Хорошо сидим! - Калинаускас Игорь Николаевич - Страница 5
- Предыдущая
- 5/44
- Следующая
Утром поехали на кладбище. Хоронят только мужчины. Там уже все готово было – они ведь не могилы, а такой домик строят. Вот такое важное дело сделали. Дом, в котором остановились, находился напротив полузаброшенного дома Мирзабая. Я смотрел и думал: какой же маленький этот двор, а когда-то казалось, что он огромен, что другие дома едва видны. Казалось, целый мир там был. Мы все ходили с одним парнишкой по этой деревне и восхищались: «Шамбала! Все подстроено! Шамбала!» И действительно, такое впечатление, что ничто случайно не происходит. Шамбала! Все подстроено!
Я там видел такие вещи, которые нельзя объяснить разумом. Я думаю, что такие вещи происходят везде, но только вопрос, где ты их видишь, а где – нет. Там они были видны благодаря присутствию Мирзабая. А без него, конечно, не увидел бы. Шамбала, одним словом.
И вот односельчане сидят и понимают, что все, что Мирзабай говорил двенадцать-тринадцать лет назад, – правда, а они над ним смеялись. Смотришь на людей и видишь: у всей деревни мозги на другую сторону. Класс! Просто класс! Очень радостно было смотреть, как у этих людей мозги на место становились. Казалось, не он это приехал и не он двенадцать лет отсидел.
И каким он вернулся! У него квартира трехкомнатная в Ташкенте, он привез прах матери, он расплачивается за все. Здорово!
Я вспоминаю, когда-то человек двести с лишним наезжали к Мирзабаю, а реально учились – одиннадцать, и вот как мы об этом узнали. Однажды Мирзабай достает полотенца и дает их постирать женщине. Она постирала и вывесила сушить ровно одиннадцать полотенец. А потом мы узнали, что он сказал, указывая на эти полотенца: «Вот столько человек учатся, а остальные просто ездят».
Я помню, как один мой друг, тоже учившийся у Мирзабая, прислал телеграмму такого содержания: «Товарищи туристы! Не затопчите источник!» Однажды группа таких экзальтированных товарищей приехала к Мирзабаю, чтобы встретить с ним Новый год. И попала вместе с ним в тюремную камеру. В Бируни к Мирзабаю все хорошо относились, и милиция тоже: он многим помог, кого-то вылечил. Вот когда эта группа приехала, он милиционерам и говорит: «Бездельники приехали. Давай камера сажай. И меня тоже». В тюремной камере Новый год и встретили. Хотели с Мирзабаем – встретили с Мирзабаем, но в тюрьме. Ведь милиционеры их действительно закрыли на ключ и ушли встречать Новый год.
Мирзабай, конечно, беспощадно любит людей, беспощадно. Такого рода любви я не видел нигде и никогда. Всех. Такие «орлы» приезжали – я не знаю, какую силу надо иметь! А форма смешная – дурачок, деревенский мужик. Правда, мы случайно узнали, что он школу с золотой медалью окончил.
На мазаре Султан-Баба, где Мирзабай долгое время работал как мастер, вокруг этого целые спектакли разыгрывались, как мы потом поняли, учениками Мирзабая. Например, сидим мы как-то на кладбище этом, подбегает человек и нам: «Ах, Мирзабай! Я – его школьный товарищ. Он в школе учился плохо, совсем дурак был, а теперь – у-у-у! Большой человек!»
А другой раз другой мужичок подбегает: «Ах-ах! Какая умница Мирзабай! Я – его школьный товарищ. Он всегда отличником был!»
Однажды, когда мы были вдвоем и Мирзабай позволил войти с ним в резонанс (обычно он этого не позволял), я увидел, как работает команда его учеников. Учеников Мирзабая, которые там работали. Так один из них – по пояс голый – бегал по кладбищу с топориком и кричал: «Не забывайте Бога!» Другой собирал весь мусор, объедки и куда-то увозил на тележке.
Мазар Султан-Баба был местом работы Мирзабая. Он туда почти каждый день на попутке ездил.
