Мансарда на углу Бейкер-стрит - Биргер Алексей Борисович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/26
• Следующая

— Так куда мы едем? — опять полюбопытствовал Ванька.

— Увидите, — повторила Сьюзен. — В один колледж. В одну лабораторию. Тут совсем недалеко.

Мы примолкли. И поняли, что дальнейшие вопросы задавать бессмысленно, и воспользовались этой поездкой, чтобы посмотреть на еще незнакомые нам улицы.

Ехали мы и правда совсем недолго. Очень скоро Сьюзен зарулила машину на стоянку перед мрачноватым, как нам показалось, зданием, и бросила нам:

— Пошли.

Мы прошли вслед за ней в здание — по движению людей, в белых халатах и без, мы поняли, что это какое-то научное учреждение или госпиталь — и, после нескольких коридоров, оказались в помещении, больше всего похожем на биохимическую лабораторию. Мы все время оглядывались: думали, нас вот-вот остановят. Но на нас никто и не глядел, будто раз мы здесь находимся, значит, так и надо.

Сьюзен подвела нас к стене, на которой была привинчена большая и очень красивая мемориальная доска.

— Читайте, — сказала она. — Вашего английского на это хватит?

И мы прочли надпись, вырезанную изящными крупными буквами:

— Ух ты! — воскликнули мы, совершенно ошеломленные, растерянно оглядываясь по сторонам. — Это и в самом деле было здесь?

— Именно здесь, — улыбнулась Сьюзен. — Вот и посудите: установили бы мемориальную доску, если бы этого не было на самом деле?

— Погодите! — сказал я. — Так это та самая «химическая лаборатория при больнице близ Холборна»?

— Она самая, — широко улыбнулась Сьюзен.

Мы с Ванькой в восхищении озирались вокруг. Это действительно было «величественное просторное помещение», но его «многочисленные широкие столы» были заставлены не «колбами, ретортами и бунзеновскими горелками», а более современной аппаратурой. Хотя сами столы выглядели находящимися здесь испокон веку, этим суровым крепким столам могло быть и сто, и двести лет. Представить себе, что за одним из этих столов и работал Шерлок Холмс, над одним из «самых отдаленных» от входа столов он и «был склонен», когда в лабораторию вошли доктор Ватсон и молодой Стэмфорд — представить это было совсем не трудно.

Что тебе сказать? Мы вышли потрясенные как никогда. Увидеть место, с которого все началось — это, знаешь…

— Well, — сказала Сьюзен. — Теперь в зоопарк?

Мы закивали. Возможно, не слишком энергично после всего, что мы увидели сегодня, даже поход в зоопарк казался нам чем-то бледным и не очень соблазнительным.

Но в зоопарке мы быстро встряхнулись. Лондонский зоопарк — это вещь! Я не буду тебе рассказывать, я посылаю тебе фотографии. Мы с Ванькой забыли, разумеется, прихватить наш фотоаппарат, но фотоаппарат был у Сьюзен, и она отщелкала целую пленку, а потом сразу сдала пленку в одночасовую проявку, и через час мы получили фотографии. Сама видишь, там и мы с Ванькой на фоне льва, и на фоне газелей и антилоп, и в обезьяньем отделении, и еще мы с серебряными воздушными шарами и с клоунами, которые приветствуют на входе и выходе, и еще мы в открытом кафе при зоопарке, из которого открывается такой чудесный вид на его аллеи, а то, что стоит передо мной и перед Ванькой — это не какие-нибудь фантастические цветы или блюдо из экзотических фруктов, это мороженое — да-да, мороженое, которое там так оформляют и подают, и мороженого можно выбрать больше пятидесяти видов — и то, что у Ваньки кончик носа, губы и подбородок белые, коричневые и зеленые, так это он мороженым перепачкался, так его наворачивал, а вовсе не клоунским гримом его мазанули (мы так и не поняли до конца, с каким фруктом делается мороженое зеленого цвета, но вкусное оно безумно, как, впрочем, и шарики других цветов). А вот мы с рыжеволосой девочкой (у многих англичанок волосы такого же рыжеватого отлива, как у Сьюзен, которая есть на другой фотографии, это нас всех втроем Алиса с ее папой щелкнули), и зовут эту девочку Алиса, и это отдельная история, как мы познакомились.

Мы расспрашивали Сьюзен о ее работе в биологическом центре, и как они тут, в Англии, занимаются заповедниками, и Сьюзен с большой охотой нам рассказывала, и, похоже, ей было с нами совсем не скучно, но в какой-то момент возникла заминка.

— Не знаю, как это объяснить, — вздохнула Сьюзен. — Моего русского не хватает.

— Speak English, please, — предложил Ванька. — Заодно мы и в языке еще малость поднатаскаемся.

Но тут к нам обратился мужчина, стоявший рядом с нами и тоже рассматривавший слонов. Мужчина, высокий и плотный (не сказать, что полноватый, но без английской худощавости), был с рыжеволосой девочкой приблизительно нашего с тобой возраста — это и была Алиса.

