Тахана мерказит [Главный автовокзал] - Каледин Сергей - Страница 5

• Предыдущая
• 5/15
• Следующая

Мишка пожал плечами: – Так я же вам сказал; вы приехали к мудакам. Мы сперва квартиру купили, а потом только и стали соображать, что к чему. А продавать вроде жалко, принюхались…

Возле подъезда карабкалась вверх виноградная лоза с гроздьями черного винограда. Петр Иванович отщипнул – сладкий, типа нашей «Изабеллы».

Лифт не работал. Почтовые ящики висели косо. Дверка одного была оторвана.

– Лифт мог бы и работать, – пояснил Мишка, взволакивая чемодан на пятый последний этаж. – Говорю это как профессионал – пять лет в Москве лифтером сидел в отказе. Есть шабатные лифты: кнопки не нажимаешь, лифт сам останавливается на каждом этаже. И Богу хорошо, и грыжи не заработаешь. Это в дорогих домах. А у нас евреи экономят. Выключают на шабат, и все дела.

Алка потянулась к звонку. В это время квартиры напротив вышла дама с выводком детей. Алка резко отдернула руку от кнопки.

– Шабат шолом!

– Шабат шолом, – ответила дама без особой радости, обозревая подозрительно всю компанию. Потом, слава Богу, стала спускаться. Алка раздраженно повела головой – видать, все это крепко ее доставало.

За дверью послышалс

– Мири, открой! – крикнула Алка.

Дверь распахнулась – на пороге стояла маленькая зареванная девочка.

– ама, набей Пашку. Он меня бьёт!.. Петр Иванович замешкался. Алка махнула рукой:

– Идите, ничего…

В большой, уродованной боем комнате Мишка, нелепо жестикулируя, доказывал что-то огромному – за метр восемьдесят – румяному толстому балбесу в военной форме. Пилотка торчала у балбеса под погоном. Вопил он не по-русски. На просиженной до пружин зеленой тахте валялась незнакомая Петру Ивановичу винтовка, похожая на удлиненный автомат. Покрывало сбилось на каменный пол.

– Немедленно прекрати, Павел! – орап Мишка. – У нас гость Москвы! Васин Петр Иванович!

Павел замолк. Стало тихо. Мерно гудел, поматывая зарешеченной головой, голубой вентилятор на длинной ноге. Мири, точь-в-точь московская его внучка Машка, такая же зубастенькая, высунув от старания язык, на цыпочках подобралась к братану и со всего размаху заехала ему ногой чуть не по зубам. Пашка взвыл, кинулся за сестрой, но та уже нырнула в кухню к матери.

– Каратэ занимается, – не без гордости пояснил Мишка, – Третий год.

В комнату заглянула Алка.

– Петр Иванович, идите сюда, пускай сами разбираются, Кухня была такая же, как у него в Чертанове. Гарнитурчик едкого для глаз салатного цвета, плита чистая, без прижарок, посуда на полочке… Но вот тараканы!.. Отдан должное, у него тараканов не было, а здесь расхаживали по-хозяйски.

Мири сидела в углу кухни на табуретке, разглядывала комикс и одновременно ошкуривала банан.

– Хочешь? – спросила она Петра Ивановича, протягивая ему фрукт. Петр Иванович отрицательно помотал головой.

– А кошки нету?

– Тут и без кошки зоопарка хватает, сами видите, – отламывая у дочери полбанана, сказала Алка.

Петр Иванович не случайно спросил про кошку. Уж больно Мири похожа была на Машку, внучку Ирины Васильевны, ну и его выходит, непосредственно, несмотря что от первого брака. Когда Машку привозили к нему на садовый участок, обычно вечером в пятницу, Петр Иванович прекращал стройку, и они шли на пруд. Машка с разбегу кидалась в черный, неприветливый, холодный от ключей пруд, проныривала его насквозь, потом долго не отзывалась на его крики. Это была их игра в водяного, хотя каждый раз Петр Иванович был не до конца уверен, что Машка откликнется.

Потом шли домой. Петр Иванович варил суп-кондей и учил Машку кухарить: кидал в кипяток все, что было в доме и росло в огороде: вермишель, картошку, капусту, репу; морковь, свеклу, лук, чеснок, зелень, крапиву, лебеду, яблоки ветхие, горсть ягод. Туда же разбивал три яйца. Варился кондей на свиной голяшке, либо на обрывке свиной же кожи, или за основу шла часть свиной башки. Короче говоря, Машка уплетала варево только так. А привезенный припас оставался почти нетронутым. Вечером Машка укладывала спать Полкана, рыжего старого кота, бессменного отца всех Муркиных детей. Петр Иванович смастерил для него тюфячок, одеялко. Машка укладывала старого кота на матрасик, покрывала попонкой и выпрастывала ему лапку поверх одеяла. Полкан вяло выбирал лапку. Машка снова выкладывала лапку поверх. Полкан опять прятал ее. Через некоторое время Машка своего добивалась – обессилевший Полкан засыпал с лапкой поверх одеяла.

