Князь вампиров - Калогридис Джинн - Страница 83

• Предыдущая
• 83/84
• Следующая

Со звериным рычанием Элизабет принялась рыться в костях в поисках медальона. Манускрипт выпал из ее рук и неслышно опустился на пол.

– Не смей! – закричала она, обращаясь к темной колонне. – Оба ключа – мои! Если ты попытаешься их отнять...

И вдруг она поняла всю нелепость и тщетность своих угроз. Ей оставалось только одно – бежать. Но на пути Элизабет встал Брам. Своим внутренним светом он затмевал ее сияние. Элизабет попыталась было проскользнуть мимо него, но не смогла. Она была заперта в пространстве между светом и тьмой.

Я повернулась к темной колонне... Она исчезла. На ее месте я увидела неописуемо прекрасное дитя (трудно сказать, мальчик это был или девочка). Его пухлые ручки протягивали мне манускрипт и медальон.

Я с трепетом взяла то и другое. Передо мной на золоте сияли знакомые слова: "Вечная сила, равная Божественной". Потом я открыла золотое сердце, вместе с ним распахнув и свое, и прочла еще четыре слова, начертанные внутри: "Вечная любовь. Вечная жертвенность".

Я заплакала, с предельной остротой ощущая страдания моих далеких предков, моих родителей, братьев, племянника, его жены и маленького сына. Я ощутила страдания всех своих жертв и их близких.

– Жужанна, – ласково обратился ко мне ребенок. – Ты понимаешь эти условия и принимаешь их?

Я кивнула, не в силах произнести ни слова. Ребенок помог мне встать.

– Тогда поцелуй меня, – попросило дитя. – Всего один поцелуй.

Я было нагнулась, но ребенок вдруг сердито замотал головкой. И тут его детские ручки начали увеличиваться, черты лица – стремительно изменяться, а золотистые локоны в одну секунду стали седыми.

– Арминий, – только и смогла прошептать я.

– Видишь, тебе и наклоняться не пришлось, – с улыбкой молвил он.

Мы крепко обнялись.

ДНЕВНИК ДОКТОРА СЬЮАРДА

7 ноября

Едем в парижском поезде. Мы с Артом целое утро обсуждали предстоящие похороны Квинси (гроб с его телом едет вместе с нами). Судя по всему, в Америке у него не было близких родственников, и потому Арт намерен похоронить нашего друга в своем родовом поместье. Он сказал, что даже знает где, и описал мне это место: там растет старый могучий дуб и вокруг очень красиво. Арт считает, что Квинси будет приятно лежать под этим дубом.

Мина тоже поднялась рано и пришла к нам в купе. Удивительно мужественная женщина! Я без обиняков рассказал ей, какую историю гибели Квинси мы придумали с Артуром: во время схватки его будто бы смертельно ранил один из цыган. Бедняга Харкер окончательно пришел в себя и безмерно рад, что его жена освободилась от вампирского проклятия. К счастью для него, то, что произошло на склоне холма возле замка Дракулы, начисто стерлось из его памяти. Он помнит лишь то, как мы остановили цыганскую повозку, и убежден, что удар по голове ему нанесли все те же цыгане.

Мина согласилась с нашим предложением.

– Пусть это будет нашей общей тайной, – попросила она. – И версия события тоже должна быть общей, чтобы Джонатан никогда ничего не заподозрил.

Она права. Я пообещал, что безотлагательно напишу профессору и сообщу ему о нашем решении. Сдерживая подступившие слезы, Мина добавила:

– Джонатану было бы невыносимо узнать, что он убил вашего замечательного друга. Я знаю характер мужа: он сразу же отправился бы в полицию. А вот этого уже не вынесла бы я. Тем более я знаю, что Квинси его простил и просил ни в коем случае не говорить Джонатану правды.

И в этом Мина тоже права. Умирая, Квинси действительно просил нас: если мы уцелеем, не доводить дело до полицейского разбирательства. Он понимал, что рукою Харкера удар нанесла Элизабет. Стоит мне закрыть глаза, и я вижу улыбающееся лицо Квинси. Он лукаво подмигивает мне, словно напоминая о данном обещании.

Профессор вернулся в Амстердам. (Странно, я привык считать этого человека своим отцом, а теперь, зная, что он – мой отец, никак не могу привыкнуть называть его так. Пусть пока он останется для меня "профессором", в это слово я вкладываю всю свою сыновнюю любовь.) Если бы не смерть Квинси, я отправился бы вместе с ним. После похорон я сразу же поеду туда. Чувствую, что попаду на другие похороны.