— Если хотите, я могу немножко выступить в роли переводчика, — сказал он по-русски, очень чисто и тщательно выговаривая каждое слово. — Я неплохо знаю этот язык.

— О, спасибо вам! — воскликнула Сьюзен. И заговорила быстро-быстро, как англичане говорят между собой, мы с Ванькой только и выхватывали отдельные слова, вроде «плэнт» — «растение», «энимал» — «животное», «кэрнивэс» — «плотоядное», и знакомые глаголы.

— В общем, так, — с улыбкой повернулся к нам мужчина. — Сьюзен занимается теми редкими образчиками живой природы, которые являются как бы переходными формами между растениями и животными…

— Да, точно! — очень обрадованно закивала Сьюзен. — Переходные формы, вот как это называется!

Скажем, некоторые из этих видов могут объединяться в колонии, — продолжал мужчина, — и, вырабатывая, как растения, кислород, одновременно с этим питаться как простейшие животные. Как амебы, скажем… Я правильно перевожу? — повернулся он к Сьюзен.

— Кажется, да. — Сьюзен напряженно вслушивалась и хмурилась.

— Да мы знаем про таких животных! — сказал Ванька. — То есть не животных, а, эти самые, переходные формы. Они очень важны, потому что по ним можно попробовать догадаться, как из растений произошли животные. Точно так же, как на некоторых видах рыб можно изучать, как постепенно животные вышли из воды на сушу и как у них появились легкие!

— Я гляжу, вы сведущи в биологии, — с улыбкой сказал мужчина.

— Еще бы! — ответил я. — Ведь наш отец — биолог и глава крупного заповедника. Поэтому, можно сказать, мы с рождения учились!

— Глава заповедника, вот как? Это очень интересно! — И он заговорил с дочкой по-английски. Потом повернулся к нам. — Да, познакомьтесь, это моя дочка, Алиса.

Мы представились, и девочка чуть присела. Это, кажется, книксен называется — ну, легкий такой у нее получился книксен.

— Может, дальше мы пойдем вместе? Раз вы так хорошо знаете биологию, то сможете ответить на все наши вопросы о животных, ведь вопросы вечно возникают! — предложил мужчина. — Да, я-то сам не представился, ужас какой! — Он рассмеялся, и его лицо сделалось совсем добродушным. До этого сквозь добродушие проступала то ли строгость, то ли серьезность, и он даже показался мне чем-то похожим на стальную дверь, обтянутую красивой мягкой кожей с поролоновой прокладкой: на ощупь такая ласковая и приятная, а попробуй взломай или врежься в нее. — Меня зовут Флетчер, мистер Бенджамен Флетчер. Вы, ребята, можете называть меня «дядя Бен» — так, кажется, обращаются ко взрослым в России?

— А вы очень хорошо знаете русский язык, — сказал Ванька. — Где это вы так научились?

— Я в Москве успел поработать, и в посольстве сперва, и… в разных, в общем, организациях, после дипломатической службы, — ответил мистер Флетчер, он же «дядя Бен». — А вы тоже говорите по-русски очень неплохо, — обратился он к Сьюзен. — Вы были в Москве?

— О, нет! — рассмеялась она. — Я… Как это? Я делала свою работу… Диплом, по-русски, да?.. То есть выпускалась из университета и хотела — готовилась, да — стать бакалавром. — Она перешла на английский, но говорила очень медленно и внятно, попроще строя фразы, чтобы нам было понятно каждое слово. — Я все время интересовалась переходными формами, как растения превращаются в животных и птиц, как из одной клетки, плававшей в море, мог произойти доисторический ящер, как может дальше происходить все развитие. И я не могла не изучать историю этого вопроса, потому что надо хорошо знать работы ученых разных эпох, и даже средневековых алхимиков, которые учили, что жизнь может самозарождаться из грязи… Они ошибались, конечно, эти алхимики, но при этом сделали много интересных открытий и ценных наблюдений… И, разумеется, я не могла не изучать знаменитого французского ученого Ламарка, который утверждал, что формы жизни вечно меняются, переходят одна в другую, и ни одна не существует долго, с точки зрения Бога и вечности. И что человек тоже просуществует очень недолго, а что придет ему на смену, мы не знаем. А у вас есть такой великий поэт, Мандельштам, который очень популярен в Англии. Не знаю, как сейчас в России. Но в Англии его стихи издавали много раз, в разных переводах. И у него есть замечательные стихи про Ламарка. Да, замечательные, и очень точные, с научной точки зрения. Их необходимо было как следует знать, необходимо было как следует их понять, чтобы понять вопрос во всем объеме. Я прочла много переводов, и очень хорошие переводы читала, но ни один из них меня не устраивал. И я поняла, что мне надо прочесть стихи в оригинале, на их родном языке, чтобы ничего не упустить.

• Предыдущая
• 11/26
• Следующая