У нас всегда будет Париж - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 21
- Предыдущая
- 21/31
- Следующая
Тогда она спросила:
— Хочешь сказать «да, я согласен»?
Он кивнул; она этого не увидела, но почувствовала.
Лежа каждый на своей подушке, они долго смотрели в потолок.
— Как бы нам вернуть все назад? — спросила она. — Надо же, какая глупость. Будто мы с тобой не знали, как это бывает у других. Прекрасно видели, как близость убивает дружбу, но нас это не остановило. Какие будут мысли? Что нам теперь делать?
— Выбраться из постели, — сказал он, — и по-быстрому приготовить завтрак.
— Это не выход, — ответила она. — Полежим тихо — может, что-нибудь придумаем.
— Я от голода извелся, — запротестовал он.
— А я, можно подумать, не извелась! Я еще больше извелась. В ожидании ответа.
— И что ты предлагаешь? А это что за звуки?
— Кажется, я заплакала. Какая нелепая потеря. Да, я плачу.
Прошло еще немало времени; он зашевелился.
— У меня созрела безумная мысль, — сказал он.
— Какая?
— Если мы и дальше будем лежать на подушках, пялиться в потолок, сравнивать последний час, последнюю неделю и последний год, рассуждать, как мы дошли до такого состояния, — ответ, вполне возможно, найдется сам собой.
— Каким образом?
— Надо придать интиму обратный ход.
— Это как?
— Очень просто. Интимные разговоры обычно ведутся поздно вечером, а порой и за полночь. Между мужем и женой, между влюбленными. А в нашем случае нужно пройти обратный путь. Если мы оглянемся на десять часов вчерашнего вечера, потом на шесть, потом на двенадцать дня — может, и сотрем все, что натворили. Включим обратный ход — и все.
Она выдавила слабый смешок.
— Что ж, давай попробуем, — сказала она. — Что для этого нужно сделать?
— Лечь на спину, голову — на подушку, расслабиться и, глядя в потолок, начать беседу.
— С чего начнем?
— Закрой глаза и говори, что на ум придет.
— Только не про эту ночь, — сказала она. — Если мы на ней зациклимся, то увязнем еще больше.
— Не касайся последнего часа, — предложил он, — в крайнем случае, его можно вскользь упомянуть, а потом перейти к началу вечера.
Закрыв глаза и вытянув руки вдоль туловища, она сжала кулаки.
— По-моему, виной всему эти свечи, — произнесла она.
— Какие еще свечи?
— Напрасно я их купила. Напрасно зажгла. У нас с тобой впервые был ужин при свечах. А вдобавок шампанское вместо пива — это большая ошибка.
— Ужин при свечах, — повторил он. — Шампанское. Да, в самом деле.
— Время было позднее. Обычно ты так долго не засиживался. Мы расставались, а с утра пораньше шли на корт или в библиотеку. Но ты задержался дольше обычного, и мы открыли вторую бутылку шампанского.
— Больше никаких вторых бутылок, — сказал он.
— Свечи — в помойку, — продолжила она. — Но скажи, пожалуйста, каков был прошедший год?
— Супер, — ответил он. — У меня никогда не было такого приятного общества, такой теплой компании.
— У меня тоже, — сказала она. — Кстати, где мы познакомились?
— А то ты не знаешь! В библиотеке. Я целую неделю смотрел, как ты бродишь вдоль стеллажей — чуть ли не каждый день. Было такое впечатление, будто ты что-то искала. Причем не книгу.
— Может, и так, — согласилась она. — Может, я искала тебя. Ты подсматривал, как я бродила вдоль стеллажей, а я подсматривала, как ты штудировал книжки. Первая фраза, с которой ты ко мне обратился, звучала так: «Вам нравится Джейн Остин?» Совершенно не мужской вопрос. Мужчины обычно не читают Джейн Остин, а если читают, то никогда в этом не признаются и уж тем более не используют ее в качестве приманки.
— Никто и не собирался ловить тебя на крючок, — сказал он. — Просто мне показалось: вот идет любительница Джейн Остин, а может, даже Эдит Уортон. Вопрос был вполне естественный.
— С этого момента, — сказал она, — все и закрутилось. Помню, мы вместе пошли вдоль стеллажей, и ты снял с полки редкое издание Эдгара По, чтобы мне показать. Я всегда была довольно равнодушна к Эдгару По, но ты так его нахваливал, что совершенно меня покорил. На другой же день я начала читать этого мизантропа.
