Финт хвостом - Кинг Стивен - Страница 55

Катакомбы – это лабиринт широких тоннелей, с вкраплениями бетонных ячеек. С крыши к потолку каждой ячейки идет металлический желоб. Ячейки расположены на равном расстоянии, и в каждой есть лампочка, но не везде они горят, поэтому в резком свете зияют черные провалы. Ячейки – это маленькие комнаты, с дверьми по обе стороны, чтобы ловцы могли сменять друг друга без задержек. Бетонные стены тоннелей, как и бетонные стены ячеек, все в черно-белых потеках и сочащейся влаге. Полы тоже из бетона, только шероховатого. Все это пахнет влажным бетоном и смертью.

Так что же я натворил?

Этим утром, пока Люси надевала рабочую одежду, я играл с нашей крохой-дочуркой, Меган – подкидывал ее в воздух и тут же ловил, пускал пузыри ей в животик, а она тянула меня за волосы, и хохотала до икоты.

Когда вошла Люси, я высоко подкинул малышку, отправив ее ей через всю комнату. Меган выполнила идеальный кувырок через голову прямо в воздухе. Люси смертельно побледнела. Она подхватила Меган и прижала ее к груди.

– Отлично сработано, – похвалил я.

– Никогда, – заявила Люси хриплым, угрожающим голосом, – слышишь, никогда не смей больше этого делать, Десмонд. Никогда.

А затем выбежала из комнаты, унося Меган с собой.

Что за черт? Я же знал – нет ни единого шанса, что Люси не сможет ее поймать. Она – профессионал. То, что я доверил ей поймать любовь всей моей жизни, свет очей моих, папину маленькую принцессу, по моему мнению, было самым большим комплиментом. Но Люси на это не купилась. Вообще-то, она даже не дала мне ничего объяснить, заявив вместо этого «о, да заткнись ты, Десмонд, просто заткнись», и мы пошли на работу в молчании, дуясь друг на друга, как пара малышей, не поделивших мешок игрушек.

А теперь она со мной не разговаривает. Похоже, день будет долгим.

Воет сирена, и я иду к следующей ячейке. Я беру метлу, а затем, по новому сигналу сирены, встаю на место ловца. Здешний кот – воющий рыжий монстр, и я с трудом удерживаю его в руках. Когда животное еще не измотано, швырять его – все равно, что играть в волейбол. Никто не хочет держать его в руках лишнюю секунду.

К тому времени, как напротив меня появляется Люси, я ловлю ритм, и даже время от времени позволяю себе послать крученый. Мне приходится кинуть его Люси. Она ловит, и вскоре животное уже летает туда-сюда между нами.

Все животные, попавшие в наши руки, проходят одни и те же стадии. Сперва злость, потом сопротивление, за ним смирение, отчаяние и, наконец, смерть. Этот, похоже, был сейчас на стадии сопротивления, уже не кидаясь в бой с бешеной яростью, а высматривая шанс достать врага. Я взял кота одной рукой под грудью, а второй под хвостом и кинул в сидячем положении. Чтобы не проиграть, она кинула его тоже сидя, но вверх тормашками. Может, наши дурачества сделали свое дело. Неважно. В общем, я замечаю, что животное переходит в стадию смирения.

Я швыряю кота кувырком, но у него вырывается лишь слабый вой, а следом летит тонкая ниточка слюны. Люси, вообще, будет со мной когда-нибудь снова разговаривать?

– Ладно, я прошу прощения, – говорю я, смиряясь с мыслью, что, возможно, так и не узнаю, за что.

Я вижу выступившие на ее глазах слезы, она колеблется, почти роняя кота. Я хочу пойти к ней. Я хочу утешить ее, но прежде, чем наши перерывы совпадут, пройдет какое-то время, а я внезапно понимаю, что тогда будет уже слишком поздно. Все это просто станет неважным.

Заходит мой сменщик, и берется за метлу. Воет сирена. Я отступаю.

Люси больше не плачет.

Я иду к двери.

