Ветер с Итиля - Калганов Андрей - Страница 44
- Предыдущая
- 44/77
- Следующая
– Как, как? Вот я и говорю, нечего тебе за лук хвататься, не будет толка. Сызмальства к нему привыкать надо, стрелу не глазом – чутьем направляют. Да брось ты его, уходить пора!..
Степан кивнул. На душе у него было сумрачно.
– Ты это, Стяпан, – сказал воин, – иди вслед, не петляй. Копченым-то повезло, что не угодили в ловушку, а тебе может и не повезти…
– Да пошли уже!
Но прежде Алатор сделал еще одно «дело» – обезглавил хазарина, отсек ступни и кисти. Собрал все в кучу и зашвырнул подальше от тела. Потом разрубил мечом саблю и лук:
– Пущай помыкается!
Степан побледнел как мертвец, к горлу подступила тошнота.
– Не боись, пришлец, – хохотнул вой, – теперя он не укусит, вона как его разметало.
Алатор со смешком перевернул обрубок на бок, вывалились кишки…
– Прекрати, – попросил Степан, – с него уже хватит.
– Ладно, пущай волки да вороны порадуются, они до потрошков, знамо дело, охочи…
И тут Степана вывернуло.
Узкая тропа петляла по густым зарослям, змеей извивалась меж деревьев, прорезала кустарники, обходила завалы. Тропа была глинистой, скользкой. Откуда она взялась, кто ее проложил? Алатор только пожал плечами. Лишь сказал, что о ней не знают даже местные, не то что хазары, так что можно особо не таиться.
Степан не разделял уверенности воя, местность казалась ему довольно зловещей. В воздухе, стоячем, как вода в болотном глазе, ощущалась тревога. Тревогой было пронизано все. Деревья напоминали скелеты, скособоченные в пляске святого Витта, трава была чахлой и жухлой, то и дело встречались вывороченные стволы…
Пару раз тропу пересекал заяц, и Алатор останавливался, отпускал крепкое словцо и плевал в сторону ускользающего серого комочка, видимо, на тот случай, если косой окажется замаскированным лешим. Степан хотел было подшутить над напарником, но передумал. Надо уважать чувства верующих.
– Слышь, Алатор, – подал голос Степан, – вот ты меня спрашивал, кто я да что, а сам-то откуда будешь?
Вой обернулся:
– А что?
– А то! Коли свело вместе, хорошо бы знать, с кем дело имеешь.
Алатор аж присвистнул:
– Ну, ты даешь, паря, и правда не от мира сего. Ты чего мне – брат али сват? С какого такого насеста я тебе рассказывать стану?
– Да вроде как и брат, – спокойно ответил Степан.
Алатор остановился, повернулся к нему:
– А ведь и правда, кровью мы повязаны…
– Вот-вот…
И Алатор рассказал…
Он пришел в Куяб с одной из варяжских дружин и нанялся на службу к Истоме. В то время служба эта была делом прибыльным, куда как прибыльнее, чем самим веси грабить…
Истома, военный вождь полян, подчинялся совету старейшин родов, входящих в племя. Без старцев он не мог принять ни одного мало-мальски серьезного решения. А все потому, что своего войска в Куябе не было – в случае надобности и при согласии старейшин он набирал воев от каждого рода. За то роды требовали часть добычи…
С благословения старцев Истома то и дело примучивал соседние племена, брал дань и полон. За какую-нибудь неприметную дулебку или древлянку арабы давали дирхемов триста, а за ладную, пригожую лицом и до трех тысяч доходило. Отроки и мужи ценились менее, но и за них платили золотом. В общем, бизнес процветал – грех жаловаться…
Для военного вождя главное – удача, и коли она от него отвернется, то ничего хорошего вождя не ждет. В лучшем случае старейшины, посовещавшись, сместят и на его место посадят другого. А в худшем – принесут в жертву какому-нибудь божеству. Истому такая перспектива не радовала…
Весен через пять после того, как Алатор пришел в Куяб, в сундуках военного вождя скопилось довольно злата и серебра, и по Днепру потянулись лодьи с наемниками. Арабы, хазары, варяги, даже аланы. Откуда степные кочевники раздобыли лодьи, можно было только догадываться, и военный вождь догадывался, но ничуть не смущался, привечал всякого головореза… Вскоре Истома сколотил дружину в десять тысяч клинков. Теперь он был независим от старейшин, мог сам диктовать условия.