— Вот видишь, — сказал он. — Джейн Остин, Эдит Уортон, Эдгар По. Вполне подходящие имена для интеллигентного общества.
— А потом ты спросил, играю ли я в теннис, и я сказала «да». Ты сказал, что предпочитаешь бадминтон, но со мной готов и в теннис играть. Мы начали ходить на корт, это было такое удовольствие… Думаю, на этой неделе у нас была еще одна ошибка: мы впервые встали с тобой вдвоем против другой пары.
— Точно, это непростительная ошибка. Пока мы сражались друг против друга, у нас и в мыслях не было никаких ужинов с шампанским при свечах. Может, я слегка преувеличиваю, но мои вечные проигрыши как-то мешали нашему сближению.
Она тихо посмеялась.
— Что ж, тогда и я скажу. Когда мы с тобой вчера победили в паре, я почти сразу побежала в магазин и купила свечи.
— Надо же, — удивился он.
— Вот так-то, — сказала она. — Странная штука жизнь, верно? — Глядя в потолок, она помолчала. — Приближаемся?
— Куда?
— К тому моменту, с которого все началось. Год назад, месяц назад, неделю назад. Я склоняюсь к последнему.
— Давай дальше, — попросил он.
— Нет, теперь ты, — сказала она. — Не отмалчивайся.
— Ну ладно. Помню, как мы с тобой ездили в теннисный клуб и обратно. Ночевать не остались ни разу. Нам просто было в кайф мчаться в открытой машине, вдоль моря, с ветерком; я в жизни столько не смеялся.
— Да, — протянула она. — Это тоже существенно, правда? Когда начинаешь перебирать в уме своих знакомых и разные события, смешное вспоминается в первую очередь. А мы с тобой хохотали до упаду.
— А еще ты ходила на мои лекции и ни разу не заснула.
— Как можно? Ты блестящий оратор!
— Не преувеличивай, — сказал он. — Гений — возможно, но не блестящий оратор.
Она еще раз посмеялась.
— В последнее время ты чрезмерно увлекался Бернардом Шоу.
— А что, заметно?
— Еще как, но я не против. Хоть гений, хоть оратор, но в аудитории ты просто неподражаем.
— Как ты считаешь, мы продвигаемся? — спросил он.
— По-моему, приблизились вплотную, — сказала она. — Меня, можно сказать, отбросило на полгода назад. Если будем продолжать в том же духе, вернемся в прошлое на целый год. И тогда все, что между нами было сегодня, покажется не более чем яркой, милой и глупой игрой воображения.
— Красиво говоришь, — заметил он. — Давай дальше.
— И еще вот что, — продолжила она. — Сколько мы с тобой путешествовали — завтрак на взморье, обед в горах, ужин в Палм-Спрингс, — но к полуночи всегда возвращались домой: ты высаживал меня у дверей и ехал к себе.
— Совершенно верно. Отличные были поездки. Ну ладно, — сказал он, — а теперь-то какие у тебя ощущения?
— Мысленно я там, — ответила она. — Хорошая была задумка — включить обратный ход.
— Мысленно ты опять в библиотеке, бродишь туда-сюда в одиночку?
— Да.
— Скоро я к тебе присоединюсь, — сказал он. — Только уточним один момент.
— Какой?
— Завтра в двенадцать у нас теннис, но на этот раз мы сыграем одиночную игру, как прежде: я выиграю, а ты продуешь.
— Откуда такая уверенность? В двенадцать. Теннис. Как прежде. А больше ничего не хочешь?
— Если продуешь — с тебя пиво, не забудь.
— Пиво, — повторила она. — Ладно. Что еще? Или мы уже друзья?
— В каком смысле?
— Ну, мы с тобой друзья?
— Конечно.
— Вот и славно. Что-то я устала, в сон клонит, но мне полегчало.
— И мне, — сказал он.
— Тогда голову на свою подушку — и отбой, но у меня к тебе одна просьба.
— Какая?
— Можно взять тебя за руку? Просто так.
— Конечно можно.
— А то меня преследует ужасное ощущение, — объяснила она, — будто кровать завертится и тебя сбросит, а я проснусь и увижу, что мы не держимся за руки.
— А ты держись крепче, — посоветовал он.
Его ладонь нашла ее руку. Оба лежали навытяжку, не двигаясь.
- Предыдущая
- 21/31
- Следующая
