Хроники Проклятого - Валетов Ян - Страница 5

Валентин покачал головой.

Лифт опустился на нижний ярус, и они вышли на огромный паркинг, оставив слева обширную стоянку прокатных машин, к которой направились их временные попутчики.

– Посмотришь обязательно. Куски из него прямо в крепости туристам крутят, при входе, как инсталляцию. Живописно так, бодренько, с пафосом… У меня дома точно есть, только найти надо. Но разве у меня что-то найдешь? – Кац вздохнул, но не без лукавства. – Знаешь, без женской руки просто завал!

Женских рук, если верить рассказам матери, в квартире у дяди Рувима перебывало с избытком, только заняты гостьи были явно не наведением порядка. Во всяком случае, жалоба на царящий в доме хаос звучала в устах профессора археологии рефреном буквально в каждом телефонном разговоре с сестрой.

– Будет интересно глянуть, если отыщется, – согласился Валентин. – Я когда в сети материалы искал, видел ссылки. Но фильм старый, на трекерах[14] не лежит, а заказать его не успел – подоспело твое приглашение. Мы сейчас куда?

– Мы сейчас туда… – Рувим махнул рукой в неопределенном направлении. – Если ты не устал, конечно – то прямо на север. Поедим по дороге, знаю неплохой кабачок… Там подают такой хумус[15] – пальчики оближешь? Ты, вообще, когда-нибудь хумус ел?

– Ел, – улыбнулся Шагровский. – Но вкус уже забыл…

– Ну, значит, скоро вспомнишь! Наконец-то! Мы пришли… Как же я не люблю эти современные аэропорты! Вот и наш Росинант…

Росинант оказался белым пикапом с двойной кабиной, в которой мирно дремал водитель. Открытый кузов железного коня был аккуратно выметен, и Валентинов чемодан немедленно отправился в угол, правда, до того Шагровский извлек из него пакет с домашним гостинцем и вручил дядюшке.

– Чтобы не разбить по дороге… Мама сказала, что тебе должно понравиться…

– Еще бы, – подтвердил Кац, сунув нос в пакет. – С перцем? Вполне кошерно![16] Сегодня и выпьем, непременно… Электронику – давай, ставь в кабину, на заднее сиденье. Кстати, знакомься, это – Арин…

Дверь пикапа хлопнула, и водитель, только что сидевший за рулем, оказался перед гостем, протягивая руку.

Девушка была смуглая, обласканная здешним солнцем так, что брови и ресницы превратились в светлый пушок. Под выгоревшими бровями глаза казались несколько темнее, чем были в действительности, и Валентин не сразу понял, что они не черные, а темно-орехового цвета, с зеленинкой. Прическа соответствовала одежде в стиле «милитари» или «сафари» – забранные в аккуратный хвост волосы, стянутые резинкой. Рот без следов помады, что, впрочем, его не портило – губы у барышни и без краски были яркими и даже на загорелой коже выделялись изрядно. Это чтобы не сказать – вызывающе. Изящной Шагровский ее бы не назвал, хотя она была как минимум на голову ниже его. Крепкая, явно в прекрасной физической форме, чего не достичь без многочасовых пробежек или работы с железом в фитнес-клубе, но не приземистая. И кисть сильная, но тонкая, с миниатюрной ладошкой. Красивая посадка головы на стройной шее…

– Арин – мой ассистент, – продолжил представление дядя, переходя на английский. – Бывшая студентка, ныне – аспирант… В общем, если говорить понятным тебе языком, я научный руководитель ее работы… А это – мой племянник, и зовут его…

– Валентин, – сказал Шагровский, пожимая протянутую ему руку. – Приятно познакомиться…

– Мне тоже.

Голос у Арин оказался неожиданно мягким. Валентин ожидал услышать нечто сухое, под стать наряду, лишенное обертонов, но обманулся в ожиданиях. А вот рукопожатие оказалось крепким, несмотря на то что маленькая ручка девушки почти целиком утонула в его ладони.

– Поехали? – предложил дядя Рувим и полез в кабину. – В дороге познакомитесь поближе, вы же почти земляки… Давай, Валек, садись впереди, посмотришь на красоты… Арин, по пути надо заехать на базу, забрать продукты и оборудование, так что придется побыстрее выбираться, а то угодим в пкак[17] на въезде в Иерусалим – и будет нам еврейское счастье!

– Земляки? – удивился Шагровский, забираясь в кабину. – Мы с Арин – земляки?

