Дети вампира - Калогридис Джинн - Страница 32

• Предыдущая
• 32/65
• Следующая

– Простите, если помешал вам, – проговорил он, не обращая внимания на мой ошеломленный взгляд. – Мне нужно было поговорить с вами наедине. Надеюсь, ваша мама нас отсюда не услышит. Я с самого начала знал, куда повезут Стефана и малыша. Я могу отправиться туда и попытаться освободить их, но, даже если у меня все получится, это ничего не даст – Влад снова выследит вашего брата. Пока Стефан жив, над ним постоянно будет висеть эта угроза.

– И что же нам делать? – спросил я.

– Нужно уничтожить Влада. – Аркадий выразительно посмотрел на меня. – Ни Влад, ни я не можем причинить друг другу вреда, отправить нас в преисподнюю под силу лишь живому человеку. Он должен быть мужественным и решительным и думать не о вознаграждении, а от всей души стремиться избавить мир от нечисти. Я долго искал такого человека, но так и не сумел найти.

– Так вы хотите, чтобы я для этого отправился вместе с вами? Чтобы помог расправиться с этой... Жужанной и с самим Владом?

– Да. Я знаю характер Мери. Она ни за что не отпустит вас со мной. Не удивляйтесь, она действительно задумала ехать. К сожалению, она переоценивает свои возможности. Нам не остается иного, как прибегнуть к спасительному обману.

Даже в эту минуту, говоря с Аркадием, я сомневался, так ли уж могущественны Жужанна и Влад и действительно ли они являются угрозой для всего человечества. Я не принадлежу к искателям приключений, и перспектива ехать в какую-то глушь, чтобы уничтожить этих чудовищ, меня совсем не вдохновляла. Но меня волновала участь моего малыша и Стефана, и потому я без колебаний сказал:

– Хорошо, я поеду вместе с вами. Когда мы отправимся?

– Прямо сейчас, – ответил Аркадий.

Все это я пишу, сидя в купе поезда. Время от времени я посматриваю в окно и вижу берег Рейна, вдоль которого мы едем. Вода в реке темная и довольно мутная от бесконечных осенних дождей. Уже давно наступил день, но я нахожусь в одиночестве, поскольку Аркадий, едва начало светать, ушел в свое купе и велел не беспокоить его до вечера.

Я подробно описал вчерашние события, но мне до сих пор трудно поверить в то, что они произошли на самом деле. Наоборот, чем ярче разгорается день, тем все более дикими и безумными кажутся мне они. Но я должен чем-то занять себя, иначе беспокойство за судьбу сына попросту выжжет мне душу.

Жаль, что я не могу сойти с ума, – безумие подарило бы мне покой. Но у меня слишком здравый рассудок.

Моя прежняя жизнь разбилась вдребезги. Герда от всего случившегося вновь стала такой, как четыре года назад, когда ее поместили в больницу. Но, боюсь, теперь мне уже не вывести ее из ступора.

В считанные дни я потерял отца, брата, жену и сына.

Купе заливает солнечный свет, и, глядя на его теплые, живые лучи, я уже больше не сомневаюсь в том, что совершенно определенно сошел с ума. Отныне меня окружает иллюзорный мир, в котором, не стихая, идет грандиозная битва добра со злом и в котором не только я сам, но и мои близкие подвергаются смертельной опасности.

И этот иллюзорный мир полностью заменил собою реальность, теперь я вынужден подчиняться его законам, иначе меня ждут новые страдания. В его недрах сгинули мои сын и брат, а это уже никак не назовешь иллюзией.

Господи, в которого я не верю, помоги мне!

ДНЕВНИК МЕРИ ЦЕПЕШ-ВАН-ХЕЛЬСИНГ

22 ноября 1871 года

Вот она – расплата за все годы, когда я скрывала правду от своих сыновей. Бедный мой Стефан, тебя вновь похитили, а я не в состоянии что-либо сделать. Любое зло, причиненное тебе, ляжет на мои плечи тяжким грузом, который я буду нести до самой могилы.

И ты, Брам, прости меня! Я хотела лишь одного – спасти тебя, а вышло так, что по моей вине и ты все потерял...

Но я сознаю свою вину не только перед сыновьями. Я виновата и перед тобой, мой дорогой Аркадий. Не сделай я тогда рокового выстрела (я думала, что ты отправишься на небеса), с тобой не произошло бы страшного превращения и ты не провел бы последние двадцать шесть лет в этом ужасающем чистилище.