Удивительное место – этот мазар. Во время сбора хлопка милиция кордоны выставляла, чтобы люди не покидали полей, не шли на кладбище. Все равно – прорывались. Там интересная жизнь течет: в одном месте барана режут, мулле дают; в другом – плов варят; в третьем – шурпу. Странная, на наш взгляд, тусовочка. Но дело в том, что у мусульман мазар играет совсем другую роль, нежели у христиан – кладбище. Само захоронение происходит иначе: строится глиняный домик, туда укладывают покойника и замуровывают. С течением времени все это разрушается и превращается в прах.
А это кладбище Султан-Баба – святое место, там хоронили еще зороастрийцы.
Людского праха – метра два, два с половиной. Там находится гробница известного мусульманского святого Султан-Бабы. Мирзабай нас водил к гробнице Султан-Бабы. Там бараке (духовая сила учения) святого действительно ощущается.
Есть на этом кладбище удивительный источник – яма диаметром метров восемь, где рыбы живут: несколько больших – внизу, слой выше – рыбы меньшего размера, еще выше – совсем мелкие, а в самом верхнем слое – вовсе малек. И эту рыбу есть нельзя. Она ядовитая. Нам рассказывали, что какие-то геологи не поверили этому, выловили ночью несколько рыб, зажарили их и съели. Умерли все. Из ямы вытекает небольшой ручеек, но рыба никуда не выходит. Большие съедают средних, средние – малых и т.д.
В том, как много значит мазар Султан-Баба для местных жителей, я на своем опыте убедился.
Я уезжаю. 31 августа. Билетов нет. Жду открытия кассы. Разговорились с каким-то парнем. Я ему рассказал, что приезжал посетить Султан-Баба… Открылась касса, подхожу к кассирше и начинаю ее уговаривать, изображая из себя умирающего. Потом сел на скамейку так, чтобы она меня видела, и, к счастью, держу распределенное внимание. И краешком глаза замечаю, как выходит из-за касс тот самый парень и делает мне знак, чтобы я подошел. Один раз. То есть если замечу, то замечу, а если нет – мое несчастье. Я заметил. Подхожу. Он меня представляет женщине, называя ее своей тетей, и говорит, что, когда он ей рассказал обо мне, она решила подарить мне билет на самолет на завтра.
Меня сажают в «газик». Мы едем в гостиницу. Она продает мне билет по нормальной стоимости.
Не знаю, как сейчас, но тогда там еще были эти социальные наследования, ниши для дервишей (я и женщин-дервишей видел), для пиров (пир – это руководитель суфийской общины классического типа)… Все население знает, что существуют пиры, существуют дервиши, существуют дивана…
В Средней Азии традиционная культура, несмотря на советскую власть, сохранялась. На внешнем мире была как бы сеть духовного сообщества.
Даже базар – это тоже структурированное определенным образом пространство. Там при входе сидит человек, при выходе – другой, в центре сидит какая-нибудь колдунья. По базару пройдешь – уже все знаешь, и про тебя все знают.
Как-то я летел в самолете рядом с очень интеллигентным человеком из Нукуса. Мы разговорились. Я поделился впечатлениями о Султан-Баба. И вдруг он мне говорит: «Там есть такой человек – Мирзабай. У него бараке пророка Мохаммеда».
Мирзабай, конечно, сознательно пошел на контакт с нами, потому что у него есть внутреннее убеждение, что старые традиции закрываются и что его функция – как-то передать это Знание на Запад (образно говоря).
Мирзабай приехал в Литву со своей матерью. Она жила и умерла в Литве, ухаживая за литовскими детишками на хуторе тех ребят, которые ее приютили у себя. Она не знала ни русского, ни литовского языков, но дети ее абсолютно понимали.
После перезахоронения они восстановили могилу – как будто она там лежит, приносят туда цветы, туда приходят их подросшие дети, то есть они оставили место, где поминают ее.
Когда Мирзабая арестовали, старушка никому не была нужна. В Вильнюсе ее тоже никто не смог пристроить, а эти ребята просто взяли и увезли ее в деревню – и все!
Сейчас Мирзабаю шестьдесят восемь лет. В последний мой приезд он очень много и подробно рассказывал о своем Пути. Никогда раньше он этого не делал. Причем рассказывал абсолютно открыто, при всех, ибо точно знал, что большинство ничего не услышит и не спросит, что эта информация вытеснится из сознания. Так уж устроены механизмы психологической защиты человека. Потому Мирзабай и говорит: «Никогда – минус, всегда – плюс». Вот и вся теория причинно-позитивного мышления.
- Предыдущая
- 5/44
- Следующая