Настал черед доставать гостинцы. Петр Иванович выложил на стол буханку бородинского, розоватое сало с прохилками, три банки килек пряного посола. От приятного занятия его отвлек непривычно крупный таракан, который дойдя до края стола, вдруг взял и полетел. Петр Иванович возмущенно проводил его взглядом.

– Это ладно. Насекомых мы ликвидируем, – решил он вслух. – Это я умею.

– А вот она не умеет! – поспешно выпалил Мишка. – Биолог, кандидат наук!.. Мало того, пять лет уборщицей ишачила, когда в отказе сидели! Все без толку!

Алка молчала, устало сгорбившись на табуретке, собираясь с силами.

– Алла, – не удержался Петр Иванович, – ты меня; вини, конечно, но детей твоих, Алла, надо лупить. Посмотри на себя: заморенная, как морская свинка. Куда же это к черту?.. Так ведь можно и ласты склеить непосредственно.

– Как-как? – оттопырил ухо Мишка, выдергивая – за ворота майки ручку. – «Ласты склеить»? – и записал на ладони, потому что Алка успела вовремя вырвать у него журнал мод.

– Помереть, в смысле, – кивнул Петр Иванович, а про себя подумал, что если дело пустить на самотек, то пожрать сегодня не придется.

– Аллочка, давай курячьи ножки в духовке зажарим, Духовка работает? – И, не дожидаясь ответа, вытянул духовки противень. Достал ножки – он их приметил, когда водку клал в холодильник для охлаждения. Отсчитал пять штук по количеству едоков.

– Почему так мало? – озабоченно спросил Пашка, неожиданно появившись на кухне. – Я много буду кушать, тебе разве мама не говорила?

– Не успела, – сказал Петр Иванович, посыпая курей незнакомыми приправами. – Перец где? Пашка отыскал перец.

– Ты, Павел, если в кендюх будешь харч кидать непосредственно, такой пупин отрастет, что башмаки зашнуровать не сможешь.

Но Пашка не отставал.

– Положи мне, Васин, пожалуйста, еще две ноги. Пожалуйста.

Мири оторвалась от комикса.

– Васин, не дай ему, пожалюйста, есть ноги. Он ест все наши шекели.

Петр Иванович удивился, с какой легкостью этот толстый и соплявка эта стали называть его на «ты» и «Васиным». Главное, почему-то не было обидно. Уж больно Пашка вежливо слова проносил. По-иностранному как-то, а у пигалицы вообще смешно получалось.

Петр Иванович положил на противень еще одну ногу.

– Всё. И чтоб без претензиев. У тебя родители не миллионеры. Машину взяли, квартиру купили, а ты еще жрешь, как потерпевший. Ясно?

– Спагеттей побольше, пожалуйста, – твердил свое Пашка. – Если в шкафу не имеется, у нас есть резерв. Мама, где у нас резерв?

– Не трог мать! – Петр Иванович укорненно покачал головой, но полпачки макарон все же дозасунул в кипящую кастрюлю. – Всё.

Но Пашка продолжал нависать над кастрюлей.

– Я смолоду тоже здоров был жрать, – сказал Петр Иванович, помешивая макароны. – В войну пацаном наголодался… У нас в деревне немцы стояли. Охотиться любили. А зайцев несмотря почему-то не ели. Повар у них Макс в нашей бе поселился. Сварит ведро супа перлового и на помойку волочит – солдаты, мол, с зайчатиной жрать отказываются. А мне мигнет. А вместо, чем на землю, мне в кастрюлю перельет. Потом узнали – за Можай Макса загнали.

– Зачем?

– За суп. За то, что меня с матерью тишком подкармливал. Не положено. А вообще у нас немцы были люди, как люди. Матушка моя, если б грамотная была, ушла бы с ними. У нас много с немцами ушло…

– Врешь! – крикнул Пашка.

– Рад бы, Павел, поднаврать малку, только это голая правда.

– Павел, немедленно винись перед Петром Ивановичем – взвгнула Алка.

• Предыдущая
• 5/15
• Следующая