– Моя мама украинка, – неожиданно произнесла девушка на русском. В словах ее прозвучал акцент, гортанный, жесткий, превративший знакомые слова в полузнакомые, хотя понять ее было можно. – Но я плохо знаю язык. Отец учился у вас. Он был доктор. Женился на маме, привез сюда.

– Сюда? В Израиль? Израильтянин и учился у нас? – переспросил Валентин недоверчиво.

– Израильтянин – не всегда еврей. Совсем не всегда. Я тебе потом расскажу, – перебил его дядя Рувим. – Или Арин расскажет. Еще одна история давно минувших дней… Хорошо быть молодым и ничего не знать! Поехали, поехали, поехали…

Двигатель пикапа завелся, машина тронулась, выползая из своего ряда, и тут же из рефлекторов системы вентиляции дунуло благодатной прохладой.

– Кстати, – сказал профессор Кац, вытирая лицо влажной салфеткой. – Если на шаббат мы не попадем ко мне домой, то, имей в виду – твоя мама потеряет брата, а ты лишишься дяди. Тетя Руфь – это еще тот тиран, Ироду[18] рядом нечего делать!

– Да я, собственно, и не возражаю, – улыбнулся Шагровский. – Визу мне на год дали, я еще и надоесть тебе успею…

– На год? Если бы мне дали год! – развел руками Рувим. – У нас на раскопки всего два месяца. Мецада – музей под эгидой Юнеско, национальный парк! Знаешь, сколько там посещений за год? Закрыть такой объект практически невозможно! Тем более что мне вполголоса шепнули, что оснований для раскопок вообще не видят и даже эти два месяца разрешают только из уважения к моей скромной персоне. Так что времени – всего ничего! Мы огородили часть крепости, которая нас более всего интересует, а по остальной территории все так же водят экскурсии. Закончим на этом участке – передвинем ограждение. Вот только сколько раз мы успеем это сделать? Плюс к цейтноту – жара. Мы уже двенадцать дней копаем с минимальными результатами. Несколько монет, куча черепков совершенно разного возраста. А вчера еще полетел трансформатор питания магнитометра…[19]

– Пустоты ищешь?

Дядя кивнул.

– Мецада вся в дырках, как кусок сыра. Камень для крепости добывали там же, на вершине. Остались старые каменоломни, в склонах желоба и цистерны для воды – все плато, на котором стоят развалины – это провал на провале! Но если что и надо искать – то ненайденные предыдущими экспедициями мины.[20] Среди такого количества ходов потерять можно и десяток, и два. Учти, что в шестьдесят третьем магнитометров и сонаров у нас не было. Банальные миноискатели да энтузиазм – этого казалось достаточно, чтобы просеять в Мецаде каждый квадратный метр.

– И вы его просеяли…

– Не сомневайся. Просеяли. Но после этого были еще экспедиции, были еще находки. Рукописи, найденные в Кумране,[21] на многое заставили взглянуть по-другому. Под этим солнцем, – он постучал кулаком в крышу пикапа, который уже взлетал по эстакаде к магистрали, оставляя позади постройки «Бен-Гуриона», – две тысячи лет назад столкнулись несколько миров, несколько цивилизаций. Бесконечные войны их переплавили, и в том, что из этого всего получилось, мы и живем. Наш мир сегодня такой, потому что пророс из прошлого. Римляне, греки, идумеяне, египтяне, копты, арабы, галлы, гунны, франки… Все перебывали на этой земле, все оставили на ней след! Язычники, иудеи, христиане, мусульмане – пусть они не скрывают свою ненависть друг к другу, но их дома стоят рядом, их покойники лежат рядом в могилах, потому что кладбища здесь такие же древние, как и города, и каждый народ, каждый верующий, в кого бы он ни веровал, называет эту землю своей. И это, дорогой ты мой писатель, чистая правда! Родина христианства, мусульманства и, вообще, сегодняшней всемирной цивилизации – здесь. Юго-Восточную Азию, Китай, Индию и Японию выносим за скобки – это совершенно другие истоки, хотя и тут есть вопросы. Но Европа, Америка, Ближний Восток, Африка – выросли из здешнего семени! Они могут все отрицать, но это пустое занятие – их корни здесь. Каждый, кто крестится или становится на колени лицом к Мекке – отсюда родом. Тут каждый камень – история, каждая пещера кого-то приютила за тысячи лет. В Иудейской пустыне даже козы ходят по тропам, пробитым десятки веков назад, что уж тут говорить о людях? Представляешь себе – тропа, которой тысячу лет?