Хлеб с ветчиной - Буковски Чарльз - Страница 6
- Предыдущая
- 6/60
- Следующая
Но мой день настал. Я был высок, силен и чувствовал себя на площадке уверенно. Я не верил, что был так уж плох, каким меня считали окружающие. Лупил я теперь не только с бешеной силой, но и с расчетом. Я знал, что во мне есть много энергии и, со слов окружающих, ебанутости. Действительно, что-то такое я чувствовал внутри себя. Возможно, это было всего лишь окаменевшее говно, но все же это было больше, чем имели мои недруги. Я стоял с битой наизготовку.
— Эй, смотрите — КОРОЛЬ МАЗИЛА! МИСТЕР МЕЛЬНИЦА!
Бросок. И я ударил. Я чувствовал, что бита пошла так, как я того хотел. Очень давно хотел. Мяч взмыл вверх и еще ВЫШЕ, в сторону левого поля, высоко над головой левого защитника. Его имя было Дон Брубакер, и он стоял и просто смотрел, как мяч пролетает над его головой. Казалось, что он уже никогда не вернется на Землю. Брубакер очнулся и побежал за мячом. Он очень хотел, чтобы я вылетел. Но теперь он был бессилен, он не догнал его. Мяч приземлился и откатился на площадку, где играли пятиклассники. Легко и непринужденно я побежал на первую базу, наступил на тег, окинул взглядом бейсмэна и потрусил на вторую. Отметившись на второй, я направился к третьей. На третьей стоял Дэвид, я проигнорировал его, наступил на тег и вернулся в дом. Такого еще не было, чтобы первоклашка с одной подачи взял все три базы! Я стоял, помахивая битой, и слышал, как один из игроков — Ирвин Боун — сказал капитану — Стэнли Гринбергу:
— Давай возьмем его в сборную.
(Сборная сражалась с командами из других школ).
— Нет, — ответил Стэнли.
И он был прав. Никогда больше я не повторил такого удара, в основном я гонял ветер. Но они всегда помнили мой удар и ненавидели меня. Это была ненависть высшего порядка, потому что они до конца не понимали — ЗА ЧТО.
С футболом было и того хуже. Я не мог ловить мяч и, тем более, пасовать или делать броски, но я вклинивался в каждую игру. Однажды игрок с мячом пробегал мимо меня, я схватил его за ворот рубашки и швырнул на землю. Когда он попытался подняться, я снова сшиб его. Не нравился он мне. Это был тот хмырь с набриолиненной башкой и волосней в ноздрях. Подошел Стэнли Гринберг — самый крупный из нас. Если бы он захотел, он убил бы меня одним ударом. Наш вожак. Его слово было закон.
— Ты не врубаешься в правила. Больше не играешь.
Меня отправили играть в волейбол. Пришлось присоединиться к Давиду и еще нескольким доходягам и тупицам. Это была скверная компания. Они верещали, орали и нервничали. Но выбора не было. Нормальные парни играли в футбол. И я хотел играть в футбол. Немножко тренировки — вот все, что мне требовалось. Волейбол был моим позором. Игра девчонок. И я вовсе перестал участвовать в играх. Теперь я просто стоял в центре стадиона, где никто ни во что не играл. Я был единственный отщепенец и простоял так обе спортивные сессии.
Однажды, когда я торчал в центре стадиона, мне в голову угодил мяч. Удар был мощный, и я рухнул на землю. Сразу подняться не удалось — голова гудела и кружилась. Они обступили меня, шушукаясь и хихикая.
— Ой, смотрите. Генри упал в обморок. Прямо как баба! Эй, посмотрите на Генри!
Я поднялся, несмотря на то что все кружилось у меня перед глазами — земля, небо, солнце. Они не расходились. Небо продолжало раскачиваться. Я чувствовал себя посаженным в клетку для всеобщего обозрения. Со всех сторон на меня пялились глаза, мелькали рожи, носы и хохочущие рты. Все было подстроено, они сговорились оглушить меня футбольным мячом. И это было несправедливо.
— Кто бросил мяч? — спросил я.
— Ты хочешь знать, кто тебя свалил?
— Да.
— И что ты сделаешь?
Я не ответил.
— Билли Шеррил, — выкрикнул кто-то.
Билли — жирный здоровяк — в общем-то неплохой парень, лучше многих, но все равно — он был одним из них. Я направился к обидчику. Билли стоял и ждал. Когда я подошел, он ударил. Я почти ничего не почувствовал и ответил ударом в левое ухо, а когда он схватился за него, то нанес удар в живот. Билли упал и не поднимался.
