда так поступал. Вы ведь знаете, что он воспитал Микеланджело как собственного сына? Увидел его однажды у нас в саду, когда тот рисовал фавна. Отец сразу распознал в нем талант. Должно быть, и в вас он разглядел что-то такое незаурядное.
Джулиано повел меня в комнату, где на огромной кровати, укрытой мехами и бархатными покрывалами, сидел в подушках Лоренцо. Он смотрел куда-то в пространство неподвижным, отсутствующим взглядом, а когда я приблизилась к кровати, тупо уставился на меня, не узнавая. В комнате стояло зловоние.
Неподалеку на стуле сидел какой-то человек, рядом с ним на столике я разглядела кубок, ступку с пестиком и драгоценные камни.
— Отцовский лекарь. — Джулиано повел в его сторону рукой. — Пьер Леоне, мадонна Лиза Герардини.
Лекарь лишь коротко кивнул, не произнеся ни слова. Лицо его было усталым, да и весь облик выдавал утомление и беспомощность.
— Остальные…— Лоренцо.
Я поняла, что у него ослабло зрение, поэтому он меня не узнал.
Джулиано опустился на стул рядом с кроватью.
— О них хорошо позаботились, отец, — медленно и четко произнес он жизнерадостным голосом. — Не беспокойся о них. Пьеро сейчас кормит Альфонсину, Джованни занят приготовлениями к службе, а Микеланджело…— он умолк, придумывая добрую ложь, — молится в часовне.
Лоренцо что-то пробормотал.
— Да, я только что видел его, — ответил Джулиано. — Молитва очень утешает. Пожалуйста, не тревожься.
— Хороший мальчик, — прохрипел Лоренцо. Он поднял с огромным усилием руку на несколько дюймов и слепо повел ею; его сын поймал руку и близко наклонился к больному. — Мой хороший мальчик… А кто же утешает тебя?
— Я пошел в тебя, отец, — пошутил Джулиано. — Меня тоже не нужно утешать. — Тут он заговорил громче. — К тебе гостья. Лиза ди Антонио Герардини. Ты посылал за ней.
Я подошла так близко, что стукнулась коленом о край кровати.
— Приданое, — прошептал больной, от его дыхания несло могилой.
— Да, отец. — Джулиано еще ниже склонился к отцу и улыбнулся, а Лоренцо, сумевший разглядеть улыбку сына, едва заметно приподнял углы губ в ответ.
— Ты единственный, — прошептал он. — Совсем как мой брат. Такой хороший.
— Но до тебя мне далеко, отец. Мне никогда не стать таким, как ты. — Джулиано помолчал, затем повернул лицо ко мне и сказал, снова четко произнося слова, чтобы Лоренцо все понял: — Отец желает сообщить вам, что отдал распоряжения относительно вашего приданого.
Лоренцо захрипел, стараясь глотнуть воздуха. Джулиано и лекарь поспешили наклонить его вперед, что, видимо, принесло ему облегчение. Когда он пришел в себя, то кивнул сыну и прошептал какое-то слово, которого я не разобрала. Джулиано тихо рассмеялся.
— Принц, — произнес он, и, несмотря на наигранную беспечность, голос его дрогнул, когда он, взглянув на меня, добавил: — Денег столько, что вы можете выйти за принца, если пожелаете.
Я улыбнулась на всякий случай, вдруг Лоренцо все-таки мог что-то разглядеть — но мой взгляд был прикован к Джулиано.
— Значит, вы еще не выбрали мне партию? — Лоренцо не услышал, но у его сына был готов ответ.
— Нет, отец пока не сделал выбора. Это он поручил мне.
Я прижалась к кровати и наклонилась к умирающему.
— Мессер Лоренцо. — Я заговорила погромче. — Вы меня слышите?
Веки его дрогнули, он прошептал короткий ответ, еле ворочая распухшим языком. Я ничего не поняла. Джулиано посмотрел на меня.
— Он слышит вас.
Тогда я набралась смелости, взяла руку больного, вялую, исхудавшую, искореженную болезнью, и прижала ее к губам с искренней любовью и почтением. Лоренцо понял, что происходит; его глаза, налитые кровью, засветились теплотой и нежностью.
- Предыдущая
- 44/112
- Следующая