Гуманное общество[25]

Доктора Паулу Паркс раздражало то, что она так и не научилась встречаться с ними без страха. Вот и сейчас он напомнил о себе, свернувшись змеей в желудке, пока она шла по короткому, узкому коридору к камере. Охранник уставился на нее сквозь закаленное, алмазной прочности стекло на шлеме. От скрежета ключа, поворачивающегося в замке, холодок скользнул по ее спине. Абсурд. Что бы ни натворил Луи Винго, он не сможет добраться до нее отсюда. А скоро он окажется там, откуда никому больше не сможет навредить.

Паула подумала о Сьюзан. О тринадцатилетней девочке, вышедшей из дома, чтобы купить смесь для кекса в «Имбирных рядах». Они хотели порадовать маму, когда та вернется с работы. Девочке, сказавшей ей: «Нет, Паула, ты останешься дома и приготовишь формы для выпечки». Она не возражала, и не потому, что ей было всего девять, а потому, что готова была слушаться Сьюзан во всем. Рыжие локоны Сьюзан подпрыгивали, блестя на солнце, когда она поспешно шагала по тротуару. Всего четыре квартала до «Рядов», но с тех пор ее никто не видел. Кроме ее убийцы.

Ладно, подумала Паула. Она расправила плечи и шагнула в камеру, сосредоточившись на дробном перестуке собственных каблуков по бетону. Винго, одетый в ядовито-оранжевый тюремный комбинезон, устроился по другую сторону перегородки из металлической проволоки. И, как обычно, отвернулся от нее, сев вполоборота. Его поджарое, мускулистое тело четко вписывалось в прямые углы тюремного стула. Так он сидел каждый раз – не глядя на нее, уставившись в забранное решеткой окно под потолком на его стороне камеры, словно одной силой воли мог воспарить к нему и вырваться на свободу. Облегчение от того, что сегодня он опять не смог посмотреть на нее, заставило притихнуть змею страха, и она увидела его с отстраненной четкостью. Не зная, кем на самом деле был Луи Винго, его можно было даже назвать симпатичным. Густые черные волосы, золотистый загар, который не исчез даже в не видевших солнца тюремных подземельях. Он был красив холодной, ангельской красотой Люцифера, едва низвергнутого в Бездну. Почему он решил, что ни одна женщина на земле не захочет быть с ним?

У нее оставалось всего семь дней, чтобы выяснить это.

Паула поставила переноску для животных на стол со своей стороны перегородки. Охранник открыл ее, вытащил Рипа, и протолкнул его через маленькое квадратное окошко в перегородке. Рип издал оглушительное приветственное мяу, и Луи Винго повернулся, чтобы взять его на руки. Лицо его по-прежнему было бесстрастным, но глаза смотрели на кота с напряженным вниманием. Он прижал Рипа к груди и зарылся носом в его рыже-черный мех. Рип терпел целую секунду, но затем начал вырываться. Винго сразу же отпустил его. Кот прошелся по бетонной камере, обнюхивая углы и пытаясь поддеть лапой дверь за спиной у Винго. Винго следил за каждым его движением, и Паула тоже. Она все сильнее и сильнее привязывалась к коту и ненавидела приносить его сюда, но это был единственный способ заставить Винго говорить с ней.

И, в конце концов, Рип принадлежал Винго.

Странно, что Винго так беспокоился о коте. Жестокое обращение с животными было типичной чертой серийных убийц. С другой стороны, Винго едва ли так же беспокоился о мышах и полевках, чьи косточки обнаружили у него в квартире. Очевидно, он покупал их и отпускал, чтобы посмотреть, как Рип будет на них охотиться и убивать.

Кот снова подошел к хозяину и потерся об его ногу. Затем, зацепив когтем край оранжевой штанины, он обнюхал ее. Кошачьи глаза прищурились, а пасть приоткрылась, словно он пробовал запах на вкус. Увлеченный вид кота напомнил Пауле о его хозяине. Ей стало интересно, что же он так тщательно вынюхивает. Она чувствовала лишь навязчивый запах хвойного дезинфектанта, лезущий изо всех щелей бетонного пола, тошнотворный, как духи на трупе.