Я думала, что больше не увижу Аркадия сегодня, но он вновь появился в гостиной, где Брам устроил нас с Гердой на ночлег. Настойка опия подействовала на бедняжку, и она крепко заснула, свернувшись калачиком на диване. Я выбрала место на полу поближе к камину. Возможно, от его тепла меня разморило. Уснуть я не смогла, но впала в тревожное забытье.

Холодные пальцы коснулись моих губ, и я сразу же очнулась. Первой мыслью было: "Неужели Влад пробрался в наш дом?" Нет, я смотрела в знакомые карие глаза, имеющие лишь легкий зеленоватый оттенок. Аркадий.

– Тс-с, – прошептал он, гладя меня по волосам.

Я успокоилась и села на постели, однако мой мозг пронзила новая тревожная мысль: где Брам?

– Ему никак не уснуть, – сказал по-английски Аркадий, почувствовав мою тревогу. – Он сейчас на кухне. А я ждал, когда смогу остаться с тобой наедине.

Я повернулась в сторону кухни: и в самом деле, из-под двери выбивалась полоска света. Аркадий взял мою руку и прижал к своей груди. Кажется, мне удалось научиться не вздрагивать от его прикосновений.

– Мери, дорогая моя... Я пришел попрощаться, ибо это наша последняя встреча.

– Нет, нам еще обязательно предстоит увидеться, – прошептала я.

У меня забилось сердце. Вид Аркадия пугал меня, и я сразу вспоминала о множестве людей, погубленных им. Их кровь навсегда осталась на его губах. И в то же время он по-прежнему был моим любимым мужем, молодым и красивым, чудесным образом вернувшимся ко мне через столько лет.

– Нам предстоит увидеться, – повторила я. – Когда ты привезешь сюда Стефана...

Аркадий не отвел глаз. По его лицу скользили оранжевые отблески пламени.

– Стефан вернется сам, когда Влад и я будем уничтожены. Я тебе это обещаю. – Он болезненно поморщился. – Прости меня, Мери. Я веду себя как последний эгоист. Я не имел права нарушать твой сон и снова вторгаться в твою жизнь. Ты и твои близкие и так достаточно настрадались, чтобы теперь лишний раз навязывать тебе свое общество. Но я не мог уйти, не повидавшись с тобой.

Он печально улыбнулся и провел рукой по моей щеке.

– Один взгляд – и я без страха и сожаления уйду в вечность.

Вечность в аду. Подумав так, я не смогла сдержать стона. Герда даже не шевельнулась.

Мне не привыкать к потрясениям. Первое из них, разбившее мое сердце, я испытала двадцать шесть лет назад. Время залечило душевные раны, и выпавшие на мою долю страдания только закалили характер. Я была уверена, что уже больше никогда мне не придется собирать осколки собственного сердца. Но сейчас, глядя на Аркадия и зная, что он уходит навсегда, не только за пределы жизни, а и за пределы смерти, я почувствовала, как оно вновь рвется на куски.

Я потянулась к Аркадию – не к вампиру, пьющему кровь, но к человеку, которого знала и которого любила до сих пор. Я сняла с него плащ, жилетку, расстегнула тугой крахмальный воротничок и пуговицы рубашки. Мои губы нашли на его мерцающей шее впадинку чуть повыше ключицы. Я целовала эту впадинку, которую однажды осквернили зубы отвратительного чудовища, мучаясь оттого, что не могу ни повернуть время вспять, ни исправить последствия того злодейского укуса. Выход был лишь один – фатальный для Аркадия.

Я прижалась щекой к его груди. Холодное тело (каким теплым оно было когда-то!) и молчащее сердце уже не пугали и не вызывали отвращения. Ощутив на себе его взгляд, я подняла голову. В глазах Аркадия блестели слезы, прозрачные, как хрусталь.

Мы не сказали друг другу ни слова. Нас переполняли чувства, однако наши ласки и поцелуи не сопровождались нежным воркованием. Не знаю, согрешила ли я и предадут ли меня проклятию за любовную страсть к вампиру.

В те минуты он не был дляменя вампиром, существом, чья душа обречена на скитания между землей и небесами. Он был моим Аркадием, живым, страстным и щедрым в любви. А я – его молодой женой, у которой еще нет седых волос, а гибкое тело не одряхлело. Годы и беды растворились, как призрачный сон. Мы были одни.

• Предыдущая
• 32/65
• Следующая