Дружина эта напоминала разбойничью шайку. Каждый был готов перерезать глотку другому, едва появлялся малейший повод. Их не объединяло ничто, кроме жажды легкой наживы, а эта жажда, как известно, быстро иссушает души…
Наемники требовали золота, примученные племена не могли дать столько, и Истома обложил соплеменников данью. Каждый род должен был ему платить по полгривны в год с каждого свободного людина и по резану с каждого челядина. Не удовлетворившись «налогом», Истома посягнул на святая святых родового сообщества – законы кровной мести. Теперь за всякое преступление взималось не кровью, но вирой. «Ежели кто убил свободного людина, за то роду убитого платить десять гривен, а князю – двадцать, а ежели кто убил мечника или тиуна, за то сто гривен князю, а татя – в челядь…»
Алатор быстро смекнул, что ничего хорошего от этих новшеств не будет. И не ошибся: вскоре полыхнуло – роды поднялись. Много крови пролил Истома, прежде чем затушил пожар, много воев полегло. Лишь закончился мятеж, полезли хазары. Ослабленная дружина уже не могла противостоять им, а роды по доброй воле не давали воев, приходилось брать силой…
Хазары прокатились по всей земле, пожгли веси, много народа в полон угнали. И назначили огромную, непосильную дань… Примученные племена тоже поднялись, то и дело щипали полян на границах племенного союза.
Надо ли говорить, что содержать дружину Истома уже не мог, вои роптали. Ни о каких дальних походах не могло быть и речи – со своими бы разобраться…
Алатор не стал дожидаться развязки, как подвернулся случай – ушел, впрочем, умудрился не рассориться с Истомой, тот звал его вернуться. Да только не было уже за Истомой силы…
Прибился к Азею, одному из старейшин. Нужда в услугах справного воя появилась потому, что времена наступили темные – каждый сам за себя. По лесам шастали разбойничьи ватаги, грабили селения не хуже хазар, забирали людей и скот…
У родоначальника водилось золото, и он щедро оплачивал услуги профессионального бойца. Старец часто намекал, что за ним стоит могучая сила, повесил на шею амулет с изображением волка. У Алатора были свои боги, но противиться он не стал, пущай висит, жалко, что ли…
В лесу было очень тихо – дождь уже перестал, ветер успокоился. Лишь изредка, когда Степан задевал ветку, о землю разбивалась струйка воды или хлопала крыльями встревоженная птица. В такие моменты он клял себя на чем свет – его напарник ступал неслышно, будто скользя над землей, и это в латах, в шеломе, с мечевой перевязью, которую Алатор починил, связав разрезанные ремни…
Они остановились у корявой осины, на такой только вешаться. В орясину попала молния – по стволу проходила глубокая трещина, ветви почернели, а листва была в том же количестве, что волосы у плешивца.
– Надо бы глянуть, – сказал Алатор, – там, впереди, болотце, по берегу деревья редки, может, вышли уже к нему тати? Мне в сброе несподручно, ты бы слазил…
Степан кивнул. Все правильно, если не умеешь драться, тогда лазай по деревьям, как обезьяна! Он вскарабкался на осину. Наблюдательный пункт был и вправду хорош, ничто не заслоняло обзора.
Метрах в семистах виднелась прогалина, а за ней – здоровенное болото, уж не то ли, с которым он давеча познакомился?
– Ну? – донеслось снизу. – Чего там?
– Все тихо. Ну так как, спускаться, что ли?
– Погодь… Когда басурмане появятся, тады и слезешь… – беззаботно ответил вой.
Степана аж передернуло – опять! Та же интонация была у Алатора, когда он предложил попрыгать под стрелами, и потом, когда Степану пришлось выманивать на себя хазар…
– Ты чего удумал?
– Дык, – отозвался Алатор, – ты ведь в сече не силен?
– Ну?
– Я и подумал: пущай Стяпан лютых выпустит…
– Каких еще лютых?
– Сидят тут по пути-дорожке, шагах в ста, в клети четверо волков.
- Предыдущая
- 44/77
- Следующая