— Давай, Билли, вставай и врежь ему, — приказал Стэнли Гринберг, поднял толстяка с земли и толкнул на меня.
Я встретил его ударом в зубы. Билли закрыл лицо обеими руками и отвалил.
— Ну ладно, — сказал Стэнли, — тогда я за него!
Толпа возликовала. Я решил, что нужно бежать. Умирать не хотелось. Но тут появился учитель.
— Что здесь происходит? — спросил мистер Халл.
— Генри избил Билли, — сказал Стэнли Гринберг.
— Это правда, ребята? — обратился к толпе мистер Халл.
— Да, да, — подтвердили все.
Мистер Халл схватил меня за ухо и поволок к директору Он усадил меня на стул перед пустующим столом, постучался в дверь директорского кабинета и вошел. Через некоторое время он вышел и, даже не взглянув на меня, удалился. Прошло минут пять или десять перед тем, как появился директор и сел напротив меня. Это был солидный мужчина с копной белых волос, вместо галстука у него была голубая бабочка. Он выглядел как настоящий джентльмен. Звали его мистер Кнокс. Мистер Кнокс скрестил руки на груди и стал молча смотреть на меня. После такой выходки у меня появилось сомнение в том, что он джентльмен. Похоже, директору тоже хотелось унизить меня, поиздеваться, как и всем остальным.
— Ну, — разродился он наконец, — расскажи мне, что произошло.
— Ничего не произошло.
— Ты избил Билли Шеррила. Его родители захотят узнать, за что.
Я не ответил.
— Ты думаешь, что можешь распускать руки, как только тебе что-нибудь не понравится?
— Нет.
— Тогда почему ты делаешь это?
Я промолчал.
— Ты считаешь себя лучше других ребят?
— Нет.
Мистер Кнокс держал в руках большой нож для вскрытия писем и водил им взад-вперед но зеленому войлочному покрытию стола. Перед ним стояла огромная чернильница и пенал с четырьмя ручками. Я гадал, будет ли он бить меня.
— Тогда почему ты так поступаешь?
Молчание. Нож проследовал вперед-назад. Зазвонил телефон. Он снял трубку.
— Алло? О, миссис Курби? Что он? Что-что? Не можете навести порядок? Послушайте, я сейчас занят. Хорошо. Я перезвоню, как освобожусь…
Директор повесил трубку, одной рукой отбросил белую прядь волос, упавшую на глаза, и снова посмотрел на меня.
— Почему ты причиняешь мне столько хлопот?
Вопрос остался без ответа.
— Ты думаешь, что ты крутой, да?
Я упорно молчал.
— Крутой пацан, так?
Над столом мистера Кнокса закружила муха. На мгновение она зависла над зеленой чернильницей, потом села на ее черную крышку и принялась потирать свои крылья.
— Отлично, малыш. Ты крутой, и я крутой. Давай пожмем друг другу руки.
Я не считал себя крутым и руки ему не подал.
— Ну, дай мне руку.
Я протянул, он взял и слегка потряс. Затем посмотрел на меня. Глаза у него были светло-голубые, светлее, чем его голубая бабочка. Они были почти прекрасны. Он продолжал смотреть на меня, удерживая мою руку. И тут я почувствовал, что рукопожатие становится крепче.
— Я хочу поздравить тебя, как крутой крутого.
Рукопожатие стало еще крепче.
— Как ты считаешь, я — крутой парень?
Я крепился и молчал.
Он сдавливал мои пальцы все крепче и крепче. Я чувствовал, как кость одного пальца, словно лезвие бритвы, впивается в плоть другого. Перед глазами поплыли красные звезды.
— Ну, что скажешь? Крутой я парень?
— Я убью тебя, — выдавил я.
— Что ты сделаешь? — слегка удивился мистер Кнокс и усилил давление. Рука у него была как тиски.
Я отчетливо видел каждую пору на его лице.
— Крутые пацаны не ноют, правда?
Я больше не мог видеть его солидной физиономии и уронил голову на стол.
— Я крутой? — задал свой вопрос мистер Кнокс и подкрутил тиски.
Мне хотелось заорать, но я сдерживал себя изо всех сил, чтобы никто в школе не мог услышать моих воплей.
— Крутой?
Я тянул до последнего. Мне было противно, ненавистно выговорить это, но я сказал:
— Да.
- Предыдущая
- 6/60
- Следующая