Странно видеть профессора столь сильно изменившимся.

ДНЕВНИК АБРАХАМА ВАН ХЕЛЬСИНГА

7 ноября

Заслышав мои шаги, фрау Келер сбежала по лестнице вниз и не удержалась от слез.

– Слава богу, доктор! Наконец-то вы здесь. Госпожа Мария умирает... она уже отходит. Я без конца посылала телеграммы в Парфлит – и никакого ответа!

Я обнял добрую немку и поцеловал в лоб, объяснив, что обстоятельства вынудили меня оказаться совсем в другом месте, далеко от Парфлита.

– Фрау Келер, позвольте вам представить Жужанну, невестку мамы, а также ее брата.

– Да, – рассеянно ответила сиделка. – А эту госпожу я, кажется, уже однажды видела.

Я выразительно посмотрел на Жужанну, но та была настолько подавлена услышанным, что не обратила внимания ни на слова фрау Келер, ни на мой взгляд. Я шепнул сиделке, что мы хотим попрощаться с мамой, после чего повел Аркадия и Жужанну наверх.

Я привык видеть людей на самом пороге смерти и научился воспринимать это зрелище спокойно. Но я не мог оставаться отстраненным профессионалом, глядя на то, как умирает собственная мать, которую я горячо любил и помнил совсем другой – красивой, сильной и мужественной. Мама лежала в позе зародыша и состоянием своим напоминала неродившегося младенца. Она даже не почувствовала нашего присутствия. Ее глаза были закрыты, а лицо сморщилось от боли.

Аркадий подбежал к постели, опустился на колени, осторожно взял мамину руку и прижал ее к губам. Мы с Жужанной вытирали слезы, готовясь сделать то, что в наших силах. Жужанна меня опередила. Я понял ее без слов: причинив маме столько душевной боли, она имела безусловное право освободить Мери хотя бы от телесных мучений.

Наклонившись, Жужанна осторожно повернула мамино искаженное болью лицо к своему и приникла к ее бескровным губам. Я видел, как вздрогнула Жужанна – прикосновение отозвалось болью во всем ее теле.

Жужанна насыщалась. Она с любовью выпивала мамину боль. Морщины на мамином лбу начали постепенно разглаживаться. Когда исчезла последняя, я потеснил Жужанну и наклонился, чтобы поцеловать маму.

Вечная любовь, вечная жертвенность. Только через них Элизабет могла бы достичь желанного всемогущества. Истину невозможно скрыть, однако страх и ненависть прячут ее от глаз и сердец. Возможно, кто-то упрекнет Арминия в беспринципности, раз он предлагает бессмертие всем, даже самым злым и порочным. Но как еще можно устранить эти страшные язвы? Чтобы понять, сколь безгранична сила любви и жертвенности, многим нужно пройти долгий путь, насчитывающий века поисков, размышлений, скуки. Только пресытившись ложным, можно понять силу истинного.

Владыка Мрака одновременно является и Владыкой Света.

Влад не желал меняться, он упустил свой шанс и вполне заслужил такой конец. Что касается Элизабет... мы подарили ей время и уединение. Мы заперли ее в катакомбах, оставив размышлять над посланием, скрытым внутри золотого сердца. Вход в ее новое жилище мы окружили завесой невидимости, поэтому даже если кто-то и проникнет в катакомбы, он не увидит пленницу и не услышит ее криков.

Я поцеловал маму и, подобно Жужанне, содрогнулся от боли. Жужанна насытилась телесными муками и теперь молча страдала. Моей "пищей" были душевные терзания, которые гораздо тяжелее и мучительнее.

Я с радостью вбирал в себя эту боль, даруя облегчение маме. "Есть разные вампиры", – всплыли в памяти недавние слова Арминия. А затем мне вспомнилась одна из наших первых бесед, когда я стал его учеником. Арминий говорил, что и сам является вампиром, только психического склада. "Поначалу это доставляло мне удовольствие. Чужие души, словно драгоценные камни, разворачивались передо мной всеми своими гранями. Мне открывались сокровища знаний, собранные в чужой памяти. Но со временем похищенная красота перестала меня радовать, более того, в моей душе зашевелилось непонятное беспокойство. Похищенные сокровища все сильнее тревожили совесть. И наконец мне стало невмоготу жить с беспрестанным сознанием вины".

• Предыдущая
• 83/84
• Следующая